Пандемониум - Оливер Лорен - Страница 34

Я смеюсь, хотя ничего смешного тут нет. Мир перевернулся, моя жизнь разрублена надвое, существуют две Лины, старая и новая, они идут параллельными путями и уже никогда не станут одним целым. И еще я понимаю, что от Джулиана сейчас ждать нечего. Я была дурой, когда подумала, что он мне поможет. Он — зомби, тут Рейвэн права. А зомби делают то, на что запрограммированы, они ничего не видят вокруг, так и идут, как послушные бараны, до самой могилы.

Но я не такая. Я достаю из-под матраса нож, сажусь на койку и начинаю точить его о металлическую стойку. Мне доставляет удовольствие смотреть на то, как блестит его лезвие.

— Это неважно, — говорю я Джулиану, — Все это неважно.

— Как? — настаивает Джулиан, — Кто тебя заразил?

Черная пустота во мне вздрагивает и увеличивается в объеме еще на один дюйм.

— Иди ты к черту, — посылаю я Джулиана, но уже безразлично.

Я, не отрываясь, смотрю на лезвие ножа, оно сверкает, словно указывает путь из темноты на свет.

Тогда

На первой стоянке мы прожили четыре дня. В последний вечер, перед тем как снова двинуться на юг, Рейвэн отзывает меня в сторону и говорит:

— Время пришло.

Я все еще злюсь на нее за то, что она сказала мне возле капкана с зайцем, только злость теперь притупилась и превратилась в глухую обиду. Оказывается, она с самого начала все обо мне знала. У меня такое чувство, будто Рейвэн просунула руку внутрь меня и что-то там сломала.

— Время для чего? — спрашиваю я.

У меня за спиной горит небольшой костер. Блу, Сара и еще некоторые из наших спят под открытым небом, они похожи на клубок из одеял, голов, ног. Нам часто приходится так спать, чтобы сохранить тепло. Грэндпа жует остатки своего жевательного табака и время от времени сплевывает в костер, а костер отвечает ему зелеными вспышками. Остальные разошлись по палаткам.

Рейвэн одаривает меня слабой улыбкой.

— Время твоего исцеления.

Сердце подпрыгивает у меня в груди. Ночь стоит морозная, и дышать глубоко больно. Рейвэн уводит меня от стоянки футов на сто вдоль реки. Там берег отлогий и широкий, и в этом месте мы каждое утро долбим толстый лед, чтобы набрать воды.

Брэм уже здесь. Он разжег еще один костер, высокий и жаркий, мы подошли только на пять футов, а у меня уже слезятся глаза от дыма и пепла. Брэм сложил ветки и сучья в форме вигвама, и белые и синие языки пламени вырываются из его верхушки к небу. Дым, как ластик, стирает яркие звезды у нас над головой.

— Готово? — спрашивает Рейвэн.

— Почти, — говорит Брэм, — еще пять минут.

Он сидит на корточках напротив деревянного ведра, которое установил на краю костра. Ведро, чтобы оно не загорелось, приходится периодически сбрызгивать водой. Брэм достает из сумки, что лежит у него в ногах, какой- то небольшой тонкий предмет. Этот предмет чем-то похож на отвертку с круглой рукояткой и стержнем с острым блестящим лезвием. Брэм бросает этот инструмент в ведро рукояткой вниз, потом встает и смотрит, как кончик пластмассовой рукоятки описывает круги в кипящей воде.

Мне становится не по себе, я поворачиваюсь к Рейвэн, но она смотрит на огонь, и по лицу ее ничего невозможно понять.

Брэм отходит от костра и сует мне в руки бутылку виски.

— На, держи, тебе захочется выпить.

Я терпеть не могу вкус виски, но все равно откручиваю пробку и делаю большой глоток. Алкоголь обжигает горло, и я с трудом подавляю приступ рвоты. Но про ходит пять секунд, тепло поднимается от желудка к горлу, потом добирается до нёба языка, и второй глоток дается мне уже легче, и третий тоже.

К тому моменту, когда Брэм сообщает, что все готово, я выпиваю четверть бутылки, и звезды у меня над головой начинают медленно вращаться, как острие отвертки в воде. У меня голова словно бы отделилась от тела. Я тяжело сажусь на землю.

— Аккуратно, — говорит Брэм, его белые зубы сверкают в темноте, — Как ты себя чувствуешь, Лина?

— Хорошо, — с трудом ворочая языком, отвечаю я.

— Она готова, — говорит Брэм и обращается к Рейвэн: — Возьми одеяло, хорошо?

Рейвэн двигается позади меня, а Брэм говорит, чтобы я легла на спину. Я с удовольствием подчиняюсь — так голова меньше кружится.

— Возьми ее за левую руку, — говорит Рейвэн и опускается рядом со мной на колени, — Я возьму правую.

Сережки в ее правом ухе (серебряный амулет и перо) раскачиваются, как два маятника.

Рейвэн и Брэм крепко держат меня с двух сторон, и тут мне становится страшно.

— Эй, пустите, — я пытаюсь сесть, — мне больно.

— Важно, чтобы ты не шевелилась, — говорит Рейвэн и через небольшую паузу добавляет: — Лина, будет чуть- чуть больно. Но все быстро кончится. Доверься нам.

От страха у меня снова становится горячо в груди. Брэм держит в руке стерилизованный инструмент, тонкое лезвие вобрало в себя весь свет от костра, оно раскалилось добела и внушает ужас. Я слишком напугана, чтобы сопротивляться, и понимаю, что это бесполезно — Рейвэн и Брэм слишком сильные, мне с ними не справиться.

— Зажми в зубах, — говорит Брэм.

И у меня во рту вдруг появляется кусок кожаного ремня. Кожа пахнет, как жевательный табак Грэндпа.

— Подождите… — пытаюсь возразить я, но кусок кожи, как кляп, не дает говорить.

Брэм кладет ладонь мне на лоб, а второй рукой поднимает мой подбородок кверху. Потом он наклоняется надо мной с «отверткой» в руке, и я чувствую, как ее лезвие прижимается к шее у меня под левым ухом. Я хочу кричать, но не могу, хочу бежать и тоже не могу.

— Добро пожаловать в Сопротивление, Лина, — шепчет мне Брэм, — Я постараюсь все сделать быстро.

Первый порез глубокий. Меня заполняет огонь. А потом я обретаю голос и кричу.

Сейчас

— Лина.

Собственное имя возвращает меня из сна в реальность. Я сажусь, сердце бешено скачет у меня в груди.

Джулиан передвинул свою койку к двери, подальше от моей. У меня под носом выступили капельки пота. Я уже несколько дней не принимала душ, и в камере стоит густой животный запах.

— Это хоть твое настоящее имя? — немного помолчав, спрашивает Джулиан.

В его голосе по-прежнему холод, но резкость и язвительность исчезли.

— Настоящее.

Я зажмуриваюсь так сильно, что у меня под веками начинают вспыхивать разноцветные искры. Мне приснился кошмар. Я была в Дикой местности. Рейвэн и Алекс тоже там были… И еще там был какой-то зверь, нечто огромное, что мы должны убить.

— Ты звала во сне Алекса, — говорит Джулиан.

У меня на секунду сжимается желудок, мы снова молчим. Тишину нарушает Джулиан:

— Это был он, да? Это он тебя заразил?

— Какая разница?

Я снова ложусь.

— И что с ним случилось?

— Он умер, — коротко отвечаю я, ведь это именно то, что Джулиан хочет услышать.

Я мысленно рисую высокую башню с гладкими стенами, которая поднимается к самому небу. В башне вырезана из камня винтовая лестница. Я поднимаюсь на первую ступеньку по пути в холод и полумрак.

— Как? — спрашивает Джулиан, — Его убила делирия?

Я знаю, что, если скажу «да», ему станет легче.

«Ну вот, — подумает он. — Мы правы. Мы всегда были правы. Люди умирают, и это подтверждает нашу правоту».

— Вы, — говорю я. — Такие, как ты.

Джулиан делает быстрый вдох сквозь зубы. Когда он снова начинает говорить, голос его звучит уже мягче.

— Ты говорила, что тебе не снятся кошмары.

Я замуровала себя в башне, с высоты ее стен люди не больше муравьев, какие-то точки, которые легко стереть.

— Я — заразная. Мы обманываем.

К утру мой план приобретает четкие и ясные очертания. Джулиан сидит в углу и смотрит на меня так же, как смотрел в наш первый день в камере. Голова у него еще перевязана, но опухоль на лице спала и вид вполне боевой.

Я раскрываю зонтик и снимаю с металлических спиц нейлон, а потом раскладываю ткань и разрезаю ее на четыре длинные ленты. После этого я связываю эти ленты и проверяю узлы на прочность. Получилось довольно сносно. Долго узлы, конечно, не продержатся, но мне больше пяти минут и не потребуется.