Караван в Ваккарес - Маклин Алистер - Страница 26

— Я не ангел, но и мне не нравится это, — нахмурилась Лила. — Это выше моего понимания, я вообще не знаю, как к этому относиться. Что мы теперь должны делать?

— Я сама в растерянности. Что, говоришь, делать? Делай то, что нам сказано, я так полагаю. Где Чарльз?

— Он уехал. — Лила помрачнела еще больше. — Он только что уехал с этой маленькой женщиной-шофером — так он ее называет — и велел ждать его здесь.

— Лила! — Сессиль уставилась на подругу. — Это невозможно! [

— Почему? Почему невозможно? Чем плох Чарльз?

— Ничем, конечно. Ничем, — повторила Сессиль, вставая. — Осталось две минуты до встречи. Наш мистер Боуман не любит ждать.

— Когда я думаю, что он с этой маленькой распутницей...

— Мне она кажется очаровательной.

— Я тоже так думала, — призналась Лила. — Но это было час назад.

Ле Гран Дюк на самом деле не был ни с этой «маленькой распутницей», ни где-либо поблизости от нее. На площади, где стояли кибитки румынских и венгерских цыган, не было видно ни Кариты, ни огромного зеленого «роллса» и вообще ничего, что могло бы привлечь чье-то внимание. Ле Гран Дюк, напротив, оказался на виду: недалеко от зелено-белой кибитки, с записной книжкой в руке, он с огромным воодушевлением беседовал с Симоном Серлом. Кзерда, как признанный лидер цыган и хороший знакомый ле Гран Дюка, находился поблизости, но не принимал никакого участия в разговоре; Серл, судя по выражению, иногда появлявшемуся на его аскетическом лице, тоже делал это неохотно.

— Премного благодарен, мсье ле Кюр, премного благодарен. — Ле Гран Дюк говорил с присущей ему снисходительностью. — Я не могу передать вам, какое впечатление произвела на меня ваша служба в окрестностях монастыря сегодня утром. Тронут, очень тронут. Ей-богу, каждая минута, проведенная там, казалась мне бесценной. — Он пристально взглянул на Серла: — Вы повредили ногу, дорогой друг?

— Небольшое растяжение, ничего особенного. — Явная напряженность не только отражалась на лице священника, но и ощущалась в его голосе.

— А! Но вы знаете, как внимательно должны относиться к таким растяжениям: возможны серьезные осложнения. Да, очень серьезные. — Ле Дюк снял свой монокль и, держа его за кончик толстого черного шнурка, начал раскачивать, словно маятник, внимательно разглядывая Серла. — Не мог ли я видеть вас где-нибудь раньше? Я не имею в виду монастырь. Да, да, конечно, около отеля, сегодня утром. Странно, но я что-то не припоминаю, чтобы вы хромали. Но тогда я... Боюсь, мое зрение... — Он водрузил монокль на место. — Благодарю вас еще раз. И следите за растяжением. Отнеситесь очень серьезно к этому, мсье ле Кюр. Ради собственного же блага.

Ле Гран Дюк спрятал записную книжку во внутренний карман и величественно удалился. Кзерда посмотрел на Серла: незабинтованная часть его лица не отразила никаких чувств. Серл, в свою очередь, облизнул пересохшие губы, не произнес ни слова и повернулся, чтобы уйти.

Даже очень наблюдательный человек, хорошо знающий Боумана, не смог бы опознать его в субъекте, который сидел за рулем сверкающего голубого «ситрое-на», припаркованного в проходе позади отеля. На нем были белая широкополая шляпа, темные очки, ядовито-голубая в белый горошек рубашка, украшенный вышивкой черный жилет без пуговиц, молескиновые брюки и высокие сапоги. Цвет лица Боумана стал еще смуглее, а усы больше. На заднем сиденье лежала его сумка.

С противоположной стороны открылась передняя дверца, и, растерянно моргая, на него уставилась Сессиль.

— Я не кусаюсь, — бросил Боуман с усмешкой.

— Боже мой! — Она юркнула на сиденье. — Что, что это за маскарад?

— Я пастух, один из многих. Я же сказал тебе, что ездил за покупками. Теперь очередь за тобой!

— А что в сумке?

— Мое пончо, конечно.

Она критически взглянула на него, что уже стало для нее привычным. И он повез ее в тот самый магазин готового платья, в котором они уже побывали раньше, этим утром. Спустя некоторое время хозяйка магазина снова хлопотала возле Сессиль, без умолку рассыпая комплименты и сопровождая их соответствующими жестами. Сессиль на этот раз была одета в праздничный костюм арлезианки, состоящий из длинного свободного темного, украшенного вышивкой платья с вырезом, отделанным белым рюшем, и шляпы с вуалью. Под шляпой был темно-рыжий парик.

— Мадам выглядит фантастически! — возбужденно ворковала хозяйка магазина.

— Мадам соответствует цене, — сказал Боуман смиренно.

Он отсчитал еще несколько банкнотов и повел Сессиль к «ситроену», в который она села, расправив свое дорогое платье, чтобы не измялось.

— Очень красиво, должна сказать. А тебе нравятся красиво одетые девушки?

— Только когда вокруг меня преступники. Но дело не в этом. Понимаешь, со мной вместе видели темноволосую цыганку. А теперь ни одна страховая компания в Европе не сможет найти ее.

— Понимаю! — Сессиль с трудом улыбнулась. — Все эти хлопоты ради твоей будущей жены?

— Конечно! Ради кого же еще? Дело в том, честно говоря, что непозволительно терять помощника в такой сложный момент.

— Мне это никогда не приходило в голову.

Боуман подогнал «ситроен» ближе к кибиткам румынских и венгерских цыган на площади, остановился, вышел из машины, распрямил затекшую спину и повернулся. Едва он это сделал, как столкнулся с огромным, не спеша прогуливающимся господином. Тот с недоумением посмотрел на Боумана через монокль в черной оправе: ле Гран Дюк не привык, чтобы его толкали.

— Прошу прощения, мсье, — извинился Боуман. Ле Гран Дюк наградил его неприязненным взглядом:

— Принимаю ваши извинения.

Боуман смущенно улыбнулся, взял Сессиль под руку, и они пошли дальше. Она сказала ему тихо, с упреком:

— Ты сделал это нарочно?

— Ну и что? Если даже он не узнал нас, то, скажи, кому это удастся? — Боуман сделал еще несколько шагов и остановился. — Ну, а что это такое?

Его внимание привлек мрачный, черный автофургон, выезжавший на площадь. Из него выскочил водитель, очевидно, что-то спросил у ближе всех стоявшего цыгана, который показал направление, куда-то через площадь, снова сел за руль и поехал обратно к кибитке Кзерды. Кзерда собственной персоной стоял у ступенек своей кибитки, разговаривая с Ференцем; по их внешнему виду можно было предположить, что до полного выздоровления обоим еще очень далеко.

Водитель и его помощник выскочили из автофургона, открыли задние двери и с большим трудом вытащили оттуда носилки, на которых лежал Пьер Ла-кабро. Лицо его было забинтовано, левая рука в повязке. Зловещий блеск правого глаза — левый был полностью закрыт — свидетельствовал, что он жив. Кзерда и Ференц, с выражением испуга на лицах, бросились помогать. Неудивительно, что ле Гран Дюк оказался около фургона одним из первых. Он склонился над неподвижным Лакабро, затем быстро выпрямился.

— Тц! Тц! Тц! — Он грустно покачал головой. — В наши дни со всяким может случиться беда на дорогах. — Он повернулся к Кзерде: — Это не мой ли бедный друг мистер Коскис?

— Нет! — Кзерда с трудом сдерживал себя.

— А! Рад слышать! Жаль, конечно, этого беднягу. Кстати, не были бы вы так добры передать мистеру Коскису, что мне хотелось бы поговорить с ним в следующий раз, когда он здесь будет? Конечно, в удобное для него время.

— Я передам это, если его увижу.

Кзерда помог поднять носилки по ступенькам своей кибитки. Ле Гран Дюк повернулся, почти столкнувшись с китайской парой, которую видел и раньше в патио отеля. Галантно извинившись, он снял шляпу перед дамой.

Боуман наблюдал эту сцену, не упустив ничего. И посмотрел сначала на Кзерду, лицо которого выражало гнев и опасение, потом на ле Гран Дюка, затем на китайскую пару, после чего повернулся к Сессиль.

— Это он!.. — прошептал Боуман. — Я знал, что он умеет плавать. Давай не будем проявлять интереса к тому, что происходит. — Он прошел вместе с девушкой несколько шагов. — Ты знаешь, что я хочу сделать? Это не опасно, обещаю тебе.

Боуман проследил, как Сессиль с безразличным видом обошла кибитку Кзерды и остановилась поправить туфлю около зелено-белого фургона. Боковое окно его было занавешено, но рама приоткрыта.