Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Место для битвы - Мазин Александр Владимирович - Страница 51


51
Изменить размер шрифта:

Духарев уже собрался спросить его об этом, но Машег сам задал ему вопрос.

– Вот скажи, Серегей,– тихо проговорил он.– Ты видишь будущее, когда захочешь или когда на тебя от Бога нисходит?

– Скорее второе.

– Жалко,– хузарин вздохнул.– А то я бы тебя попросил посмотреть кое-что… Про нас. В будущем.

– Ты думаешь, я бы сам не посмотрел, если бы мог? – отозвался Серега.

Машег снова вздохнул. Часто он вздыхает. Раньше за ним подобного не замечалось. Что-то с благородным хузарином не то…

– Давай, выкладывай,– подбодрил его Духарев.– Что там у тебя?

– Да, понимаешь… Это касается Элды…

Еще один вздох.

– Да? А мне показалось, у вас все ладится.

– Да, в общем,– Машег опять вздохнул.– Ладится, да. Но, понимаешь, я сначала ее не понимал. Думал: красивая баба, страстная…

– А разве нет?

– Да… Да, все так. Только… Она другая. Не такая, как я думал поначалу.

– Ну, брат, ты даешь! – сказал Сергей.– Много у тебя было женщин, которые оказывались такими, какими казались?

Машег не ответил.

Прошла минута, другая…

Между небом и землей лежала душно-теплая ночь. Степь была словно огромный зверь. Она дышала, и у ее дыхания был свой, особый, неповторимый запах. Земля казалась живой под сухой шерстью травы. А все, что на ней: люди, звери – вроде насекомых на бычьей спине. Земля была теплой, а звездное небо, наоборот, холодным и пугающим. В такие минуты Серега понимал, почему небесные боги кочевников свирепее и мстительнее богов земных. И для него, кочевника не только пространств, но и времени, эти холодные небеса были еще более пугающими. Как там говорил парс? «Звезды тебя не знают». Чужие звезды…

Машег что-то сказал, и Духарев очнулся.

– …У меня, Серегей, было много разных женщин,– говорил хузарин.– Всяких… Но все не такие, как она. А Элда… Ей трудно было, Серегей. С мужчинами трудно, а с женщинами – еще труднее. Ее биться учили – как мужа. А у нее душа нежная, словно птенец перепелки.

Машег еще раз вздохнул и добавил:

– Я думаю, ее мне Бог послал, Серегей!

– Или тебя – ей? – заметил Духарев.

– Или меня – ей,– повторил Машег. И добавил после паузы: – Сердце у меня болит, Серегей. Что с нами будет? Что будет с ней? Страх во мне теперь, брат. Раньше такого не было. Раньше у меня не было Элды – только Бог был и честь родовая. Ни Бога, ни честь отнять нельзя, Серегей. А ее – можно. Раньше я смеялся в глаза смерти. Бог сотворил нас смертными. Мы должны умирать. Иначе как бы мы возвращались к своему Творцу? Смешно избраннику Господа бояться Небесного Отца! А теперь я боюсь, Серегей! Боюсь умереть… Я уйду, а что тогда станет с ней? Что сотворит с ней этот мир, когда я уйду? Навсегда уйду, Серегей! Ты мудр, подскажи, как мне с этим жить?

– Я – мудр? – изумился Духарев, но Машег словно не услышал.

– Подскажи, Серегей! Не умею я так, со страхом внутри. Он силу мою точит. Стыдно мне! Отец мой не ведал страха. И дед. Боюсь я и того, что кровь свою опозорю! Честь моя. Бог мой… и она. Когда я спрашиваю у души своей: что ей дороже? «Она!» – отвечает душа. И это правда! Стыдно мне, Серегей! Мы с тобой от одного Бога, Серегей! И одна у нас Первая заповедь: возлюби Господа более себя самого! Ужель я предаю Бога моего? Скажи мне!

Серега придвинулся ближе, обнял хузарина, как обнял бы младшего брата.

– Ты ее любишь,– сказал он.– Любовь – от Бога. И ты любишь в ней Бога, Машег. Чего тут стыдиться? И бояться не надо. Не вечно же она будет делить с тобой жизнь воина! Мы выкарабкаемся, привезешь ее домой, там она будет в большей безопасности. И твой страх уйдет.

– Нет,– качнул головой хузарин.– Нет, Серегей, не сможет она у меня дома жить, по нашему уставу, с женами моими, с матерью. У нас обычаи строгие. Не станет она – по-нашему. Другая она. Не станет. И не сможет.

– Тогда посели ее у нас: в Переяславле, в Киеве…

– Может быть…– задумчиво произнес хузарин.– Но знаешь, чего я хочу?

– Да?

– Пусть она со мной будет. Всегда. И здесь, в поле. Научу ее из лука стрелять, с конем дружить научу. Станет воительницей не хуже Мисюрка.

– Мисюрок мертв,– напомнил Духарев.

– Значит, она будет лучше.

– Хорошо,– не стал спорить Сергей.– Но тогда я не понимаю, в чем трудность? Будет она воительницей. Будет с тобой рядом драться. Ну и отлично!

– Да,– вздохнул хузарин.– Этого я и боюсь. А если меня убьют? Если она тем же печенегам добычей станет? Вот она говорит: муж ее прежний оборонить не сумел. Он мог ее с собой в Валхаллу взять, но не взял. А я? Моя душа к Богу истинному уйдет. А ее? Что будет с ней? Боюсь я, Серегей!

– Так,– сказал Серега.– Ты сам же сказал: Бог ее тебе дал. Верно?

– Верно.

– Разве Бог дает что-то просто так?

– Нет, наверное…

– Значит, встретились вы не случайно. И отсюда вывод: чему быть, того не миновать. Живи, радуйся, но не забывай, сколько у тебя врагов. И Бог вас не оставит!

– Но она язычница, Серегей!

– А это уже твои трудности! – Серега убрал руку с плеча хузарина, потянулся, хрустнув суставами.– Уговори ее стать иудейкой, – сказал он.– Женщинам, как я понимаю, это проще. И резать ничего не надо! – Серега засмеялся.

В ночной степи его смех прозвучал почти кощунственно.

– Уговорить ее будет нелегко,– задумчиво произнес Машег.

– А кто сказал, что будет легко? Сама-то она как к тебе относится?

– Говорит: я лучший мужчина, чем ее бывший муж.

– Да? И когда это вы успели?

– Вчера. На речке.

– Ну ты крут! – восхитился Духарев.

– Да не в этом дело! – отмахнулся хузарин.– Вчера она моей больше от обиды стала. На тебя она обижена была. Ты мужу ее обещал принять как жену, а не принял. Вот она от обиды – со мной.

– И что, она по-прежнему считает, что я должен взять ее в жены? – Серега даже испугался.

– Уже нет, – восстановил его спокойствие хузарин.– Во-первых, я ей объяснил, что ты – христианин. Одна жена у тебя уже есть, а второй – не положено. А во-вторых, я сказал… – Машег хихикнул,– …что я – лучший воин, чем ты, потому что лучше меня я в степи воина не встречал. Она нурманка, Серегей. Дикарка. Сила для нее – превыше всего.

– Это верно,– согласился Духарев.– От скромности ты не умрешь,– Серега усмехнулся.

– А это так и есть,– спокойно ответил хузарин.– Лучшего воина я в степи не встречал. Встречу – сразу узнаю.

– Интересно, как?

– Он меня убьет.

Глава тридцать шестая,

в которой Серега в очередной раз видит скверный сон

Когда пришла Серегина очередь отдыхать, он завернулся в попону, лег на бочок, положил под голову седло, расслабился, очень надеясь, что ему приснится что-нибудь «вещее», полезное.

Вместо этого ему приснился Питер. А может, даже и не Питер, потому что место было совсем незнакомое, из окна открывался вид на замызганные пятиэтажки, пахло пылью и мазутом.

Серега сидел за широким столом; справа – компьютер и факс, слева – пепельница и здоровый рыхловатый мужик с папиросой в зубах. Сергей тоже затянулся и стряхнул пепел. Жест был привычный.

«Я же не курю!» – подумал он с удивлением.

Рыхловатый глянул на часы, сказал:

– Счас придут. Он любит так: чтоб минута в минуту.

Сергей раздавил в пепельнице сигарету и тоже поглядел на часы. Без двух шесть.

Часы были тяжелые позолоченные, или, возможно, сплошь золотые, на пальце – золотой литой перстень, а на запястье – цепочка. Похожая на ту, что носил Духарев-варяг, только эта, из сна, была полегче, и работа погрубее – серийный продукт.

С монитора весело скалились две голые сисястые девки. В обнимку. Краски были настолько яркими, словно бы и не сон это, а явь. Но Серега, как ни странно, точно знал, что спит.

За дверью раздались шаги, и наручные часы Духарева немедленно запиликали, отмечая очередной час.

Вошедших было трое. Вошли, не здороваясь. Двое тут же направились к столу. Один, сдвинув пепельницу, уселся на край, второй развернул стул и взгромоздился верхом, сложив на спинке мускулистые разноцветно татуированные руки. Третий, в больших зеркальных очках, расположился поодаль, в углу, в кресле рядом с кадкой, в которой умирала волосатая пальма.