Миры Империума - Лаумер Джон Кейт (Кит) - Страница 27

К чертям всякое притворство. Я поднялся на колени и пополз в угол. Зрители хохотали и орали, начисто забыв о соблюдении тишины.

— Ползи, генерал,— кричал один.— Ползи, гадкий шпион.

— Ать-два, солдат,— изгалялся другой.— Слушай счет!

Это хорошо: они ревели, подхлестывали друг друга. Красавчик Джо уже оправился и опять двинулся на меня. И где же этот чертов пистолет? Мне никак не удавалось его нашарить. Джо схватил меня за шиворот и вздернул на ноги. Голова кружилась — должно быть, меня контузило. Удары так и сыпались, но я навалился на Джо, не позволяя ему размахнуться. Публика теперь потешалась и над ним, наслаждаясь фарсом.

— Берегись, Красавчик Джо,— орал кто-то.— Он того и гляди проснется, если ты его растолкаешь.

Мой мучитель отступил на шаг и нацелился мне в подбородок, но я резко опустил голову и опять устремился в угол — как раз туда и улетело мое оружие. Джо ударил снова, отбросив меня к стене, и моя рука нечаянно наткнулась прямо на пистолет.

Я перевернулся, а Красавчик Джо поднял меня рывком, повернул и отступил. Я немного постоял и сполз на пол, наблюдая за противником. Он злорадствовал, беззвучно артикулируя какие-то слова и улыбаясь разбитыми губами. Он намеревался зажать меня в углу и забить насмерть. Когда он приблизился, я поднял пистолет и выстрелил ему в лицо.

Уж лучше бы куда-нибудь в другое место: он дернулся назад, а затем рухнул ничком, но я успел мельком увидеть его исковерканную физиономию. Джо больше не был красавчиком.

Я стоял, отведя руку чуть в сторону и поджидая следующего противника. Вперед бросился парень из тех, что удерживали меня вначале. Он перескочил через труп и подпрыгнул с перекошенным от злобы лицом, занося руку для удара, способного пробить череп. Приподняв пистолет на несколько дюймов, я разрядил его противнику в живот. Слабый хлопок раздался в тот момент, когда ноги громилы уже оторвались от пола. Я отступил в сторону, и его тело впечаталось в стену.

Оставшиеся трое развернулись веером. В углу было слишком темно, и они еще не поняли, что произошло. Они сочли, будто двоих их товарищей я уложил голыми кулаками. Теперь они решили напасть сообща и покончить со мной.

— Стоять, кролики! — прозвучал голос со стороны входа. Все обернулись. Там вырисовывалась здоровенная фигура с хорошо различимым пистолетом в руке.— Я вас вижу, крысы. Я привык к темноте. Так что не дергайтесь.

Он дал знак пройти вперед человеку, стоявшему за его спиной. Один из троицы бросился в глубь комнаты. Послышался тихий выстрел через глушитель. Беглец повалился на бок и растянулся на полу.

— Идем, Молоток,— сказал здоровяк.— Пошли отсюда.— Он плюнул в комнату. — Эти голубки уже не хотят играть.

Я узнал голос Гастона — того детины, что хотел отправить меня в подземелье. Гро назначил его моим телохранителем, да только явился он поздновато, и меня успели страшно избить. Я неуклюже убрал пистолет на место и, шатаясь, побрел вперед.

— Мать твою, Молоток,— произнес Гастон и подскочил, чтобы поддержать меня.— Я и не знал, что эти кролики так отделали тебя, думал, ты водишь их за нос. Все ждал, когда ты начнешь выписывать кренделя своим кулаком.

Гастон остановился и пристально посмотрел на Красавчика Джо.

— А ты вчистую расквасил ему морду,— с изумлением заметил он.— Эй, Тухей, забери накидку Молотка, и уходим! — Он еще раз окинул таверну взглядом и добавил: — Пока, крольчата.

Крольчата не ответили.

Я плохо помню дорогу до секретной загородной базы Организации. Помню только, как пришлось долго идти пешком и как потом Гастон тащил меня на плечах. Помню ужасную жару и мучительную боль — болело разбитое лицо, недолеченные пулевые раны и бесчисленные ушибы. И наконец, помню прохладную комнату и мягкую постель.

Пробуждение было медленным, сны переплетались с воспоминаниями — и те и другие были одинаково неприятны. Я лежал на спине, утопая в бескрайних пышных перинах. Лучи вечернего солнца золотили комнату сквозь приспущенные занавески на широком мансардном окне. Какое-то время я не соображал, где нахожусь. Понемногу удалось восстановить последние осознанные мысли.

Это то самое место за городом, куда направлялся Гро. Гастон воспринял его приказ всерьез, несмотря на то что сам предлагал от меня избавиться и знал о смерти обоих командиров.

Я осторожно пошевелился и вздохнул. Снова боль. Грудь, ребра, живот казались сплошным болезненным синяком. Я приспустил одеяло и попытался осмотреть повреждения. С правой стороны из-под краев широкой повязки проглядывали фиолетовые кровоподтеки. Шею мне тоже перебинтовали, и напрасно: теперь пулевая рана, которую ударом дубинки разбередил Морис, напоминала о себе пульсирующей болью. Словом, из меня сделали отбивную. О том, как выглядит лицо, и думать не хотелось.

Как секретный агент, я потерпел полнейший крах. Моя тщательно продуманная маскировка никого не обманула, разве только Паука. За несколько часов пребывания во владениях диктатора я получил больше пинков, тумаков и смертельных угроз, чем за все сорок два года моей жизни, и притом ровным счетом ничего не добился. Я потерял коммуникатор, а теперь и пистолет и уже не ощущал успокаивающего давления на запястье. Впрочем, от оружия в моем нынешнем положении было бы мало толку: после самых незначительных манипуляций, на которые я только что осмелился, у меня уже кружилась голова.

Возможно, определенных результатов добиться все же удалось — в негативном смысле. Стало совершенно очевидно: чтобы занять место диктатора Баярда, недостаточно просто явиться и встать в позу — даже несмотря на внешнее сходство. Выяснилось также, что его режиму противостоят подрывные элементы и оппозиционеры. Возможно, мы могли бы как-то обернуть последнее обстоятельство к нашей выгоде.

При условии, что мне удастся вернуться и использовать добытую информацию. Я задумался. Как вернуться? У меня не осталось связи, и теперь я предоставлен сам себе. Раньше меня поддерживало сознание того, что в крайнем случае можно послать призыв о помощи и рассчитывать на спасение в течение часа. Рихтгофен распорядился круглосуточно отслеживать мои частоты. Теперь связь прервана. Чтобы вернуться в Империум, пришлось бы угнать один из здешних неуклюжих челноков или, предпочтительнее, реквизировать его в ранге диктатора. Я во что бы то ни стало должен снова попасть во дворец, уже с подправленной маскировкой, а то застряну в этом кошмарном мире до конца своих дней.

За дверью послышались голоса. Створки распахнулись, и я закрыт глаза. Притворяясь спящим, можно что-нибудь выведать — вдруг повезет?

Голоса притихли, и я почувствовал, как в комнату вошли несколько человек и остановились подле кровати.

— И давно он спит? — спросил новый голос. Или не новый? Вроде бы он казался знакомым, но ассоциировался с каким-то другим местом.

— Док сделал ему уколы,— ответил кто-то.— Мы притащили его вчера в это же время.

Повисла пауза. Потом снова заговорил отчасти знакомый голос:

— Не нравится мне, что он выжил. Тем не менее... возможно, он нам пригодится.

— Гро хотел оставить его в живых, — угрюмо прозвучал еще один голос. Я узнал Гастона.— Он строил насчет него большие планы.

Другой хмыкнул. Несколько секунд было тихо.

— Пока не заживет лицо, он не представляет для нас никакой ценности. Держите его здесь до моих дальнейших распоряжений.

Он изъяснялся на правильном французском, отличном от уличного жаргона остальных. Я не осмелился подглядывать. А что, если притвориться, будто я просыпаюсь...

Я застонал и пошевелился, а затем открыт глаза. Поздно — они уже были в дверях.

То, что я услышал, мне не понравилось, но пока оставалось только одно — отлеживаться и восстанавливать силы. По крайней мере, на этой огромной кровати было удобно. И я снова заснул.

Когда я пробудился, Гастон сидел у моей постели и курил. Я открыл глаза. Он встрепенулся, погасил сигарету в пепельнице на столе и наклонился вперед.