Бирюзовая тризна - Макдональд Джон Данн - Страница 43

Он уже лежал на боку и, держу пари, напряженно следил за мной. А я зажег лампы и поставил их вертикально футах в десяти друг от друга. Между ними я выдрал траву, чтобы наметить приблизительную территорию и принялся копать. Это оказалось гораздо легче, чем я ожидал. Сняв верхний слой земли с песком, я вошел в ритм и даже начал получать какое-то удовольствие от работы. Время от времени взглядывая на Коллайра, я по крохотной искре света, отражающегося в его глазах, знал, что он, не отрываясь, следит за моими действиями.

У меня получалась довольно просторная прямоугольная яма — шесть футов в длину и три в ширину. То есть я полагал, что Коллайру будет в ней просторно. По части удобств за мной никогда не пропадет. Я уже начал уставать, а ноющие ладони говорили мне, что наутро на них будут волдыри с непривычки, но я не останавливался, пока не выкопал яму по пояс глубиной. На самом деле, настоящей могиле должно бы быть и поглубже, но мое внимание привлек тихий звук, то ли шорох, то ли плеск, прямо у меня под ногами. Я осветил дно могилы фонариком и увидел, что сквозь песок начинает просачиваться вода. Удачное я выбрал место. Кончив копать, я воткнул заступ в землю, а сам сел рядом, над ямой, свесив ноги вниз и растирая затекшие руки и плечи. Отдохнув, я пошел к Коллайру. Я подкатил его поближе к свету — не только для того, чтобы было видно мне, но и для того, чтобы было видно ему — и принялся изучать содержимое его карманов. Прежде всего я извлек бумажник. Уютно усевшись по-турецки рядом с одной из ламп, я разложил на коленях все, что мне удалось оттуда извлечь.

Сам бумажник тоже был весьма недурен: тисненой кожи, с золотыми углами и инициалами. Но содержимое превзошло все мои ожидания.

Кредитная карточка Американ Экспресс. Куча визиток. Членский билет Атлантик-Клуба и многих других, судя по названиям, аналогичных. Три пятидесятки, четыре двадцатки, пара десяток и пара однодолларовых бумажек. Я порылся еще и из потайного отделения извлек две пятисотенную и стодолларовую банкноты. Ого! Тысяча триста семьдесят два доллара за не слишком глубокую яму. Деньги я отложил, а его карточки и водительские права — там были и они — засунул обратно в бумажник. Они послужат ему утешением.

Итак, деньги я засунул себе в карман, а бумажник, изящно развернувшись, небрежно кинул в могилу. Может быть, мне послышалось, но упал он, кажется, уже в приличную лужу.

— Макги… — наконец-то подал он голос. Самый вкрадчивый и елейный голос, какой только может выдавить из себя опытный адвокат, когда защищает сам себя.

— Заткнись! — Ай-яй-яй, так не разговаривают прокуроры, когда хотят дать понять, что апелляция принята быть не может.

— Я — адвокат, очень хороший адвокат. Вам могут понадобится мои услуги.

— Ну уж нет. Я все продумал, обойдемся как-нибудь без адвоката.

— Ничего вы не продумали. Вы собираетесь закопать меня в этой яме? В таком случае вы вообще не умеете думать. Я стою в тысячи раз больше, чем вы добыли из того бумажника.

Я снова сел на край могилы, болтая ножками.

— На этот счет можете быть совершенно спокойны. Меня устраивает и так. Вам будет очень славно в этой норе, и я вовсе не собираюсь хоронить вас заживо. Я вовсе не из этой породы. Но вы просто обязаны там остаться. Обещаю, что сначала прибью вас лопатой, уж это-то я для вас, так и быть, сделаю.

— Но почему я обязан?

— Потому что они вас уже наверняка ищут. Они сообразят, что такому человеку, как вы, удариться в бега — проще простого. Уж больно вы пройдоха. А когда они доберутся до вас, то не замедлят добраться и до меня.

— Вы уверены, что не сошли с ума? Я возглавляю солидную юридическую фирму. Вам не кажется, что словечко «пройдоха» не совсем ко мне подходит? — Я им намекну, обязательно намекну. Один раз позвонить будет, наверное, маловато, но два или три — в самый раз. Из разных мест. Прямо завтра же. Я смогу сказать, что об этом в газете, в утреннем выпуске.

— О чем? О том, что я сбежал?

— Нет, о том, что вы сбежали, они не узнают, пока не явятся к вам на дом. Слушайте, вы что, ничего не понимаете? Я все рассчитал. Такой удачный случай, надо же! Я всегда знаю, когда самое время заметать следы и рвать когти. А вас я выбрал, потому что уж очень вы под это дело подходите.

— Под какое дело, Боже мой?

— Под такое. Под убийцу Лоутона Хиспа и его жены, которое состоялось сегодня после полудня.

— Что-о?!

— Уй, мы с Лоутоном так славненько поговорили! Время от времени, правда, приходилось его подталкивать. Ему очень не нравится выть от боли, рассказчик из него был гораздо лучший. Ну, мы с ним и разобрались во всем, а когда он мне отдал копии последних семи проектов Теда Левеллена — со всеми картами, планами и прочими причиндалами — наша беседа была закончена.

— Левеллена?

— Ну-ну, давай! Заливай мне баки! Ты что, считаешь меня полным идиотом? Ладно, пора кончать с этой волокитой.

Тут я потянулся за заступом, торчавшим из кучи земли и песка.

— Нет, нет, я знаю, кто это, просто переспросил! Ну да. Профессор Тед Левеллен. Я его душеприказчик. Так что же все-таки с мистером Хиспом?

Я положил заступ себе на колени — чтобы он был под рукой — и с наслаждением потянулся.

— Глупейшая случайность. Можно сказать, просто не повезло. Вы-то знаете, какой у него выпирающий кадык. Под конец он решил надуть меня и удрать, я взялся его останавливать, да и врезал ребром ладони. Наверное, сломал что-нибудь, потому что так неприятно хрустнуло… С ним сделался припадок, пальцы скрючились, рожа покраснела. Потом он забил ногами по ковру и умер. То есть уж так наверняка умер, что и слепому видно. Мы с его бабой так оба и вытаращились. Я ее из-за этого чуть не упустил. Помчалась, как заяц вспугнутый. Да я ее ухватил за волосы, намотал на руку. Другой рукой схватил за горло да и макнул в одну из тех луж, которые у них по всем крышам блещут. Какой-то был просто шейный день! Обоих за одно и то же место. Она там так и осталась, когда перестала булькать, я не стал ее вытаскивать. Я бы ее не тронул, но она видала, как я ее муженька угробил, так что у меня, можно сказать, выхода не было.

— И вы приехали туда на этом своем дурацком «роллсе»?

— Нее-е. Я машину напрокат взял.

— А их дети? Их дома не было?

— Ни одного.

— Слушайте, у меня затекли руки и вывернуты плечи. Я не могу думать в таком состоянии. Вы не могли бы развязать меня?

— Вот еще! Забудь об этом, судебная крыса.

— Ну, пусть… В котором часу это произошло?

— В два часа дня. Я не знаю, что у вас есть оригиналы. Я знаю, что они оказались у вас в руках, потому что Тед внезапно умер, вы с Хиспом мудрили, как бы их вставить в завещание, если он погибнет в ближайшей экспедиции. О'кей. Я да Фрэнк Хейс только и остались в живых из тех, кто был с Тедом в заливе Ла Паз. Мы там кое-что искали и уже взяли след, как у нас сломалась помпа. И погода начала портиться. Мы бы нашли и все остальное, да в тот год по побережью прошел ураган и все перемешал. Нам даже неоткуда было начинать все заново.

— А этот Фрэнк Хейс — он случайно не Хейс из «Семи Морей», подводной компании, которая базируется на острове Большой Кайман?

— Он самый. Мы оба собирались идти с Тедом в новое плаванье, которое он планировал как раз тогда, когда его сбила машина. Оно обещало быть легким и прибыльным. Фрэнк принес мне письмо от Менсфилда Холла, и мы оба сошлись на том, что кто-то пустил в ход бумаги Теда. А они, между прочим, принадлежат его дочери, и я точно знаю, что она их не получила, и вообще никто их не видел с тех пор, как Тед умер.

Повисло молчание. Я наслаждался ночными звуками. В канале давали концерт лягушки: две вели сложную сольную партию, а время от времени к ним присоединился с припевом весь хор. Свет моих ламп привлек нескольких ночных бабочек. Они кружили вокруг, выписывали невиданные пируэты, время от времени садясь на чуть теплое стекло, в кои-то веки не причиняя себе вреда. Огромные тени от их маленьких крыльев плясали у меня на лице.