Рай. Том 2 - Макнот Джудит - Страница 15

Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:

— Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намерена судиться, я бы на твоем месте выдвинул обвинение в преступном сговоре с целью обмана третьей стороны.

— А могла бы я выиграть процесс? — заинтересованно осведомилась она.

— Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.

— Я подумаю, — пообещала она с деланной торжественностью.

— Очень советую.

Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ. И в это долгое мгновение тепла и понимания барьер гнева и скорби, возведенный между ними одиннадцать лет назад, начал с неудержимой силой рушиться, пока не рассыпался окончательно Мередит медленно, нерешительно подняла руку и протянула Мэтту в знак дружбы и доверия. Потрясенная происходящим, она молча наблюдала, как рука Мэтта тянется к ней: длинные пальцы скользят по ее пальцам, его ладонь, большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердое пожатие — Спасибо, — прошептала она, поднимая глаза — Пожалуйста, — спокойно ответил он, задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание с прошлым. Оно ушло навек.

Словно два незнакомых человека, неожиданно разделивших что-то куда более трогательное и значительное, чем ожидали или намеревались, сделали вид, что ничего особенного не произошло. Мэтт откинулся на подушки, а Мередит поспешно подошла к забытому подносу. Краем глаза Мэтт наблюдал, как она брезгливо, кончиками пальцев взяла клизму и положила ее на пол, подальше от глаз. Вернувшись к постели, она поставила поднос на ночной столик и, вновь обретая спокойствие, объявила:

— Не знаю, как ты чувствуешь себя сегодня утром, и не думаю, что ты слишком голоден, но все-таки принесла тебе завтрак.

— Все выглядит ужасно вкусно, — кивнул Мэтт, обозревая стоявшие на подносе предметы. — Касторка — мое любимое блюдо, конечно, в качестве закуски. Наверное, эта вонючая мазь в синей банке — основное блюдо?

Мередит разразилась смехом.

— Я просто хотела тебя разыграть, потому и принесла касторку, — объяснила она.

Теперь, когда изнуряющая битва подошла к концу, Мэтт ощущал, как его глаза сами собой закрываются. Дремотные волны накатывали на него, а веки потяжелели, словно булыжники. Он чувствовал себя не столько больным, сколько смертельно усталым. Очевидно, отчасти виной этому были проклятые таблетки.

— Очень благодарен тебе, но я не голоден, — вздохнул он.

— Я так и думала, — кивнула она, изучая его лицо со странно-нежным выражением, смягчившим ее бирюзовые глаза в это утро. — Но тебе все равно нужно есть.

— Зачем? — суховато осведомился он и вдруг, хотя и запоздало, сообразил, что Мередит действительно принесла ему завтрак в постель… та самая Мередит, которая не умела включить плитку одиннадцать лет назад и не хотела даже попробовать научиться.

Тронутый такой заботой, он вынудил себя приподняться, полный решимости съесть все, что она приготовила. Мередит села рядом.

— Нужно поддерживать силы, — наставительно объявила она и, подняв с подноса стакан с белой жидкостью, протянула его Мэтту.

Тот настороженно повертел его в руках:

— Что это?

— Я нашла в шкафу банку со сгущенным молоком, подогрела его и разбавила.

Мэтт сделал гримасу, но покорно поднес стакан к губам и сделал глоток.

— С маслом, — добавила Мередит, когда он подавился.

Мэтт прислонился головой к подушке и закрыл глаза.

— Зачем? — хрипло прошептал он.

— Не знаю, но гувернантка всегда давала мне молоко с маслом, когда я болела.

Веки Мэтта чуть приподнялись, а в серых глазах мелькнули искорки юмора:

— Подумать только, что я когда-то завидовал детям богачей….

Мередит послала ему смеющийся взгляд и начала медленно приподнимать крышку с тарелки.

— А гам что? — с подозрением осведомился Мэтт. Она сняла крышку, под которой оказались два холодных тоста, и Мэтт с облегчением вздохнул, хотя сильно сомневался, что сможет бодрствовать до тех пор, пока дожует их.

— Я съем все позже, обещаю, — пробормотал он, делая сверхчеловеческое усилие воспрепятствовать векам захлопнуться. — Но сейчас я хочу спать.

Он выглядел таким измученным и ослабевшим, что Мередит нерешительно согласилась.

— Хорошо, но по крайней мере проглоти аспирин Если запьешь молоком, он не подействует на желудок.

Она протянула ему таблетки вместе со стаканом молока с маслом. Мэтт капризно поморщился, но беспрекословно подчинился приказу.

Мередит, удовлетворенно кивнув, встала:

— Может, хочешь еще что-нибудь? Мэтт конвульсивно вздрогнул.

— Только священника, — охнул он. Мередит рассмеялась. И эти нежные музыкальные звуки еще долго звенели в комнате после ее ухода, проникая в его одурманенный сном мозг, словно легкая мелодия.

Глава 36

К полудню действие таблеток немного ослабло, и Мэтт почувствовал себя намного лучше, хотя был удивлен, обнаружив, насколько ослаб, всего лишь после того, как принял душ и натянул джинсы. Разостланная постель манила прилечь, но он решил преодолеть соблазн. Внизу Мередит, очевидно, готовила обед, и он слышал, как она ходит по кухне. Мэтт вынул из футляра маленькую электрическую дорожную бритву, купленную в Германии, включил ее, посмотрелся в зеркало и немедленно забыл о мягко жужжавшем в руке приборе. Мередит внизу…

Невозможно. Невероятно. Но так оно и есть. Теперь, когда он наконец проснулся, причина ее появления и спокойное смирение, с которым она приняла его окончательный приговор относительно Хаустона, казались по меньшей мере не правдоподобными. Мэтт знал это, но, начав бриться, постарался не слишком задумываться об истинных мотивах приезда Мередит хотя бы потому, что не делать этого сейчас было куда приятнее. На улице снова шел снег и стоял арктический холод, судя по сосулькам, налипшим на ветви деревьев. Но тут, в доме, тепло, уютно, он был не один, и, кроме того, чувствовал себя не слишком хорошо, чтобы снова начать укладывать вещи и недостаточно плохо, чтобы лежать в постели, глазея на стены. Общество Мередит, хотя ни в коем случае не обещало покоя, все-таки могло стать неплохим развлечением.

Мередит услышала шаги наверху и, улыбнувшись, налила разогретый суп-консервы в миску и положила сэндвич, сделанный для Мэтта, на тарелку. С того момента, когда его рука сжала ее ладонь, странное спокойствие снизошло на нее, спокойствие, разлившееся по телу, словно весенний поток. Она никогда не знала Мэтта Фаррела по-настоящему и сейчас гадала, знает ли вообще его хоть один человек на земле. Если верить всему, что она читала и слышала о нем, враги и конкуренты ненавидели его и боялись, подчиненные же восхищались и благоговели перед боссом. Банкиры относились к Мэтту с почтением, руководители самых высших рангов просили совета, а Комиссия по ценным бумагам и биржам, контролирующая биржу ценных бумаг, наблюдала за всеми его действиями, как ястреб.

Вспоминая прочитанные статьи, она сообразила, что, за несколькими исключениями, даже люди, уважавшие его, невольно давали понять, что считают Мэтью Фаррела опасным хищником, с которым следует обращаться крайне осторожно и никогда не злить.

И все же, подумала Мередит с нежной улыбкой, он лежал наверху, больной, измученный, но твердо уверенный в том, что она хладнокровно убила его ребенка и развелась с ним, словно с каким-то не стоящим внимания, жалким попрошайкой… да, но при этом все-таки пожал ей руку. Воспоминание об этом обжигало сердце Мередит пронзительной сладостью.

Очевидно, решила она, все эти люди, которые говорят о нем со страхом, совсем не знают Мэтта, иначе поняли бы, что он способен на искреннее сочувствие и тонкое понимание.

Подняв поднос, Мередит направилась наверх. Сегодня вечером или утром она расскажет Мэтту о том, что случилось с их малышкой, но не сейчас. С одной стороны, ей отчаянно хотелось облегчить душу, полностью и навсегда залечить раны, погасить гнев и боль, которые оба ощущали. Тогда грифельная доска, на которой записано прошлое, будет вытерта начисто и они смогут по-настоящему обрести мир и покой, а возможно, и истинную дружбу и положить конец этому обреченному с самого начала, несчастному браку. Но как бы ни хотела Мередит объясниться с Мэттом, все же боялась этого разговора, как никогда и ничего в жизни. Сегодня утром Мэтт был готов забыть о том, что было, но ей не хотелось думать о возможном взрыве, когда он обнаружит, на что способен ее отец, до какой степени предательства и двуличия он смог дойти.