Три дороги - Макдональд Росс - Страница 40

— Преступник потому, что переспал с вашей женой? Давайте не будем, лейтенант.

— Здесь пахнет не разводом, глупец! Тут замешано убийство.

— Ну и дела!

Брет хлопнул дверью перед его носом. Человечек сел возле своего письменного стола и подтянул к себе телефонный аппарат. Он опять раскурил окурок сигары и выпустил в воздух несколько колечек дыма. Немного поразмыслив, раздавил окурок и отодвинул телефонный аппарат на край стола, так и не воспользовавшись им. Затем вынул из кармана брюк связку ключей, выбрал на ней маленький стальной ключик и отпер верхний ящик с правой стороны письменного стола. Из ящика извлек серый стальной пистолет с полной обоймой и засунул его в правый карман брюк. После чего стал осторожно подниматься по лестнице.

Глава 20

Спустившись с балкона мотеля, Паула увидела у края тротуара желтое такси. Ей показалось, что глаза водителя следили за ней. Она наблюдала за такси в зеркало заднего обзора, когда отъезжала. Таксомотор не тронулся с места, пока не потерялся из виду.

Вероятно, ее нервы опять начали шалить. Что ж, тут удивляться нечему. Напряжение от встречи с Майлсом и от того, что она ему сказала, заставили ее позабыть о страхе. Она чувствовала себя опустошенной и невесомой, как выеденное яйцо. Она истратила остатки энергии в этом последнем столкновении. И не зря.

Единственное, о чем она жалела, — что не дала ему отпор еще несколько месяцев назад. Деньги не имели для нее большого значения, но последние несколько месяцев доконали ее в моральном отношении, и она с трудом владела собой. Ею двигали мелкие вспышки оставшейся жизненной энергии, которые все еще таились в ее нервных окончаниях. Она очень ослабела и была не в состоянии провести остаток вечера в одиночестве, а потому повернула на Уилшир и поехала в направлении гостиницы доктора Клифтера.

Паула позвонила ему от администратора, и доктор подошел к воротам своего коттеджа, чтобы ее встретить. Невысокий человек со спокойной походкой, в яркой домашней одежде, похожий на переодетого чародея.

— Рад вас снова увидеть, мисс Вест.

— Мне надо с вами поговорить.

— Тогда пойдемте ко мне в гостиную.

По-английски он говорит довольно чисто, думала она отстранение, но его юмор выдает иностранца.

В гостиной он усадил ее в кресло и предложил бокал вина.

— Боюсь захмелеть. Не могли бы вы дать мне чашечку кофе?

— Я довольно хорошо варю кофе по-турецки.

— Чашечку обычного американского кофе, пожалуйста.

— О чем говорить. — Клифтер удалился на кухню, и оттуда донеслись характерные звуки — он наполнял электрокофейник. — Ждать ли мне завтра прихода лейтенанта Тейлора? — донеслось с кухни.

— Не знаю. — Паула повысила голос, и ответ прозвучал сухо и жестко. — Он ушел от меня.

— Ушел от вас? — В дверь высунулось бородатое лицо, одухотворенное, как голова Иоанна Крестителя. Ей даже показалось, что это лицо существует само по себе, без тела.

— Он попытался изловить убийцу. — Слова, предназначенные для бестелесной головы, прозвучали как-то абстрактно.

— Вот как? — Небольшое тело затопало вслед за головой в комнату.

— Он ушел от меня вчера, как только мы добрались сюда. Сегодня после обеда я его видела. Он бродил по городу в поисках этого мужчины. Я хотела отговорить его, но он зациклился на желании отыскать убийцу. Заявил, что справедливость и правосудие важнее всего остального — Сама комната казалась теперь ото всего оторванной, похожей на кубик мягкого света, парящий в пространстве среди мерцающих звезд.

— Возможно, для него справедливость действительно имеет такое важное значение, — произнес обитатель этой парящей комнаты. — Его внешняя самость необычайно сильна даже для американца, как мне представляется.

— Внешняя самость! — воскликнула Паула, захлебываясь от хохота. — Не могли бы вы хоть на пять минут забыть свой жаргон? Мы ведем речь о мужчине. Какое вы имели право рассказывать ему о его жене? Это оказало на него ужасное воздействие. Он думает, что обнаружил убийцу, и я не знаю, на что он способен.

Ее безудержный смех вдруг сменился слезами. Она закрыла лицо и разрыдалась, как ребенок. Клифтер сел и стал ждать.

Через некоторое время она подняла голову и посмотрела на него. Он беззаботно примостился в уголке дивана, одна рука на подлокотнике, нога на ногу. Его брючина поднялась выше носка и обнажила бледный и худощавый кусочек правой ноги.

— Закипело. — Он вскочил с дивана и пошел на кухню. — Вам черный?

— Пожалуйста, черный.

Он сидел и молча наблюдал, как она жадно глотает обжигающий кофе. Напиток помог ей отделаться от ощущения, что наступает конец света, от страшного чувства, что Земля соскочила с орбиты и летит в тартарары. У кошмаров всегда привкус виски, а реальная жизнь отдавала горечью, жарой и запахом завтрака у маменьки на кухне, возле голливудского парка в Детройте.

— Спасибо, — поблагодарила Паула, когда он налил ей вторую чашку. — Покажите мне, где у вас ванная комната. Я приведу себя в порядок.

Ее лицо стало прежним, когда она притерла расплывшуюся пудру и заново покрасила губы. Одновременно восстановилась и ее вера в доктора. Вернувшись в гостиную, она рассказала ему о встрече с матерью Брета.

Впервые со времени их знакомства она увидела удивление на лице Клифтера.

— Вы вполне уверены, что эта женщина... как ее фамилия?

— Миссис Свэнскаф.

— Вы уверены, что эта миссис Свэнскаф действительно его мать?

— Никакая женщина не смогла бы сыграть такую роль. Да и вообще, зачем ей меня обманывать?

— Не знаю. В этом деле много обстоятельств, которые мне непонятны. Явной причины вас обманывать не было, но ведь Брет был жертвой обмана в течение многих лет.

— Видимо, его отец сказал ему, что мать умерла. Я могу понять мужчину, который поступает так при определенных обстоятельствах.

— Да, но у него в памяти остался определенный образ, ложная картина смерти матери. Он рассказывал об этом с некоторыми подробностями. Он сказал, что вошел в ее комнату и увидел ее похолодевшее тело, сложенные на груди руки. Голова лежала на подушке в белой сатиновой наволочке.

— Не знаю, что означает для его рассудка ложная память. Если с рассудком произошло что-то непоправимое, то для этого должны быть какие-то серьезные причины. То, что он увидел в ту ночь, должно было его так же потрясти, как сама смерть.

— Возможно.

— Мне кажется, я ненавижу эту женщину, — сказала Паула. — Я осуждаю ее не за нарушение супружеской верности. Нельзя допускать, чтобы неосторожное прелюбодеяние отражалось на ребенке.

— Последствия такого поведения сказываются даже по прошествии двадцати пяти лет. Я должен был догадаться о том, что произошло. Я обратил внимание на нереальные моменты в его рассказе: сложенные руки, сатиновая наволочка. Нормальные женщины не спят на сатиновых наволочках, даже в Америке. И они не складывают руки на груди, как покойники, если умирают во сне. Несомненно, в детском возрасте он кого-то видел в гробу — может быть, тетку — и выдумал сцену смерти матери из имевшегося в его сознании материала, чтобы успокоить свой рассудок.

— Но зачем его рассудку нужна такая форма спокойствия?

— Может быть, здесь подойдет слово «уловка» — это точнее передает суть дела. Я не смогу сделать окончательных выводов, пока не поговорю с ним поподробнее и получше его не узнаю. Однако кое-что можно предположить. Допустим, что о смерти матери сказал ему отец. О чем может подумать ребенок? О чем он не станет думать? Он случайно зашел в ее комнату среди ночи и застал ее за каким-то занятием, которого не понимал. Он вполне мог почувствовать, что, пустив постороннего к себе в кровать, его мать нарушила свои обязанности перед сыном. Он набросился на нее с ребячьей яростью и оцарапал ее. Потом любовник пололся в зале с рогоносцем, а ребенок убежал к себе в комнату. Утром матери дома уже не было.

Возможно, тогда-то, сразу же, отец и сказал ему, что мать умерла. Смерть является таинством для ума ребенка. Даже для нас она загадка, а уж тем более для ребенка! Не почувствовал ли он в глубине своего сердца, что убил мать своими немощными кулачонками? Такая тайна, слишком чудовищная, чтобы поделиться ею с отцом, может объяснить происхождение его чувства вины. Все мы чувствуем вину, обуреваемые беспокойством и отвращением к себе, но есть такие люди, которые к этому более чувствительны, чем другие. Вашего Брета всегда угнетало чувство вины, и я думаю, что он мог бы обнаружить источник такого настроения. Если бы мы смогли восстановить в его памяти эту странную ночь, это удивительное утро, то тогда нам бы удалось освободить его разум от бремени.