Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии 1939-1945 - Лихачев Д. А. - Страница 19

5 сентября наши войска неожиданно посетил Адольф Гитлер. Я встретил его возле Плевно, на дороге Тухель – Шветц, сел в его машину, и мы поехали по дороге, по которой недавно продвигались с боями. Наш путь пролег мимо разгромленной польской артиллерии, через Шветц, а затем, держась чуть позади войск, занятых окружением противника, направились в Грауденц, где Гитлер остановился и с удивлением смотрел какое-то время на взорванные мосты над Вислой. При виде остатков разгромленного артиллерийского полка Гитлер спросил меня:

– Это работа наших тяжелых бомбардировщиков?

И очень удивился, когда я ответил:

– Нет, наших танков!

Между Швецем и Грауденцем расположились части 3-й бронетанковой дивизии, не задействованные в окружении поляков. В их числе были 6-й бронетанковый полк и 3-й бронетанковый разведывательный батальон, где служил мой сын Курт. Обратно мы ехали через расположение частей 23-й пехотной и 2-й мотопехотной дивизий. Во время поездки мы обсуждали ход событий на моем участке фронта. Гитлер спросил о потерях. Я назвал ему последние цифры, которые у меня были, 150 убитых и 700 раненых во всех четырех дивизиях, которыми я командовал во время битвы за коридор. Он был удивлен столь малым количеством потерь, сравнив эти цифры с потерями его собственного полка, «Лист», во время Первой мировой войны – в первый же день сражений потери одного полка составили 2000 убитыми и ранеными. Мне удалось доказать ему, что таких небольших потерь в сражении против стойкого и храброго врага нам удалось достичь только благодаря эффективности наших танков. Танки – это оружие, спасающее жизни. Вера солдат в превосходство их бронетанковых машин усилилась после успешных боев за коридор. Были полностью уничтожены две-три пехотные дивизии и одна конная бригада неприятеля. В наших руках оказались тысячи пленных и сотни трофейных орудий.

Приблизившись к Висле, мы увидели за рекой очертания города.

Гитлер спросил, Кульм ли это. Я ответил:

– Да. Это Кульм. В марте прошлого года я имел честь приветствовать вас в городе, где вы родились, а сегодня вы со мной в городе, в котором родился я. Я родился в Кульме.

Спустя много времени Гитлер еще вспоминал эту сцену.

Затем наш разговор коснулся технических вопросов. Гитлер хотел знать, в чем наши танки доказали свое преимущество, а в чем еще требуются доработки. Я сказал, что самое важное сейчас – ускорить поставку в части танков «Т-Ш» и «T-IV» и увеличить их производство. При их доработке следует учесть, что скорость у них хорошая, но надо усилить их броню, особенно в лобовой части; дальнобойность и пробивную силу их орудий тоже следует повысить, для чего нужно удлинить орудийный ствол и увеличить мощность снарядов. То же самое было сказано и относительно противотанковых орудий.

Выразив признательность за достигнутые успехи наших войск, Гитлер уехал, как только начало смеркаться, и вернулся в штаб.

Следует отметить, что гражданское население, выбравшееся из своих укрытий, когда кончились военные действия, радостно приветствовало Гитлера, который проезжал мимо них, и забрасывало его цветами. Город Шветц был украшен нашими флагами. Визит Гитлера оказал положительное влияние на настроение солдат. К сожалению, позже, во время войны, Гитлер посещал фронт все меньше и меньше, а в конце войны не появлялся там вовсе. Таким образом он потерял духовную связь с армией и был уже не в состоянии понять ее успехи и тяготы.

6 сентября авангарды дивизий перешли Вислу. Штаб расположился в Финкенштейне, в прекрасном замке, который принадлежал графу Дона-Финкенштейну. Этот замок Фридрих Великий подарил своему министру, графу фон Финкенштейну. Наполеон дважды использовал этот замок под свой штаб. Первый раз император пришел сюда в 1807 году, когда шел войной на Пруссию и Россию через Вислу в Восточную Пруссию. Пройдя через бедную и унылую Тухельскую пустошь, Наполеон воскликнул при виде замка: «Enfin un chateau!»[8] Его чувства можно было понять. Именно здесь он планировал свое наступление на Прейсиш-Эйлау. В замке до сих пор оставался вещественный след пребывания императора в виде царапин от его шпор на деревянном полу. Второй раз он был здесь перед походом на Россию в 1812 году – в тот раз он провел несколько недель в замке в компании прекрасной графини Валевской.

Я спал в комнате Наполеона.

К сожалению, наш хозяин граф Дона из-за болезни находился в клинике в Берлине, и я не имел чести познакомиться с ним и с графиней. Однако он был достаточно любезен, чтобы написать мне, что его олени – в полном моем распоряжении. Поскольку никаких известий о предстоящих боевых задачах не поступало – известно было лишь, что мы выходим из состава 4-й армии и поступаем в непосредственное подчинение командующему группой армий фон Боку, – я решил, что мой воинский долг не пострадает, если я воспользуюсь этим предложением. Поэтому, пока мои войска в ночь с 7-го на 8-е переходили реку, я отправился на охоту, которая оказалась удачной, мне повезло завалить большого двенадцатирогого быка. Моим сопровождающим в этом предприятии был сам графский лесничий, лично настоявший на этом праве.

8 сентября все мои дивизии уже переправились на другой берег возле Мёве и Каземарка, и события стали развиваться быстрее. Вечером меня вызывали в штаб группы армий в Алленштайне (Ольштын) за некими распоряжениями. Около 19.30 я отбыл из Финкенштейна и получил все распоряжения между 21.30 и 22.30.

Первоначально в штабе группы армий планировали ввести мои части в состав 3-й армии генерала фон Кюхлера; мы должны были действовать в тесном сотрудничестве с его левым флангом, двигаться из окрестностей Ариса (Ожиш) через Ломжу и подойти к Варшаве с востока. Было очевидно, что при «тесном взаимодействии» с пехотой у меня не будет возможностей полностью использовать потенциал своих войск. Я указал на то, что предполагаемый план операции не позволит моим частям двигаться с той скоростью, на какую они способны, а если мы будем наступать недостаточно быстро, то сосредоточенные в районе Варшавы польские войска смогут отойти на восток и организовать там новую линию обороны вдоль реки Буг. В связи с этим я предложил начальнику штаба группы армий генералу фон Зальмуту, чтобы мой бронетанковый корпус оставался в непосредственном подчинении группы армий и наступал слева от армии Кюхлера через Визню, по левому берегу Буга, направляясь на Брест. Это предотвратило бы любые попытки поляков к созданию каких бы то ни было новых оборонительных линий. Зальмут и генерал-полковник фон Бок согласились со мной; я получил необходимые распоряжения и отправился на тренировочную базу Арис, откуда распространил по корпусу распоряжения по части наступления в направлении реки Нарев. Из старых дивизий у меня остались 3-я бронетанковая и 20-я мотопехотная. Вторую мотопехотную из-под моего командования вывели и перевели в резерв группы армий. Вместо нее в подчинении моего XIX корпуса оказались 10-я бронетанковая дивизия, ранее являвшаяся частью армии Кюхлера, и гарнизонная пехотная бригада «Лётцен», новообразованное подразделение из солдат более старшего возраста. В это время и дивизия, и бригада сражались на реке Нарев под Визней.

9 сентября в Арисе обеим дивизиям, которые оставались в моем распоряжении, все приказы были отданы от 2.00 до 4.30, после чего я уехал в Корзенисте (Коженисти), что в 17 километрах к северу от Ломжи, чтобы нанести там визит генералу фон Фалькенхорсту, командующему XXI армейским корпусом, ныне соседствовавшим справа с моими войсками. Я хотел услышать, как он опишет ситуацию и что скажет о частях, поступивших под мое командование. Я прибыл туда между 5.00 и 6.00, разбудил офицеров и заставил их рассказать о предыдущих боях, происходивших на их фронте. Я узнал, что попытки захватить Ломжу с ходу успехом не увенчались, частью из-за упорного сопротивления поляков, а частью ввиду неопытности наших войск. XXI армейский корпус расположился на северном берегу Нарева.