Время Тьмы - Хэмбли Барбара - Страница 46

Вокруг сгустилась ночь. Ингольд согнул руки, тусклая тень в плаще на фоне далекого блеска огней в лагере. От земли поднималась полупрозрачная дымка, звуки и запахи лагеря померкли за ними; у Руди было чувство уединенности в сыром холодном мире небытия, словно он часами стоял тут на коленях во влажной траве, борясь с каким-то ужасным ангелом.

И он победил. Его душа почувствовала легкость и пустоту без триумфа или беспокойства, так, словно он мог парить по ветру.

Ингольд улыбнулся и стал всего лишь маленьким человеком в обносках, в грязной и порыжевшей коричневой мантии.

– Вот, – сказал он дружелюбно, – это то, что я ожидаю от тебя все это время. Даже когда тебе все это надоест, ты устанешь и будешь голоден, когда ты испугаешься того, что я велю тебе делать, когда ты будешь думать, что это опасно или невозможно, когда ты будешь зол на меня за вмешательство в твою личную жизнь. Ты всегда будешь делать все, что можешь, ибо только ты понимаешь, что это такое. Да поможет тебе Бог! – Он встал, отряхивая сырую траву и ветки со своей грубой мантии. – А теперь возвращайся в лагерь, – сказал он. – Ты еще должен отстоять свою сторожевую смену.

Холодный ветер пронизывал предгорья, завывая в ущельях, окружавших лагерь беглецов, вытянувшийся вдоль дороги, маленький костер Руди и запускал холодные пальцы через плащ, тунику и тело, пронизывая до костей. Начали падать первые тяжелые, рыхлые хлопья снега.

Альда не пришла.

Руди знал, почему, и жалел. То, что случилось прошлой ночью, все изменило между ними. Это было безвозвратно; если она не была его любовницей, она больше не могла быть и его другом. И, как хорошая дочь Церкви, она не стала бы женщиной колдуна.

Ему будет не хватать Минальды. Он испытывал мучительное одиночество, потребность в ее присутствии, в звуке ее мягкого голоса. Он чувствовал, что потерял ее, что стал ей чужим. Обнаружив в себе магические способности, он отрезал себя от всякой надежды на общение с теми, кто не понимал его призвания. Даже когда он покинет полный опасностей мир Тьмы и вернется в электрические джунгли Южной Калифорнии, Руди знал, что ему и там придется несладко.

Ветер обжигал его лицо, принося вместе со снегом волчий вой. Позади Руди чувствовал погружающийся в сон лагерь и бесконечную дорогу за ним вниз по предгорьям и на равнинах, отмеченную по бокам рваной цепью сторожевых костров.

Он вспомнил вечерний разговор с Ингольдом, пытаясь воскресить в памяти тот отражающий взгляд, проникший в его сознание, душу или центр собственного существа. Воспоминание было туманным, как память о сильной боли. Он мог воспроизвести само видение этого, но не мог снова ясно сказать, что это было только напряжение, холод от мыслей Ингольда о нем, и искал уверенность первый раз в жизни в знании, кем он был.

Но Руди не знал тогда, что это может стоить ему Минальды. Он не знал, что это может стоить ему всего, чем он был, ибо это равнялось всему.

«Но если вопрос – есть ответ, не имеет значения, знаю ли я».

Он лишь понимал, что если повернет назад, то всегда будет уверен, что держал это в руках и упустил. Руди знал, что не сможет сделать этот выбор во второй раз.

Костер потрескивал, дерево гудело, рассыпаясь. Руди взял толстую ветку и пошевелил в огне. Сноп взлетевших искр сверкнул, как фейерверк, на шипящем снегу. Он поплотнее завернулся в плащ, затем взглянул назад в направлении лагеря. В усилившемся свете костра Руди увидел идущую к нему темную фигуру, закутанную в мех от головы до пят. Черное облако волос развевалось вокруг нее на ветру, а когда она подошла к нему, свет костра положил голубые и золотые тени вокруг ее фиолетовых глаз.

12

– Будь спокоен. Пусть твое сознание молчит. Не смотри ни на что, кроме огня, – гипнотическая магия голоса Ингольда наполняла сознание Руди, когда он смотрел на яркий костер стражи, у которого сидел. Он старался отогнать преследовавшие его мысли, усталость, сонливость и опасения насчет Белых Рейдеров, идущих за караваном, которых, ему казалось, он видел. Он старался не думать ни о чем, кроме огня, не видеть ничего, кроме горки дров, преображенных пламенем и жаром. И Руди обнаружил, что чем меньше он пытается думать о чем-нибудь, тем сильнее это переполняет его.

– Расслабься, – мягко сказал Ингольд. – Не беспокойся ни о чем. Только смотри в огонь и дыши.

Колдун отвернулся, чтобы поговорить с женщиной средних лет, появившейся на краю лагеря стражи с маленьким болезненным мальчиком.

Руди изо всех сил пытался выполнить совет Ингольда. Холодный пасмурный день опять угасал на небе, шел восьмой день пути из Карста. Издалека, вдоль дороги, доносилась перебранка – шла раздача пайков. Вдалеке он слышал кастаньетный стук деревянных учебных мечей и отрывистые саркастические выкрики Гнифта, доводившего до изнурения своих измученных учеников. Откуда-то доносилось нежное пение Альды и присоединившийся к ней ликующий голосок Тира. Его пронзило ощущение, неведомое прежде, спутанный клубок томления, облегчения, волнения, что безнадежно отвлекало его от дела.

Он поднял глаза. Ингольд сидел на пятках, серьезно разглядывая послушно открытый рот малыша, потом глаза и уши. У матери был раздраженный вид, столь привычный теперь в обозе беженцев. Она смотрела по сторонам, притворяясь, будто и не приводила своего сына к старому, отлученному от Церкви колдуну, но все время возвращала взгляд обратно к ребенку, возбужденно и испуганно. На Западе Мира существовали врачи, которые не были колдунами, но немногие из них пережили нашествие Тьмы. Те несколько, что шли на юг с караваном, были загружены по горло из-за болезней и незащищенности людей, утомления и голода; люди стали не так привередливы, как раньше. Им было все равно, врач перед ними или колдун – лишь бы помог.

Ингольд встал и коротко переговорил с женщиной, его рука покоилась на темных взъерошенных волосах мальчика. Когда они ушли, он повернулся к Руди и вопросительно поднял брови.

Руди беспомощно пожал плечами.

– Что я должен был высматривать? – спросил он.

Глаза Ингольда сузились.

– Ничего. Только смотреть в огонь. Смотреть, как он формирует себя.

– Я смотрел, – запротестовал Руди. – Я не видел ничего, кроме огня.

– А что, – едко спросил Ингольд, – ты собирался увидеть?

– Уф... я хочу сказать... – Руди сознавал, что где-то потерял нить, но не был уверен, где. – Я вижу, как вы смотрите в огонь каждую ночь, и наверняка знаю, что вы не просто разглядываете горящее дерево.

– Да, – сказал колдун. – И когда ты будешь колдуном пятьдесят лет, может, ты тоже увидишь больше, чем это. Ты должен любить вещи только ради них самих, Руди, прежде чем они отдадут себя тебе.

– Иногда я просто не понимаю, – говорил Руди много позже Альде, когда она выскользнула из повозки, чтобы посидеть с ним, завернувшись вдвоем в один плащ. – Я чувствую, что должен понять все это, но не понимаю. Я даже не знаю, чего не знаю, я чувствую себя так, будто меня сбросили в океан, и я пытаюсь плыть, но вокруг миллион миль глубины. Я даже не представляю, насколько это глубоко, – он покачал головой. – Это безумие. Месяц назад... – он замолк, не в силах объяснить этой девушке, которая выросла в мире королей и магов, что месяц назад он бы посмеялся над тем, кто скажет, что обладает такой силой.

Она придвинулась к нему, ее дыхание превращалось в слабый белый пар в воздухе. Из-за узости ущелья, по которому теперь извивалась дорога, линии сторожевых огней были теперь в дюжине шагов от края спящего конвоя, окаймленные уступами гор, чьи вершины скрывались за башнеобразными мысами гранита, поросшими черным сосновым лесом. Много раз за день Руди бросал взгляд на высокие пики Крепостного Вала Больших Снежных гор, пронзающих облака, как обломки гигантских зубов. Но большей частью он различал предгорья этой неясно вырисовывающейся полосы, то, как они возвышались над поворотами дороги и скрывали лежащее по ту сторону.

Голос Альды был спокоен и нежен.