Шебеко - Ефремов Иван Антонович - Страница 27

Нагорный лишь тяжело вздохнул.

— Чего уж там… После драки кулаками не машут! Погрузим Существо в машину и отвезем в милицию.

— Зачем?

— Чтобы удостоверить смерть! Да и вообще… — сделал паузу лейтенант, — не мешало бы передать его науке. Как и положено в наши дни.

Но пятно вдруг стало на глазах исчезать. Видимо, Существу не хотелось в милицию. В воздухе запахло озоном.

— Ясно! — буркнул физик. — Система пошла на самоликвидацию…

— Что это значит?

— А то, что она перешла в энергию и испарилась в пространстве. Теперь ищи ветра в поле… Пустой номер!

И жалость, и горечь, и неудовлетворенность пронизали физика. Он был без пяти минут у порога открытия, а окончилось нелепо, будто и не было нежданного везенья.

Но лейтенант был совершенно другого мнения.

— Хорошо то, что хорошо кончается… Беса выгнали. Значит, задачу выполнили, верно?

1989 г.

Молодая поросль

Глава первая

Солнце клонилось к закату, но в округе все еще торжествовала духота. На извилистых проселочных дорогах злодействовала пыль; она густыми, плотными лохмотьями вздымалась в небо, упорно захватывала новые пространства и крепко обнимала все, что попадалось на ее пути.

Вот ветер дремотно ворвался в село Большое Чеменево, лениво зашаркал по дворам, а после снова затих, забиваясь в разные щели. И эта веселая, бесноватая жара сегодня явно не нравилась Коле, ибо предстояло ему ни много ни мало два часа находиться в пути: средняя школа, которую он давеча окончил, располагалась в соседнем селе, в Первомайском, и нынче он должен был непременно посетить выпускной вечер.

Коля надел брюки — неглаженные, с явными следами пыли, клетчатую сорочку, нехотя захватил пиджак и выскочил на улицу. Невысокого роста, с тонкой мальчишеской шеей и темным загаром лица, он скорее всего напоминал восьмиклассника, нежели выпускника десятого «б». И его до боли жгла обида, что растет слабо, отставая от всех. Товарищи по школе — рослые и крепкие парни. Он же весил лишь около сорока килограммов. И это в семнадцать лет! Даже Валя Косогорова, его давняя мечта, на него смотрела снисходительно, словно на мальчишку, которого следовало пожалеть…

Дорога проходила мимо клуба. Помещался клуб в бывшей церкви. Высокие потолки и печальные стены этого здания вечно страдали по ремонту. Здесь, кроме клуба, еще находились правление колхоза, сельский Совет и библиотека. Все вместе и составляло одно емкое название — Правление.

Село выглядело пустынным: люди еще не вернулись с работы. Привыкли они летом горбиться от зари до зари. Коля вышел за околицу и резво пошел вперед. Возле конного двора, что рядом, подле околицы, несколько женщин на машину грузили навоз. Видно, Колю они узнали. Одна из девушек — среднего роста и стройная, как лань, — крикнула ему:

— Куда идешь? Коля убавил ходьбу.

— В Первомайск, на выпускной вечер, — буркнул он, подавляя в себе острое желание похвастаться окончанием средней школы.

Коля шагнул вперед. Пыль от шагов клубилась облаком, настойчиво лезла в новые сандалии. Их недавно купил отец, в общем-то не очень щедрый на покупки. По обыкновению, покупками распоряжалась мать, но, видно, радость охватила отца от того, что сын окончил десятилетку и стал взрослым человеком. Еще в восьмом классе к Коле отец относился без внимания. Учится — ну и хорошо! Правда, к зиме обещал сшить новые галифе, как в старые добрые времена. Но одна зима проходила за другой, а галифе вовсе не появлялись на свет. И Коля с нетерпением ждал, когда наступят лучшие времен… И вот грянули и они. В один прекрасный день отец Коли, Дмитрий Георгиевич, купил ему сандалии, а мать — костюм за двадцать пять рублей. «Зеленый цвет тебе идет», — ласково шепнула Мария Федоровна и с явным восторгом смерила сына с ног до головы.

А Дмитрий Георгиевич, глянув на сына, разом изменился в лице. В светло-синих глазах его возникла подозрительная пелена… Может, вспомнил молодость?

Дмитрия Георгиевича женили рано, в семнадцать лет. Последним, любимым сыном оказался он у родителей после войны, поскольку старшие братья и сестры разбрелись кто куда. Невесту выбрали постарше, с положением. Не успела Мария Федоровна, тогда еще двадцатидвухлетняя девушка, вернуться с войны и устроиться в родном колхозе в качестве учетчицы, как ее и посватали за «Митьку». Свадьба по тем понятиям отгремела пышной, веселой, шумной — родители не жалели добра для любимого сына. Всю жизнь Дмитрий Георгиевич шастал плотником. Зимой, когда не было в колхозе работы, с другими односельчанами выбирался на заработки, вплоть до Красноярска, и эти «шабашки» семье всегда приносили весомый доход: и деньгами, и одеждой. Словом, хозяйствовал он умело. Да и было с чего начинать: дом достался от родителей, с готовыми пристройками, приусадебным участком. Как и все «шабашники», Дмитрий Георгиевич, или по-местному «Кирук Миччи», любит выпивать. Бывало, месяцами в рот спиртное не берет, но стоит лишь войти в «загул» — пиши, неделя пропала. По обыкновению, после длительных запоев он денька два отлеживается. Все кряхтит и просит соленых огурцов. Затем в нем пробуждается труженик, крестьянин — и он неистово бросается в дело. Мучается с ним Мария Федоровна. Хоть она и добра, и в жизни настоящая спартанка, но легкие морщинки на ее смуглом лице уже говорят о преждевременной старости, о нелегкой жизни крестьянки под властью деспота-мужа. Всю жизнь она прожила в деревне, но привычка одеваться ловко, красиво, умудряться при том сохранять неповторимый чувашский колорит, — это у нее сидело в крови.

…Коля прибавил ходьбу. На тихом участке за селом лежало кладбище. Здесь торжественно росли вековые деревья. Средь зеленых веток кое-где виднелись жирные вороны. Везде блаженствовала тишина и необъяснимый покой… От кладбища веяло холодом, но Коле было семнадцать лет, и он чувствовал себя бодрым, чуть ли не счастливым. Что ни говори, он окончил десять классов и впереди его ждала новая жизнь! Какова она будет — об этом он еще не ведал, но в мыслях был непременно счастливым. Стоило жить на белом свете, особенно рядом с Валей Косогоровой. И здесь, возле кладбища — тихого, печального и грустного на вид, Коля представил себе ее синие глаза, прямой и тонкий нос. Даже малая, еле заметная родинка на ее лице Коле показалась сейчас милой и желанной. Два года как он знает Валю, но ощущение такое, будто они знакомы целую вечность. И в памяти Коли, такой свежей и ясной, немедленно возникли эпизоды первой встречи.

В девятом «б», где оказался Коля после восьми классов, учились двадцать восемь человек — примерно такое же количество учеников имели и другие классы, девятые «а» и «в». Мест в школе не хватало — ученики из соседних деревень с трудом пробивались сквозь плотно расставленные препоны из всевозможных вопросов, главными из которых были следующие: «Как ты учился в восьмилетке?», «Кто твои родители?», «Как далеко живешь от школы?» И вот эти заслоны, искусственно воздвигнутые учителями из школы, как веер разбрасывали претендентов и сквозь свои сита пропускали лишь считанных, поистине избранных волей судеб. Хотя Коля учился и хорошо, во всяком случае, без «троек», но и ему пришлось поволноваться за исход своего предприятия. Шутка ли: немного замешкайся, растеряйся, и ты останешься без среднего образования. Прощай тогда институт, прощайте светлые мечты! Но и учителя, видно, все же имели солидный жизненный опыт, ибо в Коле они узрели своего, вовремя усмотрели в нем способного малого, который в случае успеха мог подать кое-какие надежды. И вот Коля, в отцовских яловых сапогах и потертом трико, маленький, худенький, с крепким загаром на лице и шее, стеснительно входит в девятый «б» и останавливается у входа, пораженный обилием девчат. Он поворачивается к товарищам и восторженно восклицает: — Эх, херсем, кунта…5

Особенно обращала на себя внимание броская девушка в зелененькой кофточке. В ней было все: и красивое лицо, и тонкая талия, и чудные, пышные волосы, так легко и просто спускавшиеся на плечи. За ней сидела Валя, знаменитая Валюша, которая, впрочем, в тот момент не шибко-то и запомнилась Коле. В самом деле, рядом с другими, пышноволосыми девчатами в отличных платьях, она выглядела значительно скромней. Но в ней сидело такое, что невольно задерживало взгляд. Ее худое, с тонкими губами лицо уже приобрело черты взрослой, расцветшей девушки, но в нем еще отсутствовали какие-то мазки, возможно, одного-единственного движения палитры. И вот та неполнота рисунков, цветов на лице ее-то и ставила в ряд с другими, менее заметными подругами класса. Но в то же время во всех ее движениях, еще угловатых, до конца не раскрытых, чувствовалась какая-то божественность, женственность, целомудренность наконец. И действительно, через год из не очень-то приметной девушки Валя превратилась в весьма обаятельную хохотушку. В перерывах меж уроками Коля уже давал волю чувствам: приставал к ней, дразнил, отчего Валя частенько исчезала из класса, начала сторониться его. Он же не понимал тогда, что Валя, как и большинство девчат, взрослеет быстрее, что ей уже нужны более старшие, опытные поклонники. Видно, и в самом деле Коля упустил из виду пророчество учителя физики, меж делом не забывавшего учить мужской пол класса и простым житейским мудростям. «Девушки, — говорил высокий молодой человек с усами, и причем, свойственным ему спокойным тоном, — по своему развитию значительно опережают мужчин. Поэтому они в вашем возрасте думают уже о студентах. Ваша задача — не делать глупостей, тайно вздыхая о девчонках из своего класса. Невесты ваши — еще в шестом или пятом классах. Запомните это…» Слова физика у Коли вновь вызвали улыбку. В самом деле, нет ничего противоестественного в том, что Валя нравится ему. Запала в душу девушка — и все. Да и товарищи с Колей согласны: раз мила девушка — люби, не слушай никого. Лишь его близкий товарищ, Валера Таганов, слегка улыбается, когда говорят про любовь. Давно он дружит с ослепительной особой из девятого «б», причем несколько странной дружбой. Встречаются два раза в неделю, но за это время Валера успевает еще сходить и к Люсе, миловидной девушке с соседней улицы села. И все это ему сходит с рук, ибо еще не было случая, чтобы он хоть раз пропустил так называемый «любовный визит»…