Собачья работа - Романова Галина Львовна - Страница 21

— Держу пари, что стоит мне передать эти слова панне Ярославе, и она примчится сюда в тот же час, даже не переодев платья! — захохотал Тодор Хаш.

Витолд вдруг бросил на меня быстрый взгляд:

— Дайна, вы не могли бы ненадолго оставить нас одних? В присутствии Тодора мне ничего не угрожает, поверьте!

— Да-да, оставьте нас одних! — добавил Тодор, сопроводив свои слова резким взмахом руки в сторону двери.

Вот так! Опять со мной обращаются, как с собакой! Но вообще кто я такая? Просто телохранитель, честно выполняющий свою работу. Что мне оставалось делать? Коротко отдала салют, развернулась на деревяшке и ушла.

Не знаю почему, но настроение оказалось испорчено напрочь. И не только из-за того, что меня выставил за дверь «рыцарёнок». Вспомнились странные взгляды Витолда, когда его приятель заговорил про эту неведомую мне панну Ярославу. Она княгиня или шляхтенка? В родстве с князьями Пустопольскими или нет? Не все ли равно? Важнее другое — она наверняка невеста моего подопечного, но бегающие глазки и явное смущение подсказывали, что князь не в восторге от перспективы стать женатым. Как, впрочем, и большинство знакомых мне мужчин. В пехоте много говорили про женщин, даже не особо стесняясь присутствия одной из них. Многие пехотинцы оставили дома жен и детей, но это не мешало им относиться к другим женщинам как к говорящим вещам — попользовался и бросил. Интересно, а что думает по этому поводу сам Витолд?

Впрочем, почему это меня должно волновать? Не на мне же он собрался жениться!

В поисках утешения ушла куда подальше. Выбралась из замка, свернула в уже знакомый закуток, где никто не мог помешать немного отвлечься…

И поняла, что сегодня поупражняться не получится, ибо мое местечко заняли.

Девочка сидела на полешке, обхватив колени руками, и казалась такой несчастной, что я напрочь забыла о своих собственных проблемах. Тихо подошла, пристроилась рядом.

— Что случилось?

Агнешка судорожно, со всхлипом вздохнула:

— Он приехал…

— Кто? — спросила я, уже догадываясь об ответе.

— Тодор.

— А он тебе не нравится?

— Терпеть его не могу! Он вредный! И злой!

— С чего ты взяла? По-моему, он искренне любит твоего брата, — я вспомнила двух хохочущих мужчин, сжимающих друг друга в дружеских объятиях.

— Витолда? Его все любят, он хороший и добрый, — улыбнулась девочка. — Мой папа погиб на войне. Он ушел воевать, когда я только-только родилась, я его и не помню совсем, хотя маме вру, что помню, как он брал меня на руки. Витолд меня вырастил. Он меня на плечах катал, как на лошадке, когда я была маленькой. Играл со мной. В студию пускал, — она вздохнула. — Однажды я ему там что-то разбила, а он не рассердился.

— Что разбила?

— Статуэтку. Я маленькая была… А он все равно меня пускал в студию. Это в другом доме было, где мы жили во время войны. И здесь тоже, когда вернулись. А Тодор совсем не такой. Он любит только себя, хотя называет меня своей маленькой леди. Я его боюсь.

— Не бойся! — сказала я. — Все будет хорошо.

— Правда? — Девочка подняла ясные глаза. — Слушай, а ты мне нравишься!

Ее непосредственность вызывала лишь улыбку. До сегодняшнего момента как-то не приходилось мне разговаривать с детьми — сестренки не в счет, да и давно это было. Дети войны — маленькие забитые озлобыши, забывшие, как надо смеяться. Они вызывали жалость, гнев, а иногда и презрение. Дети после войны вслед за родителями презирали и жалели уже меня — с одной-то ногой. Я давно не видела таких детей — чистых, восторженных. Каким-то образом война, перепахавшая мою жизнь и испортившая судьбы многих и многих, обошла девочку стороной. Где она жила?

— Где вы жили, пока не вернулись в этот замок?

— Далеко, — пожала плечами Агнешка. — У маминых дальних родственников. Папа отправил нас — маму, меня и брата — подальше от войны. Там было хорошо, — она испустила мечтательный вздох. — Лес, озеро, горы…

— Вы жили в горах?

— Не-а. Горы были вдалеке, за деревьями. Такие сине-зеленые. До них нужно было два или три дня пешком идти.

Предгорья… Далеко они забрались.

— А почему с вами поехал его сиятельство? Он же не маленький мальчик…

— Мама сказала, что нас должен был кто-то защищать! Так решил папа.

— И что же, вас действительно некому было защитить?

— Конечно нет! Все же воевать ушли. Там только несколько человек оставалось, в смысле, из стражи. И Витолд. А как война закончилась, мы сюда вернулись.

— А милсдарь Генрих Хаш? — вспомнила я графского воспитателя. — Он где был?

— На войне, где же еще? А расскажи про войну?

Глаза ребенка горели ярким огнем. Девочка в самом деле не знала, что такое война, и мне было жаль ее разочаровывать.

— Это не самое худшее, что может случиться, но… Знаешь, мне не хочется об этом говорить.

— Это потому, что там убивают, да? — посерьезнела девчушка.

— Убивают, — кивнула я. — И ты тоже убиваешь.

— А как это? — Она вцепилась мне в руку всеми десятью пальцами.

— Страшно, — помолчав, призналась я. — Особенно в первый раз.

— А это страшнее пауков? — выдохнула Агнешка.

— Нет, — призналась честно. — Я пауков не боюсь. Совсем.

На меня таращились, как на пришельца из иного мира. Как же! Она не боится пауков!

— А ты оборотней боишься? — неожиданно прозвучал вопрос.

— Что? Каких оборотней?

— А вот таких! Ты никому не скажешь?

— Честное-благородное! — вспомнила я детскую клятву.

— Возле замка бродит оборотень!

— Откуда ты взяла?

Агнешка воровато оглянулась по сторонам, поманила меня пальцем и страшным голосом доложила:

— Я подслушивала.

— Ого!

Я покачала головой. Как ни странно, эта новость объясняла появление в замке двух «ястребов» — с оборотнем абы кто не справится. Правда, насколько я успела узнать, тут неподалеку находилось одно из Гнезд ордена Орла. Можно было бы послать гонца туда. Почему этого не сделали? Впрочем, меня это не должно волновать — не оборотень же пытался убить Витолда из арбалета! И не он бил его чем-то тяжелым по голове. Но над этим тоже стоило подумать.

В тот день пришлось некоторое время ждать, пока Тодор Хаш не уйдет от своего друга, но это было лишь начало. Князю рекомендовали постельный режим, и он должен был дни и ночи проводить в своей комнате, не вставая с постели. Но его покои отнюдь не пустовали — дверь постоянно хлопала, кто-то входил и выходил. То пани Эльбета навещала пасынка, то скрывалась от учителей непоседливая Агнешка, то госпожа Мариша заглядывала к своему любимцу, то приходил осматривать рану старый целитель, а то и пани Бедвира являлась досаждать ему своими разговорами и кокетством. Вместе с нею часто приходил пан Матиуш. Витолд со всеми был одинаково доброжелателен и радовался тому, что его навещают «в заточении».

Лично меня такое положение дел не слишком устраивало. С утра и до вечера приходилось слоняться по коридору, выжидая, пока мой подопечный останется один. Ибо почти все считали нужным выставить настырного телохранителя за порог. А ведь среди посетителей мог быть тот, кто ударил князя по голове и столкнул с лестницы. Тот, по чьему приказу в Витолда стреляли из арбалета. Тот, кто желал его смерти…

Чтобы как-то компенсировать свое вынужденное сидение в коридоре, я, как сторожевая собака, начала внимательно осматривать каждого, кто входил к моему подопечному. Госпожа Мариша и мастер Лелуш относились к этому с пониманием, Агнешка была в восторге, хихикала и пыталась щекотать меня в ответ. Княгиня Эльбета лишь осуждающе покачала головой. Зато возмущению остальных не было предела.

— Я не позволю, чтобы меня так унижала какая-то обозная девка! — завопила пани Бедвира, стоило мне подступить к ней с попыткой обыска.

— Я выполняю свою работу, милостивая пани, — ответила ей.

— Работу? Шарить у меня под юбкой — это твоя работа?

— Мне просто нужно убедиться, что вы не принесли оружия.