Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса - Страница 76

   Что шепчет утро, я так и не узнал, потому что Миринэ замолчала, оборвав себя на полуслове, когда что-то тихонько пробежало по паркету, догоняемое растерянным "ой!" Камелии.

   Я резко обернулся, ругая себя за то, что отвлекся на пришедшую Миринэ и совсем перестал следить за волшебницей. Обернулся - и ругнулся уже вслух.

   Камелия глупо застыла, прижимая к груди мои изгвазданные и изодранные вещи, а на полу замерла, переливчатая, искрящаяся на солнце капелька-бриллиант. Прозрачнее, чем слеза.

   - Что... - начала девушка, но, встретившись с моим безотчетно злым, взбешенным взглядом, побледнела - даже сильнее, чем тогда, когда едва не стала жертвой fae - и испуганно затараторила: - Я не хотела! Она сама! Я просто взяла и...

   Не слушая ее сбивчивых оправданий, я в два шага преодолел расстояние до подвески. Не останавливаясь, наклонился - и зачерпнул пальцами пустоту.

   Я резко вскинул голову, обжигая полным ненависти взглядом того, кто ловко вытянул из-под моего носа подвеску.

   Нэльвё, пакостливо улыбаясь, отступил на шаг, разрывая дистанцию. И на мгновение разжал пальцы, позволив подвеске птицей выпорхнуть из пальцев - и рвануться назад, когда цепочка вытянулась звонкой струной.

   Видя, что я не свожу с подвески-капельки взгляда, Отрекшийся отвел руку вбок и приподнял ее, любуясь игрой переливчатых радужных бликов в острых гранях - и, искоса, моим искаженным злостью лицом.

   - Отдай, - не просьба, приказ. Пока ещё сдержанный, опаляющий, но не угрожающий.

   - Что это? - повторил он не заданный до конца вопрос Камелии, отступая еще на шаг.

   - Отдай, немедленно.

   - Скажи что - и отдам, - лукаво сверкнув глазами, предложил он.

   Я молча протянул руку, не сводя с Нэльвё злого взгляда.

   - Какой-то амулет? Нет? - начал гадать он, вглядываясь в мое лицо и ища ответ, словно не замечая, как оно все уродливее кривится в маске гнева. - А, может быть, подарок от возлюбленной?

   - Я тебе этого не прощу. И не забуду. Не боишься?

   - Или ключ от чего-то? - насмешливо продолжил он. От злости меня почти трясло. Я едва удерживал готовые сорваться с языка слова проклятья - жестокого и злого, как то, что он делал сейчас. - Родовая безделушка? Или...

   - Память о сестре, погибшей на войне.

   Воздух всколыхнулся голосом, который я меньше всего ждал услышать.

   Который - и о чем.

   Она не могла это знать, просто потому, что не могла. Зато могла почувствовать, кто и с какими чувствами дарил эту маленькую, смешную в своей кажущейся ценности подвеску.

   Рука Нэльвё опустилась, и сам он посерьезнел, разом отставив глупую шутку. Но было поздно.

   - Доволен? - едко спросил я, шагнув к нему и вырвав кулон из его пальцев. Нэльвё не успел ослабить хватку - и тонкая цепочка порвалась, жалобно звякнув.

   Сунув подвеску в карман, я развернулся и, не оборачиваясь, направился в спальню, со всей злости хлопнув дверью. Не демонстрируя свою злость, а пытаясь выплеснуть ее.

   Что за отвратительный день!

   Взгляд беспорядочно метался по комнате, цепляясь за предметы обстановки, пока я мерил комнату нервными шагами. Хотелось перевернуть ее всю, вверх дном, крушить, ломать, бить на части то, что только попадется под руку до тех пор, пока багряная пелена ярость не отступит от глаз. От окончательного срыва в приступ бесконтрольной злости меня удерживало только четкое осознание, что комната не принадлежит мне.

   Удерживало - и бесило еще больше.

   Тихонько скрипнула дверь, и в появившуюся узенькую щель, вкрадчиво, по-кошачьи, проскользнула Миринэ.

   Аккуратно прикрыв за собой дверь, она прислонилась к ней. Молча.

   И правильно делала! Стоит ей сказать хоть слово - и я сорвусь на нее, даже если не хочу.

   При Миринэ ругаться, бессильно метаться по комнате и громить мебель было еще глупее, и, в конце концов, мне это просто надоело. Злость перегорела, надломилась с сухим треском - и на меня навалилась апатия. Я обессиленно сел на кровать, равнодушный ко всему. Помедлив, зашуршал ворс ковра мод мягкими, легкими шажками - и прогнулась перина. Миринэ присела рядом, по-прежнему молчаливая.

   - Ты так и не рассказал мне о том, что случилось, - негромко начала она. Мы сидели на редкость глупо: слишком близко для приятеле и слишком отстранено для близких друзей... или не друзей.

   - И не скажу, - отрезал я, чувствуя, как злость поднимается вновь. Сначала - удушающим дымом, и только потом пламенем. - Миринэ, пожалуйста, не надо. Я не хочу об этом ни думать, ни вспоминать, ни, тем более, говорить.

   - Мио, пойми: пока ты отрицаешь свое прошлое, пытаешься забыть его, отдалиться от него, ты не сможешь жить дальше! - голос, обычно глубокий и мягкий, сейчас зазвучал неожиданно высоко.

   - Да причем здесь это?! - рыкнул я, вскакивая и резко поворачиваясь к ней. - Я ничего не отрицаю, ясно? Я просто не хочу вспоминать! Что в этом такого?!

   - Отрицаешь, - повторила она, не сводя с меня упрямого взгляда. Даже больше, чем упрямого - уверенного, непоколебимого! И это упрямство злило меня больше всего.

   - Сделай милость: не говори о том, чего не знаешь.

   - Мио, ты просто бежишь от себя! - отчаянно, почти срываясь на крик, воскликнула она. - Как ты этого не поймешь?!

   - Это ты не поймешь, потому что просто не сможешь понять! Ты не знаешь, что я пережил, что со мной стало! Ты не... - я осекся. Слова застряли в горле ломким льдом, снежным крошевом, когда ее синева взгляда, пронзительно нежная, вдруг вымерзла до холодного дыхания зимы.

   - Я не знаю?! - даже не прошептала - прошипела она. И сорвавшись на отвратительный крик, так не похожий на ее всегдашний мягкий переливчатый голос, продолжила, захлебываясь в злости: - Я не знаю, какого это?! Я не могу понять?! Все, что мне было дорого, сгинуло в пламени этой проклятой войны! Я тоже потеряла близких. Я тоже слышала, как мир рвет на части, тоже задыхалась от его болью. И диссонансы, бьющие по оголенным нервам, тоже сводили меня с ума! Но я почему-то нашла силы идти вперед, и срываюсь на тех, кто хочет помочь!

   Она замолчала так же резко, как начала, но ее дрожащий от злости голос все еще звенел в ушах. Ярость, владевшая мной еще совсем недавно, ушла окончательно, оставив после себя не пустоту выжженной души, а стыд и отчаянную злость. На себя.

   И чувство вины.

   - Миринэ, я... - начал я, готовый провалиться на месте от стыда и не в силах подобрать слов.

   Она оборвала меня, не дав сказать и двух слов, хлестнув наотмашь:

   - Иди к драконам!

   - Миринэ! - бесконечно-виновато, извиняясь, с сожалением.

   - Иди к драконам! - повторила она зло и попятилась, когда я шагнул к ней. - Да, к тем самым, к которым ты собрался, на Жемчужные Берега. Надеюсь, они тебя сожрут, и больше я никогда тебя не увижу!

   - Миринэ, перестань!

   - Не хочу тебя видеть! Убирайся!

   Я сделал шаг ей навстречу, но замер под взглядом ледяной ненависти, останавливающим лучше любых слов или заклинаний, от которого замираешь, бессильно опустив в отчаянии протянутую руку.

   Захлопнулась дверь. Я медленно подошел к ней и, развернувшись спиной, привалился к ней, съехав вниз.

   Я клял себя за несдержанность, глупость, за вспыльчивость и не способность промолчать...

   За то, что вообще смел на нее кричать. И за то, что ответил злостью на ее помощь, хотя она была права, отчаянно права во всем. А я - дурак.

   Просто дурак.

   Не успокоившись, но взяв себя в руки, я рывком встал и резко (пока не успел передумать), толкнул дверь. Делая вид, что ничего особенного не произошло, спокойно прошел в комнату. Кожей чувствуя заинтересованный взгляд Нэльвё и демонстративно его не замечая, подхватил одну из чересседельных сумок. Сунув в нее любопытный нос, убедился: пустая.

   Отложив сумку, я огляделся. Миринэ, конечно же, не было. И я старательно сделал вид, что искал вовсе не ее.