Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Макдональд Росс - Три дороги Три дороги

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Три дороги - Макдональд Росс - Страница 41


41
Изменить размер шрифта:

— Вы не сможете этого сделать, — вырвалось у Паулы. Она сидела, выпрямившись в своем кресле, и твердо держала чашку на коленях.

Клифтер близоруко всматривался в ее открытое лицо. Его белые руки проделали медленное движение и опять возвратились на прежнее место, на колени.

— Кажется, вы очень уверены в себе, — мягко отозвался он.

— А мне представляется, что вы сами чересчур самоуверенны. Вы объясняете жизнь мужчины, располагая всего несколькими фактами. Но даже и имеющиеся у вас факты вызывают сомнение.

— Все факты сомнительны. Но подумайте и о моих преимуществах. Помимо самого пациента у меня есть и реальный свидетель травматического заболевания — редкое явление в моей работе. Я согласен, что мои выводы приблизительны, они нуждаются в проверке. Но самое первое испытание для таких гипотетических объяснений заключается в самой возможности что-то объяснить и таким образом воздействовать на воображение. Я поподробнее объясню свою гипотезу. Сцена насилия в доме, за которой последовали исчезновение матери и молчание отца, — всего этого достаточно, чтобы убедить ребенка, что случилась большая несправедливость. Ребенку нетрудно предположить, что именно он поступил неправильно. В его сознании еще не очень четко определилась грань между желанием и ответственностью, между намерением и виной. Я не настаиваю на своем мнении о том, что он мог подумать, будто убил свою мать. Достаточно самой такой вероятности.

Никакой ребенок не сможет долго мириться с такой ужасающей мыслью. Рассудок защищает себя всеми возможными средствами. Память, или воображаемая память, которая хранит что-то ужасающее, должна быть так или иначе завуалирована и преодолена. Рассудок ребенка нашел укрытие в иллюзорном представлении о том, что его мать была уже мертва, когда он вошел в комнату. Сцена насилия была откинута прочь и забыта. Такая иллюзия была безобидной для всех,но не для него. Хотя она позволяла ему продолжать жить и расти, не мучаясь угрызениями совести, эта иллюзия все же заронила глубоко в его сознание семя вины. Она также создала образец поведения при шоковых ситуациях в зрелом возрасте. Это уход от реальности бытия любой ценой, даже ценой потери самой памяти. Разве такое объяснение ни о чем не говорит? Разве оно не оказывает воздействия на реальное положение вещей?

— Да, оказывает. Такое объяснение чудовищно убедительно. Но означает ли этот образец поведения, что у него нет надежды на восстановление памяти?

— Наоборот. Это значит, что ему надо сказать правду. Человек не может строить свою жизнь на иллюзиях, как бы хорошо они ни были придуманы.

— Ему надо сказать правду? — повторила Паула. Этот вопрос эхом отозвался в ее голове, охватил все ее существо и поставил под угрозу сами основы бытия.

— Я считал так с самого начала. А теперь убедился в этом.

Уход от реальности — то, что было сказано и что осталось невысказанным, — породил в глазах Паулы страх. Страх, что стрела правды пронзит Брета, что он останется безумным и будет навеки потерян для нее. Кстати, где он сейчас? Бродит по городу, оставаясь уязвимым для зла? Входит в темную аллею, где его подстерегает вооруженный бандит?

Она встала так резко и неловко, что чашка с блюдцем полетели на пол и разбились.

— Это совершенно не имеет значения. — Доктор поторопился предупредить ее извинения. Но он не поднялся, чтобы пожать протянутую на прощание руку. — Не уходите пока. Пожалуйста, присядьте снова.

— Я не знаю, где он находится. Я должна его отыскать.

— Не бойтесь. Нет никаких оснований бояться. Обстоятельства попали в его ахиллесову пяту, но он поправится.

— Вы не понимаете. Я боюсь, как бы чего не случилось нынешней ночью. Боюсь, что он попадет в беду.

— Сомневаюсь в этом. Сомневаюсь, что он сделает что-либо неправильное. — Казалось, его глаза за стеклами очков просветлели и уменьшились. — Конечно, люди, предрасположенные к чувству вины, часто прибегают к насилию. Обычно вину представляют себе как результат греха, но она может быть и причиной греха. Человек, который чувствует свою вину, может бессознательно совершить поступок, который является греховным даже с его собственной точки зрения. Такой поступок5 может послужить тому, чтобы дать рациональное объяснение его вине, можно сказать, оправдать ее. Многие преступники совершили бессмысленные преступления, которые легко раскрывались, чтобы понести наказание и искупить воображаемую вину.

— Нелепо говорить о нем, как о каком-то преступнике. — Она все еще стояла в середине комнаты. Напряжение и неуверенность как-то скривили ее, и она потеряла свойственную ей стройность.

— Пожалуйста, садитесь, мисс Вест. Разговор — это общение сидящих людей.

— У меня нет времени на разговоры.

— Но вы должны выслушать, что я хочу вам сказать. И выслушать очень внимательно. Я говорил, пользуясь аналогией, и не выносил моральных суждений о вашем Брете. Я не подхожу к этому случаю с предвзятыми соображениями морального плана. Иногда я спорил со Стекелем и утверждал, что аналитик должен стараться проникнуть в сознание своего пациента без всяких предвзятых соображений. Дело Тейлора подтверждает мою точку зрения.

— Каким образом? — Она присела на подлокотник кресла, поставив ноги среди осколков посуды.

— Мои предвзятые соображения привели меня к ошибке. Я полагал с самого начала, что дело Тейлора — явное возвращение к инфантильной стадии его развития, когда в его сознании зафиксировался момент смерти матери. А теперь вы мне сообщили, что его мать и не думала умирать. Это, конечно, не означает, что здесь отсутствует элемент его отношений с матерью. Это будет всегда сказываться на отношениях Тейлора с женщинами. Чуть не сказал: будет определять эти отношения. Я имею в виду его ранние впечатления о матери. Его половая жизнь будет затруднена, потому что мать, так сказать, предала его.

— Вы можете не объяснять мне это.

— Правильно. Такие вещи вы легко понимаете. Вам должно быть известно также, что, несмотря на возникший у него протест против отца, он всегда будет склонен смотреть на себя глазами отца. Он не сможет освободиться от моральных суждений, которые внушил ему отец. И та часть его мозга, которая выносит суждения, будет определять его поведение и в будущем.

— Но разве потеря памяти представляет собой бегство от самого себя? Вы назвали это уловкой...

— Знаю. Возможно, существует и более глубокое объяснение этому. Потеря памяти может представлять собой какую-то форму наказания, причиненного ему его же собственным рассудком. Своего рода смерть, высшая мера наказания.

— Он говорил об этом, — прошептала Паула. — Он говорил, что это — как смерть.

— В самом деле? — Клифтер наклонился к ней. Его тело походило на кучу острых углов, кое-как запихнутых в твидовый костюм. — Тогда, несомненно, следует изучить такую возможность. Возникает и еще один вопрос. Какая вина, подлинная или воображаемая, потребует вынесения самому себе такого наказания?

Вопрос без ответа повис в воздухе; доктор опять откинулся на спинку дивана. Паула неотрывно смотрела на него, не способная расслабиться. Теперь ей нечего было стискивать, и пальцы просто нервно двигались на коленях.

Клифтер продолжал излагать мысль своим мягким голосом:

— Я иногда задумывался над тем, что мы, ученые венской школы, обращали слишком мало внимания на проблемы моральной вины. Сам Фрейд был человеком своего столетия. Он так и не поднялся над физиологической лабораторией и над ее атмосферой материалистического детерминизма. Удивительно, не правда ли, что самый тонкий специалист в области самоанализа недооценивал моральную и религиозную жизнь и рассматривал человеческий разум с точки зрения борьбы слепых сил в ньютоновском пространстве?

— Вы ударились в какие-то абстракции, — проговорила Паула. — Сейчас у меня нет времени слушать ваши лекции.

Но он не обратил внимания на ее протест.

— Это не абстрактные рассуждения. Я — аналитик до мозга костей. Швейцарский психоаналитик Юнг занимался изучением типов людей, он отказался от методов анализа и увлекся теологией. Думаю, этим объясняется его популярность в Соединенных Штатах, где живы традиции кальвинизма. Несмотря на это, я должен признать, что такой моралистический подход позволяет изучать поведение таких людей, как Брет. Но частично их надо также рассматривать с точки зрения их собственных моральных установок. Вину таких людей нельзя принимать на веру или объяснять на общих основаниях. Тут надо докапываться до первопричин.