Время волков - Ворон Алексей - Страница 9

— Я готов покрыть твой долг в обмен на Гвир, — сказал Аристокл. — Принеси мне клятву, и я разрешу все проблемы.

Я выругался, подбирая самые непристойные выражения, слышанные мною от эллинских воинов, охранявших дом, и вдобавок продемонстрировал Аристоклу согнутую в локте руку со сжатым кулаком. Аристокл, красный от гнева, молча выслушал мой грубый отказ передать ему власть над моей волей. Маг с презрительной гримасой сказал Аристоклу:

— Сколько волка ни корми… Ничего иного я и не ждал. Стоит подумать о нашем новом рабе.

Ужин в этот вечер прошел как обычно. Я весь пир молчал, терзаемый множеством странных мыслей и прежде всего горестным осознанием того, что я совершенно не знаю Аристокла. Я был шокирован и требованием у меня клятвы, и его попыткой вести себя теперь как ни в чем не бывало, будто он по-прежнему самый заботливый друг. Хозяин дома на ужине не появился.

С горя я напился до беспамятства и очнулся лишь утром в своей комнате. У моей постели сидела девушка, красивая, но очень грустная. Увидев, что я проснулся, она выдавила из себя улыбку, от чего ее лицо сделалось еще более грустным и даже несчастным.

— Господин прислал меня к тебе, Залмоксис, — сказала она, и голос ее дрогнул от подступивших слез.

Опустив руку, я нащупал на полу кувшин и запустил им в красавицу, завопив:

— Пошла прочь, дура!

Девушка взвизгнула и скрылась за пологом моей комнаты. Я остался один, лежал, смотрел в потолок, изучая рытвины и царапины на деревянном перекрытии. Мысль, от которой я бежал прочь, все же пришла в мою больную голову с той убийственной ясностью, которая бывает только по утрам. Настало время покинуть гостеприимный дом эллина. Как ни горько это осознавать, но пора расстаться с сытой, ленивой жизнью.

Еще не решив окончательно, как и когда я должен это сделать, я направился в трапезную, поскольку привык завтракать обильно и ежедневно, во что, конечно, не поверит ни один здоровый волк. Выйдя по надобности во двор, я обратил внимание на то, что там намного больше охраны, чем обычно. Судя по всему, Аристокл правильно предположил, какие думы занимали мой разум вчера во время ужина и к каким выводам я приду утром, на трезвую голову. Но в то же время я испытал некоторое облегчение: мне не придется бежать сейчас, ведь такой возможности нет. Я еще могу, ну, просто вынужден оставаться в этом уютном доме, есть, пить и жить здесь в свое удовольствие.

Весь день прошел в обычных для нас занятиях, и ни я, ни сам Аристокл ничем не выдали друг другу те изменения, что произошли в наших отношениях со вчерашнего дня. Лишь во время обеда я заметил, что Аристокл откровенно спаивает меня, хотел было возмутиться и воспротивиться этому, но не смог.

Глава 3

Волчонок

Вернувшись после обеда в свою комнату, как всегда, пьяный, я плюхнулся на постель. Но в покое меня не оставили. Буквально через несколько мгновений в мою комнату вошел Фестр и втащил за собой грязное создание, в котором я с трудом угадал мальчишку лет двенадцати.

— Может, нашему гостю наскучили женщины, — сладко проговорил Фестр скрипучим голосом, — и он, уподобляясь своему покровителю, захочет познать новые удовольствия.

С этими словами он пнул мальчишку так, что тот кубарем полетел в угол комнаты. Затем Фестр вышел, задернув за собой полог. Я лежал слегка ошарашенный, не зная, как реагировать, ругаться или хохотать.

Мальчик едва слышно заскулил, я оглянулся на него и тут же понял, ради чего Аристокл велел привести его ко мне.

О да, этот эллин был очень мудр. Он не надеялся, что я отдам ему свою волю, разделив его личные наклонности. Аристокл знал (или ему подсказал маг) о том, с какой заботой волки относятся к детям. Я не способен был равнодушно взирать на страдания ребенка. Опьянение помешало мне сразу уловить запах. Передо мной был волчонок — худющий маленький оборотень в грязной набедренной повязке. Его кожу сплошь покрывали царапины и жуткие шрамы, серые, немытые волосы торчали во все стороны. Но глаза у волчонка были потрясающими — такие редко встретишь у оборотня — серо-голубые, словно в них отражается пасмурное небо. Они светились на грязном личике неземным светом. Мальчишка подобрался и приготовился к прыжку.

— Но, но, без угроз, пожалуйста, — проговорил я как можно мягче, но на всякий случай сел на лежанке. Оборотень, даже маленький, довольно опасен.

— Ты — волк, — сказал мальчик, не спрашивая, а утверждая.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Волк, — ответил мальчишка.

Я усмехнулся — у половины моих сородичей, как и у меня самого, было это имя. Неужели нашим бедным мамашам навсегда отказала фантазия?

— Волк — это я, а ты пока еще Волчонок. Мальчишка настороженно изучал меня. Узрев на моих ногах сандалии (я не имел привычки снимать их, ложась спать, потом ведь все равно придется надевать), Волчонок спросил:

— Если ты волк, то зачем носишь на ногах эти путы? Я не успел ответить, он внезапно сжался и зарычал.

— Ты зверолов! — прорычал мальчишка, указывая на меня пальцем и отступая в глубь комнаты.

— Что за глупости?

— Ты носишь металл!

Только теперь я понял, что Волчонок указывает на мой медный браслет. От мальчика исходила волна страха, рыча и плача одновременно, он начал перевоплощаться.

— Стой, дурень, не делай этого, — попросил я.

— Ты зверолов! — рычал мальчишка, оскалившись.

— Какой еще зверолов?! — воскликнул я. — Я волк, обыкновенный волк!

— Волки не выносят металла, — плакал Волчонок. Я схватил его за волосы, пока он еще не принял обличье волка, и, приподняв от пола, поднес к своему лицу. Он беспомощно дрыгал ногами и ныл.

— Посмотри в мои глаза, щенок, понюхай меня, — прорычал я, начиная раздражаться непонятливостью ребенка, — я волк.

— Волки не выносят металла, — упрямо прохныкал Волчонок.

В этот момент, отдернув полог, в комнату заглянула рабыня.

— Фестр велел узнать, не нужно ли тебе чего, господин Залмоксис, и принести вот это.

Девушка поставила на подстилку кувшин вина.

— Пошла вон! — рявкнул я на нее.

Рабыня исчезла так молниеносно, будто умела становиться невидимой.

Я швырнул Волчонка в угол комнаты, взбешенный, сел на постель. Но его поведение совершенно изменилось. Мальчишка перестал преображаться, вернулся в человеческое обличье и пополз ко мне на коленях. Его лицо, залитое слезами, сияло, словно луна.

— Залмоксис! Залмоксис, — шептал Волчонок, — неужели я нашел тебя?

Рыдая, он обхватил мои колени и, подняв ко мне сияющие глаза, повторял одно и то же:

— Залмоксис, Залмоксис, прости меня, мой бог. Я не узнал тебя, прости меня, Залмоксис!

Растерявшись, я не знал, что делать с плачущим ребенком, погладил его по голове, пытаясь утешить. Но моя ласка вызвала в нем еще большую истерику. Наконец, не выдержав (в конце концов, я не обучен утешать детей), я вновь слегка пнул его.

— Немедленно успокойся и заткнись, иначе я выпорю тебя! — проревел я.

Угроза подействовала на маленького оборотня лучше, чем ласка. Мальчик отполз обратно в угол, вытирая грязными руками слезы, и смотрел на меня, широко раскрыв голубые глаза. Я отпил вина из кувшина, которое оказалось очень кстати, протянул его мальчишке. Волчонок сделал глоток, подавился, выронил кувшин, пролив вино на пол.

— Успокоился? — спросил я строгим голосом.

— Да, — кивнул мальчик.

— Теперь рассказывай, кто ты и откуда.

— Залмоксис! — проговорил мальчик почти спокойным голосом, в котором еще были слышны всхлипы. — Я посланник! Я сын вождя даков, мое племя послало меня к тебе за помощью. Звероловы преследуют нас, мы погибаем. Приди, защити нас!

Мальчишка стоял на коленях, прижав ладони к груди, старался сдержать дрожь, смотрел на меня своими сказочными детскими глазками.

— Ну, ты, — смутился я, — что за шутки?! И не зыркай на меня. Что за чушь ты несешь? Какое племя? Какие звероловы? Какая помощь? Я тебя впервые вижу.