Когда бьет восемь склянок - Маклин Алистер - Страница 23

— А на твоей стороне, Жак? — снова спросил капитан Имри.

— Ничего, капитан. — Это пулеметчик. — Мы здесь уже восемь минут, пятнадцать минут с тех пор, как они пошли ко дну. У человека должны быть очень хорошие легкие, чтобы столько пробыть под водой, капитан.

— Ладно, хватит, — сказал Имри. — Сегодня ночью вы заработали премию. Крамер!

— Да, капитан Имри? — Голос такой же гортанный, как у капитана.

— Полный вперед. Вверх по проливу.

Я оттолкнулся и глубоко нырнул. Вода над головой вскипела в турбулентном фосфоресцирующем потоке. Оставаясь на глубине около десяти футов, я поплыл в рифу. Как долго я плыл, не знаю. Конечно, не больше минуты — мои легкие уже никуда не годились, даже в сравнении с тем, что они могли пятнадцать минут назад. Когда меня вынесло на поверхность, я натянул на голову воротник черной непромокаемой куртки.

Не стоило беспокоиться. Я видел только слабо мерцающий след уходящего судна и больше ничего. Прожекторы были погашены. Если капитан Имри считал, что дело сделано, значит оно было сделано. Судно шло в полной темноте без габаритных и навигационных огней.

Я повернулся и медленно поплыл к рифу. Добрался до камней и вцепился в них изо всех сил, что еще оставались в моем измученном теле. Я бы никогда не поверил, что какие-нибудь пятнадцать минут способны так выжать человека. Я оставался у рифа пять минут. Можно было торчать там хоть целый час, но время было не на моей стороне. Я опять соскользнул в воду и поплыл к берегу.

Три раза я пытался и три раза терпел неудачу, пытаясь перебраться через планшир «Фанркреста». Четыре фута, не больше. Всего четыре фута. Пустяк. Это йог бы осилить подросток. Но не Калверт. Калверт был уже старой, старой развалиной. Я позвал Ханслетта, но Ханслетт не выходил. Три раза я звал его, но он так и не вышел. «Файркрест» казался мрачным, покинутым и безжизненным. Куда он, черт побери, делся? Спит? Сошел на берег? Нет, сойти он не мог, он должен был оставаться на борту на случай каких-нибудь вестей от дядюшки Артура. Значит, спит, спит в своей каюте. Я почувствовал прилив гнева. Это было уж слишком, после того, что я испытал, его было слишком. Спит! Я закричал, что было сил, и стал колотить о стальной корпус судна рукояткой люгера. Но он не вышел.

Я сделал это с четвертой попытки. Рискованное было дело, но я сделал. Через несколько секунд я стоял, перегнувшись через планшир, держа в руке носовой конец от резиновой лодки. Я закрепил конец и отправился искать Ханслетта. У меня было что сказать ему.

Но я не мог этого сделать. Его не было на борту. Я обшарил «Файркрест» от носа до кормового рундука, но Ханслетта не было. Ни следов поспешного бегства, ни остатков еды или грязной посуды в камбузе, никаких следов борьбы — все чисто, все в полном порядке. Все как и должно быть. Вот только Ханслетта не было. Минуту или две я неподвижно сидел в салоне, пытаясь представить себе причины его отсутствия, но только минуту или две. Я ничего не придумал. Качаясь от усталости, вышел на верхнюю палубу, затащил резиновую лодку на борт. Никаких дурацких фокусов с якорной цепью, никакой маскировки — я не чувствовал себя способным на это, да и времени не было. Я выпустил из лодки воздух и засунул ее вместе с веслами в кормовой рундук. А если кто-нибудь появится на борту и начнет искать? Если кто-нибудь: офицер полиции, помощник комиссара или самый главный таможенник королевства, он сначала получит пулю в руку или, скажем, в ногу, а уж потом я выслушаю его объяснения. Если же это будет кто-либо из моих друзей, один из моих друзей с «Нантсвилла», то он получит пулю в лоб.

Я прошел в каюту и переоделся в сухое, не забыв и шотландский шарф. Кровоподтеки всех цветов радуги, которые Квиин оставил на моей шее, стали еще больше, мне пришлось обмотаться шарфом до самых ушей. Я посмотрел в зеркало. Казалось, на меня смотрит мой дедушка. Мой дедушка на смертном одре. Лицо покрылось восковой бледностью и осунулось, как лицо мертвеца. Капель крови не было, но сосновые иглы оставили свои следы, так что выглядел я, как человек, переболевший скоротечным лишаем, а чувствовал себя так, словно был болен скоротечной бубонной чумой...

Я проверил, находятся ли люгер и «лилипут» — они были упакованы в водонепроницаемый мешок после того, как мы покинули Даб Сгейр, — в рабочем состоянии. С ними все было в порядке. В салоне я плеснул себе на три пальца виски. Виски проскочило в глотку, как фокстерьер в нору за крысой — раз и там, и вторая порция прошла следом не замедлив. Старые замерзшие кровяные шарики встали на ноги и кое-как зашевелились. Это показалось мне обнадеживающим и я добавил еще немного, после чего они перешли на медленный галоп.

Послышался звук мотора.

Я поставил бутылку на место, выключил свет в салоне, хотя он был и незаметен снаружи из-за плотных вельветовых штор, и занял позицию за дверью салона. Я был почти уверен, что предосторожности излишни — десять против одного, что это Ханслетт, который возвращается с берега. Но почему он не взял шлюпку, подвешенную на корме? Возможно, кто-то подбросил его к берегу, а теперь возвращается обратно.

Лодочный мотор сбавил обороты и перешел на нейтраль, дал задний ход, потом снова нейтраль. Легкий удар и тихие голоса, я услышал, когда кто-то карабкался на борт, потом мотор заработал снова.

Над головой послышались шаги, посетитель — там был один человек — направляется к рулевой рубке. Пружинистые, уверенные шаги человека, который твердо знает, чего ему надо. Было только одно «но» — это не были шаги Ханслетта. Я прижался к переборке, достал люгер, снял его с предохранителя и приготовился встретить своего гостя в лучших традициях Хайленда, с которыми уже успел познакомиться.

Скрип открываемой двери рулевой рубки, потом более громкий скрип — дверь закрыли твердой рукой. Луч света от фонаря пришельца спускался — четыре ступеньки вниз от рулевой рубки к салону. Он потоптался на месте, луч обшаривал стены в поисках выключателя. Я вышел из-за двери и одновременно сделал три вещи; обхватил гостя за шею, уперся коленом ему в поясницу и вставил ствол люгера в ухо. Грубая выходка, но не слишком грубая, если это был мой приятель Квиин. По тому, как он застонал от боли, я понял, что это кто-то другой.

— Это не слуховой аппарат, ты уже, наверное, понял, приятель. Это люгер. Стоит легонько нажать, и ты уже в лучшем мире. Так что не выводи меня из себя.

Лучший мир не прельщал его. Он не стал выводить меня из себя. Из его глотки вырвался какой-то булькающий звук, словно он пытался что-то сказать или вздохнуть, но он не пытался вырваться. Я слегка уменьшил давление.

— Возьмись за выключатель левой рукой. Медленно.

Аккуратно.

Он все сделал очень медленно и аккуратно. Свет залил салон.

— Руки за голову. Еще выше. Он был образцовым пленником, этот тип, он делал все именно так, как ему приказывали. Я толкнул его вперед, на середину комнаты и велел посмотреть на меня.

Он был среднего роста, щегольски одетый: в пальто с воротником из астраханских смушек и меховой казацкой папахе. Хорошо ухоженная белая борода и усы, по центру бороды шла удивительно ровная полоса черных волос — такую мне доводилось видеть только однажды. Загорелое лицо покраснело — либо от гнева, либо от удушья. Думаю, что и от того, и от другого. Он опустил руки и без спроса уселся в кресло, вытащил монокль, вставил его в правый глаз и уставился на меня с холодным бешенством. Не отводя от него взгляда, я положил люгер в карман, нацедил в стакан виски и подал его дядюшке Артуру. Вице-адмиралу, сэру Артуру Эрнфорду-Джейсону, кавалеру ордена Вани 3-й степени и прочая, прочая.

— Я мог вас прикончить, сэр, — сказал я с укоризной.

— Да, вы могли меня прикончить. — Голос его звучал полузадушенно, пожалуй я приложил большее усилие, чем следовало. — Вы всегда так встречаете гостей, Калверт?

— У меня не бывает гостей, сэр. У меня нет друзей. По крайней мере на Западных территориях. У меня есть только враги. Я не ожидал увидеть вас здесь, сэр.