Знак Зорро - Мак-Кэллэй Джонстон - Страница 2

— Не сомневаюсь, что вы говорите правду, — ответил хозяин. — Я допускаю, что монахи это делают. Но все же пусть бы этот сеньор Зорро никогда не посещал нас здесь.

— А почему бы и нет, толстяк? Разве у меня нет шпаги при себе? Неужто ты сова, и разве теперь дневной свет, что ты не можешь видеть дальше конца своего паршивого крючковатого носа? Клянусь святыми…

— Я подразумевал, — возразил хозяин быстро и с некоторою тревогою, — что не имею желания быть ограбленным.

— Быть ограбленным? О чем ты, толстяк? О кувшине вина и каком-нибудь кушанье? Есть у тебя богатство, дурак? Ха! Пускай-ка сунется этот молодец! Пусть этот смелый и хитрый сеньор Зорро только войдет в эту дверь и появится перед нами! Пусть он, сделает поклон — как, говорят, он умеет — и пусть глаза его мигнут сквозь маску. Дай мне только увидеть молодца на одну минуту — и я предъявлю право на щедрую награду, предлагаемую его превосходительством.

— Должно быть, он боится рискнуть приблизиться к гарнизону, — предположил хозяин.

— Еще вина! — заревел Гонзалес. — Еще вина, толстяк! Ставь его на мой счет. Когда я заработаю награду, заплачу тебе полностью. Обещаю это, слово солдата! Ха! Если бы этот, храбрый, ловкий сеньор Зорро, «Проклятие Капистрано» только вошел в нашу дверь…

Дверь внезапно отворилась.

Глава II

По следам бури

С порывом ветра и дождя, ворвавшимся в комнату, появился и человек. Свечи замигали, одна из них погасла. Внезапное появление нового посетителя во время хвастовства сержанта поразило всех. Гонзалес наполовину выхватил шпагу из ножен, в то время как слова замерли у него на устах. Туземец поспешил снова закрыть дверь, чтобы защититься от ветра.

Вновь прибывший повернулся и посмотрел на всех. Хозяин вздохнул с облегчением. Это был не сеньор Зорро, конечно. Это был дон Диего Вега, красивый юноша знатного происхождения, двадцати четырех лет, известный всему Эль Камино Реаль своей малой заинтересованностью в действительно важных жизненных событиях.

— Ха! — закричал Гонзалес и вложил шпагу в ножны.

— Я, кажется, испугал вас, сеньоры? — вежливо спросил дон Диего тонким голосом, оглядывая большую комнату и кивая людям, стоявшим перед ним.

— Если вы испугали нас, сеньор, то только потому, что вошли по стопам бури, — заявил сержант. — Конечно, ваша энергия вряд ли может испугать кого-либо.

— Хм! — проворчал дон Диего, бросая в сторону свою шляпу и стаскивая с себя насквозь промокший плащ. — Ваше замечание граничит с опасностью, мой грубый друг.

— Не значит ли это, что вы намереваетесь сделать мне выговор?

— Правда, — продолжал дон Диего, — я не имею репутации человека, который ездит верхом, как безумец, рискуя сломать себе шею, не сражаюсь, как идиот, со всяким встречным и не играю на гитаре под окном каждой женщины, но все же я не желаю, чтобы то, что вы считаете недостатками, швыряли мне в лицо в качестве обвинения!

— Ха! — воскликнул Гонзалес полугневно.

— Между нами, сержант Гонзалес, существует соглашение о дружбе, и я забываю большое различие в происхождении и воспитании, которое зияет между нами, но забываю только до тех пор, пока вы удерживаете за зубами язык и остаетесь моим товарищем. Ваше хвастовство забавляет меня, и я покупаю вино, которого вы так страстно жаждете — это прекрасное соглашение. Но если вы, сеньор, еще раз станете высмеивать меня публично или в частной беседе, соглашение окончено. Я должен заметить, что имею некоторое влияние…

— Прошу прощения, кабальеро и мой добрый друг! — воскликнул встревоженный сержант Гонзалес. — Вы бушуете хуже, чем буря снаружи, и только потому, что у меня случайно сорвалось с языка… Впредь, если кто-нибудь спросит, вы — образец остроумия, вы быстро справляетесь со шпагой и всегда готовы сражаться или любить. Вы — человек действия, кабальеро. Ха! Разве кто-нибудь осмелится сомневаться в этом?

Он оглядел комнату, снова вытянув наполовину свою шпагу. Потом швырнул ее обратно в ножны, откинул голову, разразился смехом, а затем похлопал дона Диего по плечу, а жирный хозяин поспешил подать новую порцию вина, зная, что платить за нее будет дон Диего.

Эта странная дружба между доном Диего и сержантом Гонзалесом служила предметом разговора всего Эль Камино Реаль. Дон Диего происходил из знатной семьи, владевшей тысячами акров земли, бесчисленными табунами лошадей и рогатого скота и большими зерновыми полями. Личную собственность его составляла гациенда, похожая на небольшое государство, а также и дом в селе, а от своего отца он должен был унаследовать в три раза больше того, что имел в настоящее время.

Но дон Диего был не похож на других знатных юношей своего времени. По-видимому, он не любил сражений, редко носил свою шпагу, да и то лишь как украшение. Он был чрезмерно вежлив со всеми женщинами, но не ухаживал ни за одной.

Часто сидел на солнце и слушал дикие рассказы о других людях и время от времени улыбался. Он был полной противоположностью сержанту Педро Гонзалесу, но все же они часто бывали вместе. Это по словам дона Диего объяснялось тем, что его забавляло хвастовство сержанта, а сержант наслаждался бесплатным вином. Чего было больше желать в этом прекрасном соглашении?

Дон Диего стал перед камином, чтобы обсохнуть и держал в руке кружку с красным вином. Он был среднего роста, но обладал здоровьем и был недурен собою. Гордые дуэньи приходили в отчаяние из-за того, что он не хотел взглянуть во второй раз ни на одну из прекрасных сеньорит, которых они охраняли и для которых искали подходящих мужей.

Гонзалес, испуганный тем, что он разгневал своего друга и что бесплатное вино может прекратиться, старался восстановить мир.

— Кабальеро, мы говорили о знаменитом сеньоре Зорро, — сказал он. — Мы рассуждали об этом прекрасном «Проклятии Капистрано», как какой-то идиот нашел подходящим назвать эту чуму большой дороги.

— А что с ним? — спросил дон Диего, поставив свою кружку. При этом он зевнул, заслонив рукой рот. Хорошо знавшие дона Диего говорили, что он зевает по двести раз в день.

— Я говорил, кабальеро, — сказал сержант, — что этот прекрасный сеньор Зорро никогда не появляется по соседству со мной и я надеюсь, великодушные святые даруют мне возможность встретиться с ним в один прекрасный день, чтобы я мог заслужить вознаграждение, предложенное губернатором. Ох, этот сеньор Зорро, ох!

— Не будем говорить о нем, — попросил дон Диего, повернувшись и протестующе вытянув руку. — Могу же я когда-нибудь услышать о чем-то ином, кроме кровавых дел и насилий! Неужели невозможно в это бурное время послушать мудрых слов, касающихся музыки или поэзии?

— Мучная подболтка и козье молоко! — с пренебрежением и отвращением проворчал сержант Гонзалес. — Если этот сеньор Зорро хочет рисковать своей шеей, пусть себе, это его собственная шея! Головорез! Вор! Ха!

— Я много слышал о его работе, — продолжал дон Диего, — он, без сомнения, искренен в своей цели. Он не грабил никого, кроме чиновников, которые обворовывали миссии и бедных, и не наказывал никого, кроме тех скотов, которые жестоко обращались с туземцами. Он никого не убил, насколько мне известно. Оставьте ему некоторый ореол в глазах общества, сержант.

— Я бы хотел лучше получить награду!

— Заслужите ее, — предложил дон Диего. — Захватите этого человека.

— Ха! Мертвого или живого, говорит прокламация губернатора. Я сам читал ее.

— Так отправьтесь к нему и захватите, если подобная вещь нравится вам, — заметил дон Диего. — И расскажите мне об этом после. Но теперь избавьте меня.

— Это будет премиленькая история, — воскликнул Гонзалес, — и вы услышите ее всю, кабальеро, от слова до слова. Как я играл с ним, как смеялся над ним, когда мы сражались, как прижал его, спустя некоторое время, и как пронзил его.

— После — но не теперь! — воскликнул дон Диего в отчаянии. — Хозяин, еще вина! Единственный способ остановить этого грубого хвастуна, сделать его широкую глотку такой гладкой от вина, чтобы слова не могли выкарабкаться оттуда.