Караван в Ваккарес - Маклин Алистер - Страница 25

Лакабро, у которого было лицо человека, потерявшего разум, тяжело поднялся на ноги и стоял так, качаясь, словно пьяный. Глаза его закатились, казалось, он сейчас потеряет сознание. Боуман подошел к Лакабро, и вдруг тот, превозмогая острую боль, — видимо, подобно коварному животному, он обладал способностью дикого зверя к восстановлению сил, — шагнул вперед и нанес кулаком правой руки страшнейший удар, который больше по воле случая, чем по расчету, пришелся Боуману прямо в подбородок. Боуман отшатнулся назад, потерял равновесие и тяжело упал на покрытую короткой травой землю буквально в нескольких футах от крутого обрыва в Рону. Но Лакабро не бросился к нему. Почти теряя сознание от боли, с помутившимся разумом, он не сделал ни единого движения к Боуману. У него на этот счет были свои соображения. Он повернулся и побежал к пистолету, который лежал в одном-двух футах от Сессиль. Ее лицо ясно говорило: эта девушка парализована страхом.

Боуман, еще не пришедший в себя от удара, оперся на руку. Он все воспринимал как в замедленной съемке: шатающийся Лакабро, стремящийся к пистолету, неподвижно застывшая девушка, пистолет у ее ног. «Возможно, она даже не смогла увидеть эту проклятую штуковину, — подумал он с отчаянием. — Но не такое же у нее плохое зрение, чтобы не увидеть пистолета, лежавшего в двух футах от нее. А если уж такое плохое, она не должна выходить на улицу без посоха». Но зрение Сессиль не было таким плохим. Внезапно она нагнулась, схватила пистолет и бросила его в Рону, затем с похвальной предусмотрительностью бросилась ничком на землю, так как Лакабро с окровавленным лицом и ненавистью в глазах явно намеревался ударить ее. Но даже в припадке бешенства от несбывшейся надежды завладеть пистолетом, в приливе желания избить, искалечить девушку, лишившую его оружия, Лакабро понимал, что для него важнее в этот момент. Он повернулся и, низко пригнувшись к земле, побежал к Боуману.

Сессиль помогла Боуману выиграть необходимое время. К моменту, когда Лакабро подбежал к нему, он был уже на ногах, хотя еще потрясенный и не совсем пришедший в себя, но тем не менее ясно воспринимавший действительность. Он уклонился от первого бычьего броска цыгана и, одновременно с поворотом, нанес сильный удар ногой проносящемуся мимо Лакабро. По счастливой случайности удар пришелся опять по левой руке бандита, который, вскрикнув от боли, в нечеловеческом усилии снова бросился на Бо-умана. На этот раз Боуман не стал уклоняться, а, наоборот, бросился на противника с такой же силой. Кулак его правой руки легко достал подбородок Лакабро, так как тот не мог защититься от удара слева. Лакабро пошатнулся, сделал несколько непроизвольных шагов назад, шатаясь на краю обрыва, попытался удержать равновесие — и свалился вниз. Всплеск от падения его тела в мутные воды Роны прозвучал необычайно громко.

Боуман осторожно заглянул вниз через осыпающийся край обрыва: Лакабро нигде не было видно. Если он лишился сознания от удара о воду, то пошел ко дну; в этом случае найти его в темной воде не было никакой возможности. Кроме того, Боуман не горел желанием спасать цыгана: если бы тот не потерял сознания, то сделал бы все возможное, чтобы утопить своего спасателя. Боуман не чувствовал в себе достаточного расположения к Лакабро, чтобы пойти на риск.

Он направился к «рено», обыскал его на скорую руку, нашел то, что и ожидал, — то есть ничего, завел двигатель, включил первую скорость, направил машину к обрыву и на ходу выскочил из нее. Маленькая машина подкатилась к обрыву, опрокинулась и с грохотом упала в реку, подняв волну высотой в тридцать футов.

Значительная часть этой волны добежала до берега и выплеснулась на Лакабро. Он полусидел-полулежал на узкой кромке песка и гравия, под нависающим над этим местом обрывом. Его одежда была насквозь мокрой, правой рукой он поддерживал левую. На его ошеломленном лице отражались боль, замешательство и удивление. Это было лицо смертельно уставшего, доведенного до отчаяния человека.

Сессиль еще сидела на земле, когда Боуман подошел к ней.

— Ты испортишь свой прекрасный цыганский костюм, сидя здесь, — сказал он.

— Да, я тоже так думаю. — Ее голос был почти спокойным. Она взяла протянутую им руку, поднялась с его помощью и огляделась: — Его нет?

— Скажем так: я не могу его найти. По этому поводу можно долго философствовать, моя любимая. Он имел возможность изрешетить меня пулями.

— Но... но умеет ли он плавать?

— Откуда я знаю, черт возьми!

Боуман подвел девушку к «симке» и после того, как они проехали целую милю в молчании, взглянул на нее с любопытством: ее руки дрожали, лицо было бледным, и заговорила она приглушенным шепотом. Ясно, что девушка еще не полностью оправилась от потрясения.

Она спросила:

— Кто ты?

— Не важно.

— Я сегодня спасла тебе жизнь.

— Да, спасибо. Но тебе следовало бы подстрелить его или взять на мушку.

Наступила долгая пауза, затем Сессиль громко шмыгнула носом и сказала почти плача:

— Я никогда в жизни не стреляла из пистолета. Я не переношу стрельбы.

— Я знаю. Я сожалею. Я сожалею обо всем, Сессиль. Но больше всего я сожалею, что втянул тебя в эту проклятую, безобразную историю. Господи, я должен был предвидеть это!

— Зачем винить себя? — Почти рыдания слышались в ее голосе. — Тебе нужно было укрыться где-нибудь прошлой ночью, и моя комната... — Она внезапно замолчала, уставилась на Боумана и прошептала: — Думай о чем-нибудь другом, ладно?

— Давай вернемся в Арль, — ответил он.

Она смотрела на него еще некоторое время, затем отвернулась, попыталась зажечь сигарету, но у нее сильно тряслись руки, и он помог ей. Ее руки еще дрожали, когда они вернулись в отель.

Глава 6

Боуман остановил автомобиль у отеля. Не далее пяти ярдов от них за столиком сразу у входа в патио в одиночестве сидела Лила. По ее виду трудно было сказать, сердита она или огорчена, но девушка определенно не выглядела счастливой.

— Друг бросил ее, — объявил Боуман. — Встретимся через пятнадцать минут. В коридоре бокового входа в отель. Не выходи, пока не увидишь голубой «ситро-ен». Я буду ждать в нем. И не задерживайся в патио. Фойе вполне безопасное место.

Сессиль кивнула:

— Могу я поговорить с ней?

— Конечно.

— Но если мы встретимся взглядами...

— Не имеет значения. Собираешься рассказать ей, какой я ужасный человек?

— Нет. — Смущенная улыбка.

— А... Тогда хочешь объявить о предстоящей свадьбе?

— И не это. — Опять смущенная улыбка.

— Так что, полагаешь, я должен принять за тебя решение?

Она положила свою руку на его:

— Мне кажется, ты очень добрый человек.

— Я сомневаюсь, что парень в «рено» разделяет твое мнение, — сказал Боуман тихо.

Улыбка исчезла с лица Сессиль, и она вышла из машины. Боуман отъехал, она смотрела вслед, слегка нахмурившись, пока машина не исчезла из виду, затем вернулась к патио. Взглянула на Лилу и кивком показала на фойе; разговаривая, обе девушки направились туда.

— Ты уверена? — спросила Сессиль. — Чарльз узнал Нейла Боумана? Лила кивнула.

— Каким образом? Почему?

— Не знаю. Понимаешь, он очень, очень проницательный человек.

— Ты хочешь сказать, что он представляет собой нечто большее, чем просто известный винодел или собиратель фольклора?

— Думаю, да.

— И он не верит Боуману? Тупик какой-то! Ты же знаешь, что Нейл думает о Люке. Боюсь, что правда на стороне Боумана, Лила. Он избавил нас сегодня еще от одного плохого человека.

— Что он сделал?

— Сбросил его в Рону. Я видела, как он это делал. Он говорит...

— Вот почему он выглядел словно привидение, когда я только увидела вас.

— Мое самочувствие тоже оставляет желать лучшего. Он говорит, что убил еще двоих. И я это тоже видела, как он уложил их. Местный колорит есть местный колорит, но было бы нелепо притворяться мертвецами. Он все же на стороне добрых сил, Лила. Хотя не могу сказать, что знаю ангелов, которым очень понравится это.