Мир Акорны - Маккефри Энн - Страница 53

Пилоту было очень нехорошо, совсем нехорошо, также, как и прочим пострадавшим членам команды, которую теперь с полным на то основанием можно было назвать «командой скелетов». Да, скелетов, а не экзоскелетов: именно экзоскелеты поражались субстанцией в первую очередь.

Высокочастотные крики боли отдавались в мозгу пилота и причиняли ему не меньше неудобств, чем ступня. Он понимал, что от ступни следует избавиться в самом скором времени. Если тянуть с этим, придется расстаться со всей ногой. В отличие от остального экипажа он не принимал особо деятельного участия в затаптывании инфицированного. Едва до него дотронулся, и то только чтобы отдать приказ на устранение.

Он боялся, что следующим устранят его самого. Если он не умрет от болезни, его неизбежно затопчут другие, более здоровые пилоты, или, что еще хуже, ему удалят зараженную конечность и скормят его Молодняку.

Молодняк же будет злее и яростнее обычного, поскольку уже очень, очень много длительных отрезков времени не получает достаточно пропитания. Нириане – скаредная, эгоистичная раса. Они держат свою боль при себе, не просят, не умоляют, не рыдают – вне зависимости от того, насколько тщательно и медленно их разбирают на части. Настолько не желают делиться своими чувствами, что не корчатся даже при максимально жестоком обращении. Да еще все какие-то хилые и умирают слишком быстро. Быстро. Тихо. А Молодняк остается голодным.

Когда челнок с корабля-разведчика «Пятьдесят три хрусть и семь щелк» обнаружил целую колонию сочных однорогих, весь Рой состязался за право добраться туда первым. Они сгорали от нетерпения, а Молодняк – от голода. Впрочем, поймать однорогих оказалось весьма непросто. Но отказываться от поисков не стали: представители данной расы, с которыми кхлеви уже довелось столкнуться, показали себя в высшей степени пригодными к проецированию эмоций. Шок, страх, ярость, омерзение, способность к глубокому и сильному страданию (при правильном обращении) – все это позволяло даже одному-единственному однорогому стать роскошным пиром для Молодняка.

Но на сей раз кхлеви всерьез обвели вокруг пальца. Согласно показаниям выживших солдат, на всей планете оказались лишь тени однорогих и их построек. К тени не прикоснешься, тень не убьешь и не ранишь. Тень не обладает пищевой ценностью ни для солдат, ни для Молодняка. Что еще хуже, на поверхности планеты обнаружили растения, сходные с неподвижными растениями других миров. Они испускали феромоны страха, но когда солдаты нападали на эти штуки, они нападали на солдат в ответ! Был потерян весь наземный флот, и многие корабли Роя оказались повреждены зараженными челноками, которые вопреки приказу возвращались к своему основному судну.

Молодняк знал обо всем этом. Ему скармливали страх и боль старших родичей, но это было плохой заменой чужим эмоциям. Столько времени прошло с момента последнего сытного кормления, что теперь Молодняк мог насытиться только физической оболочкой старших. Их убивали, а освободившееся место занимала юная поросль.

Пилот понимал – таков Путь. Со временем старшие вроде него самого слабели и становились не способны исполнять свои обязанности. Их следовало устранять и заменять на свежий, яростный Молодняк, который, в свою очередь, служил тем, кто был еще моложе, еще злее, еще яростнее. В общем, в нынешней ситуации Рой вернется ни с чем. Старшим придется предлагать в пищу свои тела, свою боль и муку, свой ужас, и все это поглотит жадная, голодная орда их отпрысков.

Пилот сожалел об этом, и сожаление его было глубоким и горьким. Наверняка Молодняк оценил бы этот запах по достоинству. Кстати говоря, сам пилот заменил собой (и лично поглотил) усталого, ни к чему не годного старшего всего несколько кратких отрезков времени назад. Его жизнь в Рое должна была длиться еще очень и очень долго. То, что происходило сейчас, было неправильно. Несправедливо. Его это не устраивало. Но – таков уж был Путь.

Из-за волнения, боли и невнимательности некоторых других членов экипажа (у них были похожие неприятности) он слегка сбился с курса, следуя за той частью Роя, которая, страдая теми же самыми проблемами, отклонилась от нужного маршрута.

Его корабль первым обнаружил чужое судно. Похоже, оно не увеличивало скорость и вообще не двигалось. При этом на нем не было заметно никаких повреждений. Оборудование показало, что на судне есть признаки жизни. Прочие корабли тоже обнаружили его. Оно находилось на довольно большом расстоянии от Роя, и в том случае, если бы перемещалось с высокой скоростью, могло бы избежать встречи с ним – но в противном случае послужило бы пищей Молодняку. Набивая свои животы, Молодняк мог бы и позабыть о старших, которые тоже должны были пойти ему на обед.

В гидропонном саду «Акадецки» цвели экзотические растения: орхидеи, лилии (они выглядели настолько похожими на настоящие, что, казалось, даже испускали аромат), жасмин, и розы, и ароматные травы; в кристально чистой воде плавали пышные лотосы, а посреди всего этого великолепия искрился брызгами фонтан.

Дети смотрели друг на друга, но видели не тех, кем они были на самом деле, а прекрасных (хотя, быть может, и полноватых – Хафиз всегда создавал голограммы, следуя собственным вкусам) гурий и лихих воров. Дамы были закутаны в вороха шелков: вуали, юбки, шаровары с разрезами по всей длине (чтобы подчеркнуть красоту ножек), и увешаны звенящими серебряными и золотыми украшениями. Воры красовались в ярко-синих берберских рубахах, кожа их отливала индиго, или же в полосатых балахонах мягких золотистых, шафрановых, красноватых тонов, а также во всех оттенках коричневого цвета, которого столь много в никогда не виданных ими пустынях. Теперь же пустыня тянулась, насколько хватало глаз, начиная от самого края сада. Каждый ребенок был одинок среди всех этих блистающих роскошью незнакомцев. Все они внимательно слушали Хафиза Харакамяна. Трубы и зурны, тамбурины и домры, сладкоголосые флейты создавали мелодию, причудливо переплетающуюся с тканью рассказа, украшая его, как цветные буквицы украшали страницы древних священных книг.

И это было всего-навсего фоном!

Сказки Хафиза оживали перед благодарными слушателями. Он начал говорить:

– Давным-давно, в минувшие дни и навсегда ушедшие времена, на планете Кездет, еще до создания Федерации, жил-был бедный, но предприимчивый паренек. Звали его Хабиб, и был он сыном небогатого производителя дешевых компьютерных игр. К несчастью для Хабиба, незадолго до того, как ему исполнилось пятнадцать лет, отец его отошел в край, предсказанный Тремя Книгами и Тремя Пророками. Мать Хабиба давным-давно сбежала со сладкоголосым страховым агентом, так что мальчик остался в полном одиночестве.

Он продолжил рассказ, открывая слушателям, как случилось, что Хабиб нашел невообразимое богатство – волшебную лампу, лампу, которая, если ее поместить в сонный кокон, в коих межзвездные путешественники погружались в криосон, могла предотвращать смерти, случающиеся из-за нехватки в организме витамина Д. Лампа эта была и вправду волшебной, из нее даже появлялся джинн. Правда, видели его только путешественники во время криосна.

Хафиз как раз подбирался к следующему повороту сюжета, когда послышался крик Калума Бэрда:

– Хафиз, не мог бы ты притормозить со спецэффектами? Между прочим, они работают за счет энергии корабельного компьютера!

– Что за чушь, мой мальчик! – сказал Хафиз. – Мои голограммы требуют очень низких энергозатрат. – При обычных обстоятельствах он мог бы и посчитаться с мнением Бэрда, но лучший трюк был еще впереди, и поэтому…

Заканчивая сказку, он разложил питательные плитки на обычном столе, а потом приказал танцовщицам придать им вид жареного лебедя и соловьиных язычков. Заметив озадаченные выражения лиц, видимые даже сквозь иллюзорные голограммы, он набрал очередную комбинацию на клавиатуре, и непонятные детям деликатесы превратились в гамбургеры, картошку фри, луковые колечки, молочные коктейли, газированную воду и мороженое.