Записки средневековой домохозяйки - Ковалевская Елена - Страница 29

Я ободряюще, можно даже сказать покровительственно, положила ладонь на его руку, которой он опирался на палку:

– Очень рада с вами познакомиться.

– Прошу в дом, – вежливо, как и полагается хорошему слуге, предложил он, услужливо пропуская меня вперед.

Но тут за спиной послышалось:

– Она к нам надолго?! – Голос был женским, тон – гневным, но при этом все произносилось шепотом, в расчете, что я не расслышу. – Или они как всегда? Приехали, посмотрели, как все разваливается, и умчались прочь веселиться и развлекаться?! А вдруг они решили все продать, а нас выкинуть на улицу?!

Мистер Гивел зашикал, пытаясь осадить женщину.

Но я все услышала и мгновенно догадалась, чего именно она опасается…

Стремясь не выдать, что меня задели ее слова, ведь я совсем не знала о том, что творится в усадьбе, однако уже приняла сказанное на свой счет, я спокойно развернулась и, стараясь говорить как можно ровнее, попыталась ответить на все вопросы сразу:

– Да. Вовсе нет. Пока я здесь, ее продавать никто не собирается.

Женщина опешила, сбившись с намеченной линии разговора, а я обратилась к мистеру Гивелу:

– Может, все-таки пройдем в дом? Я в дороге слегка озябла, и мне хотелось бы погреться у очага, – и вновь направилась к двери.

За спиной я услышала сдавленный шепот старика, который принялся выговаривать женщине:

– Дейдра, ты что, совсем спятила?! Это же маркиза Мейнмор! Наша хозяйка! А ты…

– Да хоть сама королева Флоренс Пришедшая! – зашипела она в ответ. – Мало они горя нам принесли?!

Я сделала вид, что не слышу их разговора. Неспешно пройдя пару десятков шагов, взошла по самодельному крыльцу, сколоченному из грубо отесанных досок, и уже взялась за ручку двери, как вновь обернулась назад, к спорящим старику и женщине.

Мне так не хотелось с первого дня наживать здесь врагов, и поэтому я с мягкой улыбкой спросила еще раз:

– Может, мы пройдем в дом?

– О миледи! – Старик заторопился ко мне. – Вы еще спрашиваете! Безусловно! Это же ваш дом, ваша усадьба!

Он догнал меня на самом пороге и, открыв дверь, первой пропустил внутрь. Напоследок я бросила взгляд на женщину, которая, сжав губы и нахмурив брови, враждебно смотрела мне вслед.

Переступив порог дома, я ощутила спертый воздух помещения, где кухня и спальня были объединены. Когда глаза привыкли к царившему полумраку, я начала осматриваться. Комнатушка оказалась весьма тесной и холодной, и, похоже, чтобы хоть как-то сохранить в ней тепло, ее редко проветривали. По правую руку от входа располагался огромный камин, практически во всю стену, однако огонь в нем едва теплился в уголке. Внутри висели какие-то цепи и крюки. Неподалеку я увидела самодельную двухъярусную кровать, застеленную лоскутными одеялами, в нише, что образовывали кровать и камин, за занавеской, видимо, находились полки или шкаф. У противоположной от камина стены, между двумя дверями, ныне заколоченными досками, возвышался комод. И если корпус его был в хорошем состоянии, то ножки оказались сделанными наспех, из четырех чурбачков, подставленных под него. Рядом стояли колченогий стул и два табурета. А посреди комнаты находился массивный стол, вмонтированный в каменный пол или возведенный прямо на нем. Приглядевшись повнимательнее, я догадалась, что это не что иное, как чугунная кухонная плита, которую накрыли деревянной столешницей.

И тогда я поняла, что эти люди жили на бывшей усадебной кухне, а огромный камин когда-то, в пору величия имения, также являлся лишь частью кухни и разжигался для приготовления блюд.

Пока я рассматривала их жилье, старик, несмотря на свою немощность, подтащил единственный стул к камину.

– Прошу, – указал он на него.

Мне было неудобно, что я заставила старого человека суетиться, однако, понимая, что он делает это от чистого сердца, я присела на стул и протянула озябшие руки к огню.

Наступила неловкая пауза.

На улице мои спутники разгружали вещи и припасы из саней. Парнишки бегали вокруг них и радостно голосили. Мальчик, перестав прятаться за бабушку, которая после моего появления в комнате замерла у стола и теперь выжидающе смотрела на меня, подскочил к окну и, прижав нос к стеклу, пытался разглядеть, что же делают сорванцы Порриманов.

Раздавались уверенные команды Меган, слышалось ворчание Шарля…

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату решительно зашла Дейдра. Увидев меня, сидящую у камина, она резко остановилась, словно запнулась о невидимое препятствие, и тоже замерла неподвижно, как и бабушка. Однако в отличие от выжидательного взгляда пожилой женщины взор Дейдры горел злым огнем.

Дальше молчать было просто невыносимо, и я попыталась разрядить атмосферу.

– Мистер Гивел, – обратилась я к старику. Похоже, именно он был главой всего этого семейства. – Не могли бы вы мне рассказать, как ваши дела? Как вы живете здесь? Мне крайне любопытно и даже важно знать, как идут дела в усадьбе.

Но не успел он и рта раскрыть, как Дейдра не выдержала и уже в голос, едва не срываясь в слезы, выпалила:

– К чему ваши учтивые вопросы?! Вы… вы все равно скоро уедете к мужу. И снова… будете купаться в роскоши, когда мы… Вы знаете, что он виноват? Что по его вине Генри сейчас?! Ах, если бы не эти кони!.. – И, закрыв лицо руками, расплакалась.

– Дейдра!.. – раздался хриплый мужской голос из-за занавески, за которой, я думала, были скрыты шкаф или полки. – Придержи язык… – Тут мужчина закашлялся. – Отодвинь, я хочу посмотреть.

Женщина, быстро смахнув слезы, бросилась в угол и отдернула занавесь. Мне неудобно было смотреть искоса, я встала и… Хорошо, что рядом стоял стул, я смогла опереться о спинку.

Передо мной на кровати лежал изможденный мужчина. Лицо его было обезображено, нос свернут набок, а щека обожжена так, что теперь кожа казалась сплошным рубцом. Левая рука, что лежала поверх одеяла, тоже выглядела обожженной культей. На пальцы, стянутые и спекшиеся в трехпалую конечность, я не могла смотреть без содрогания. Вдобавок она явно была переломана и неправильно срослась.

– Я хочу увидеть миледи, – прохрипел он и попытался приподняться, чтобы сесть.

Дейдра стала помогать ему, и я увидела, что у него не только обожжена щека, но и глаз затянут пленкой бельма.

Женщина тащила его на себя, но ее сил явно было недостаточно. И тогда я, взяв стул, подошла к его кровати и села рядом с ним.

– Как это с вами произошло? – осторожно спросила я. – Отчего?

Мужчина улыбнулся, и обожженная половина его лица перекосилась.

– У вашего супруга в прошлом году поздней осенью загорелась конюшня. Разве вы не знали?

Я отрицательно покачала головой.

– Я являюсь маркизой Мейнмор не более трех недель. Какие события происходили до этого, увы, я не знаю.

– Тогда знайте. Когда я выводил лошадей, на меня упала балка. Я обгорел… – Тут мужчина закашлялся. – Одного скакуна все же не удалось спасти, он погиб в огне. Маркиз Мейнмор сказал, что это я во всем виноват, и выгнал меня, полуживого, на улицу. Мы с моей женой Дейдрой вернулись к родителям и Мартину… Вернее, это Дейдра привезла меня чуть живого…

– У маркиза нет сострадания, – прошептала та, но ее муж лишь сказал:

– Дейдра… – И женщина замолчала. А он как ни в чем не бывало обратился ко мне: – Миледи, я утолил ваше любопытство?

Покраснев, я неуверенно кивнула.

– Тогда, миледи, – продолжил он, – могу ли я просить рассказать нам, что вас привело в такую даль от столицы и супруга? Как я понял с ваших слов, медовый месяц еще не закончился. Что же вы здесь делаете? И что собираетесь делать?

– Что собираюсь?.. – протянула я с кривой улыбкой. – Жить я здесь собираюсь.

После моих слов в комнате повисла оглушительная тишина. А я, словно не замечая, продолжила:

– Видите ли, не вас одних выбросили. Теперь маркиз ссылает сюда всех ненужных, всех, кто так или иначе ему неугоден. Так что я приехала в усадьбу жить. Вернее, выживать, и, надеюсь, успешно.