Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Душой наизнанку

Мамочева Юлия

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Душой наизнанку - Мамочева Юлия - Страница 28

Изменить размер шрифта:

Ты.

Тебя вижу — сонмом спасённых чувств.

Ты.

И навстречу всеми ветрами мчусь.

Всеми силами,

всею возможной страстью —

Мчусь к тебе.

Здравствуй.

Видишь меня? Глаза поменяли окрас.

Я только дух. Я умею только любовь.

Здесь-то

с тобой не останусь — поймёт любой;

Разве что в вечность мог бы тебя украсть —

Только не стану. Захочешь — пойдёшь и так:

Лишь отживёшь — и наступит пора для ней.

Чуешь меня? Чуешь… чуешь… ломаный такт:

Скачет твоё сердечко, да знай сильней,

Будто и мыслит о том лишь, как бы ускориться.

Полно, живи. Глазами не стекленей.

Здравствуй, единственный лик. Здравствуй,

искра солнца.

Искра солнца в театре томных теней.

«Зналось ли мне, что случается в жизни любовь?..»

Зналось ли мне, что случается в жизни любовь?

Снилось ли мне, что бывает она такою?

Что занедужу, неба хлебнув, словно корью,

Ей — безнадёжно блаженною, колдовскою,

Сущею жаром двух окаянных лбов…

Мой — накалён, твой — под стать. Горизонт —

в наклонную.

Клан полупьяных пополнен столь резво-чинно.

Знаю: ты понимаешь меня, влюблённую

Бесповоротно, безвременно, неизлечимо.

Время умеет, оказывается, сгущаться

В солнце, какое по тесному лазу горла

Пульсно восходит зенитом из глаз лучиться,

Чтобы они светлели, сочась сейчастьем…

С пристальным нетерпеньем голодной волчицы —

Веришь? — любви ждала я какой угодно,

Да настоящей пришлось по силам случиться.

«Вы, вероломно в душу, как в монастырь…»

Вы, вероломно в душу, как в монастырь,

Рвавшиеся вороватыми

пилигримами, —

В вашу честь полыхают эти мосты,

Горем горят, хоть казались встарь — негоримыми.

Пламя крылится над спинами их горбатыми,

Крылья-то борются с ветром багряными сукнами…

Я монастырь — из таких, что рыдают набатами

И с трудом становятся неприступными.

Я монастырь; душе за прочными стенами

(Теми, что кажутся — серой девичьей кожицей)

Слаще скукожиться, нежели всуе тревожиться

Вами, незваными да разномастно смятенными.

Видно мне: заревом рыжим лазурь окровавилась,

Огненным крыльям не набушеваться досыта!

Гости назойливы — знаю я вашу коварность,

Снова полезете самым бесстыдным способом…

Ест мне глаза-бойницы кислый дым,

Грош полнолуния — плата за домыслы грешные…

Рушатся в ров и тонут один за одним

Трупы мостов — обескрыленные, обгоревшие.

Я окружён им, водами — чинными, чёрными,

Непереплывными для пилигримовых полчищ,

Девственно гладкими, словно сама исконность.

Я — монастырь. Я башнями вышусь точёными

В уединении. Что ж ты, душа, лопочешь

Горестно — коль одиночеством успокоилась?..

«Бог на ладони моей распахнулся крестом…»

Бог на ладони моей распахнулся крестом,

Ласково глядя в серую гладь потолка.

Сгусток покоя крошечно-золотой —

Негой теплыни в заиндевелость кожи.

Март — а зима никак не покинет престол:

Там, за стеною, пурги неустанный стон

Улицы лижет. Знаю наверняка:

Вторник сегодня. Разум, о, сердцу вторь!..

Окоченевшая, в людной томлюсь прихожей.

Дверь на меня взирала надгробной плитой:

Скрипнула — закопошился в желудке такой же

Липко-холодный дремавших червей клубок.

Ручку рванувши, вхожу. Хладь очков запотела.

Жидкую душу в сосуде продрогшего тела —

Через порог я решилась, держась за бок.

Очередь. Горечь слюны. Не желая полемик,

Тихо сижу в хвосте, надломившись в коленях,

А на ладони — крестом распахнутый Бог,

Капля истомно-горячего эликсира

Мудрости, правды, вечности, светлой силы…

Бог

глядит в потолок,

Я же — в Господа сиро

Вгрызлась взором трясинным — крепко, спесиво…

Взором вцепилась в Спасителя. Save my soul!..

— Девушка! Очередь ваша!

— Уже? Спасибо.

Вставши, ползу к окошку побитой псиной

С Боженькой, сжатым истово в кулаке.

Месит, свистя, массу мыслей мастак-муссон:

Там, в голове, не смолкает метели стон…

Господи, кем становлюсь я, родимый? Кем?..

Отче наш, иже еси на небеси,

Силы дай мне вконец не лишиться сил.

Отче наш, да святится имя твоё…

Жар в кулаке — знак того, что я не одна.

Хлеб наш насущный дай нам днесь — как дана

Спесь — приклонившись, в квадратный глянуть проём

Окна —

Чуя под сердцем зуд нетерпения, зуд…

Бог в кулаке — сгустком нежности. Добр он к нам,

Точно привыкший к тому, что его — сдают.

Отче, долги земные прости, словно встарь, —

Да до того, как я окажусь должна…

Не серебром тридцатка, за грамм — косарь:

В наши дни такова распятью цена.

Крест мой на вид — сантиметра два в высоту;

Грамма на три потянет — считай, повезло!

Иль залатать долговые дыры в быту,

Иль даже к маме (денька на четыре) — в село,

Иль, может, плюнуть — да закрутить сабантуй,

С другами скинувшись на незабвенный пир…

Господи, кто ж там гудит во мне: «Эх, не болтай —

бунтуй!..»

Господи, укрепи.

Нет мне свечения сочно-спокойных лампад.

Это ломбард.

Отче наш, да не введи нас во искушение…

Отче наш, да избави нас от лукавого…

— Девушка! Что вы хотели? — о, это уже не я.

— Девушка, мы закрываемся! — это карма.

Улица. Мутью, никак, настоналась метель.

Странно светло — захлебнуться в будничном гаме.

Суетный город на головы зданий надел

Небо моё — обессиленное, обессиненное.

Крест в кулаке. Залежавшийся снег под ногами.

Господи, ты со мною, со мной… Спасибо.