Бирюзовая тризна - Макдональд Джон Данн - Страница 34

И все это потому, что я убедил себя и убедил ее, что Говард — очень славный, немного глуповатый обычный парень, а у нее — мания преследования на нервной почве! Но она решила его бросить, и теперь он знает, что больше у него нет шансов не будет. Единственная вещь, которую я еще могу сделать для нее — это быть В Паго-Паго в тот час, когда они туда прибудут.

— Она будет на яхте, — сказал Гейб. — Обязательно будет. Если он не довезет ее до порта, ему будет не отделаться от подозрений или по крайней мере сплетен. Он не захочет рисковать.

— Я не знаю даже, сможет ли он все это рассчитать. Я не знаю, насколько хватит его благоразумия.

— Но если хватит, то тогда ты, вероятно, сможешь удержать его от дальнейших действий. Хотя бы обвинением в одном из тех возможных убийств, о которых ты говорил. Или той девушки — ее то он убил почти наверняка. — Гейб вертел в руках пакет с фотографиями.

Я задумался. Я хорошо помнил рассказ Говарда, и хотя сомневался, что мне удастся это доказать, но в этой истории все-таки было за что уцепиться.

— Две девушки путешествуют вместе, — задумчиво начал я. — Пытаясь на попутных судах добраться до Санта-Круса до Плимута — того, который на острове Монтсеррат, а не в Массачусетсе. Джой Хэррис И Сесил… Сесил?.. Селия. Да. Селия Какой-то-Зверь. Булл? Вулф?

— Может быть, Катц? — издевательски подсказал Гейб.

— Ну, конечно. Американская девушка с немецкой фамилией! Вспомнил: Фокс! Селия Фокс, сестра которой выходила за муж за какого-то адвоката в Плимуте. Может быть, это можно было бы выяснить по телефону сразу после Нового Года, если Майер вспомнит фамилию того адвоката, с которым знаком в Плимуте, и если Селия и ее сестра обе носили фамилию Фокс. Впрочем, мне кажется, что парень должен быть англичанином, ну, может, только первого поколения колонистов. Тогда его женитьба на американской девушке — более чем достаточная информация, чтобы найти их обоих. Но что мы с этого будем иметь? Предположим, я найду юную миссис Адвокатшу, наберу ее номер и сумею убедить, что она просто обязана дать мне адрес Селии Фокс — если только он у нее есть. Предположим, я разговорюсь с Селией, и она скажет, что да, Джой Хэррис уехала на «Лани» с Санта-Круса, и с тех пор ее никто не видел и никто о ней ничего не слышал. Предположим, я смогу созвониться с родителями Джой Хэррис, и они, невероятно обеспокоенные, тоже скажут мне, что ничего не слышали о своей девочке вот уже год. И что их этого? Девушки хипповали на островах. Что в этом предосудительного с точки зрения закона? Это я могу быть тысячу раз уверен, что очень скоро после того, как Джой Хэррис рассказала Говарду о том, что Гуля сфотографировала ее, нижущуюся на солнышке, Говард немедленно разработал свой «маленький розыгрыш», а потом свернул Джой шею и скинул ее в море, вместе с ее шмотками, веревочными сандалиями, драными джинсами и гитарой.

Дорис шевельнулась и издала ахающий звук.

— Пожалуйста, не надо больше. У меня хорошее воображение.

— Я больше не буду. Есть и другая вещь, которую хорошо бы все-таки выяснить. Гуля сказала, что когда двигатель был включен, она как наяву слышала голоса Говарда и Джой, болтающихся и смеющихся. В общем-то, конечно не так уж сложно спрятать на яхте магнитофон с лентой, склеенной в кольцо, подсоединить его к двигателю так, чтобы они включались и выключались одновременно. Я точно знаю, что Говард мог это сделать. А голоса и смех, которые слышатся в каком-то звуке — неважно, в ревущей воде или в шуме работающего двигателя, — по утверждению медиков, одна из самых распространенных галлюцинаций.

Я бы продолжил и дальше в том же духе, но тут на веранду ворвалась стайка младших марчменовских девочек вперемешку с собаками, кошками и птицами, требуя позволения немедленно опробовать новый бассейн. Получив его, вся ватага с визгом и писком кинулась в воду, произведя то невообразимый детский кавардак, при котором ни о каких убийствах и прочих гнусностях разговаривать было уже невозможно.

Дорис еще раз спросила меня, останусь ли я не барбекю. Я сказал, что я был бы счастлив, но у меня сейчас для этого слишком пусто и холодно в желудке. К тому же нынче я вряд ли подходящая компания для веселого застолья. Когда она попыталась настаивать, Гейб вмешался, сказав, что проводит меня до машины и поможет натянуть верх, потому что собирается дождь.

Он в самом деле проводил меня до машины. Никакого дождя, разумеется, не собиралось, и когда я уже сел за руль, он нагнулся ко мне и сказал:

— Что бы ты не собирался делать, тебе следует прежде всего явиться к Майеру, сложить воедино все осколки мозаики и выдать в таком виде ему. А потом выслушать, что, по его мнению, тебе лучше всего сделать.

— Надеюсь, он скажет мне то же самое, что я уже решил.

— Привези его к нам, когда все кончится.

— Обязательно, Гейб. Спасибо.

— И… прихватите с собой ту твою девчонку. Хотелось бы с ней познакомиться.

Уезжая, я думал, а впадал ли Гейб когда-нибудь в истерику? Куда девался несчастный, покалеченный, отчаявшийся человек, каким был бы любой на его месте? А потом я сообразил, что никогда раньше не являлся к нему с чем-то настолько прямо и глубоко меня касающимся. У Гейба хватало сил и душевного тепла не только для себя, но и на всех друзей, которые в этом нуждались.

В любом случае совет его был недурен. Подготовить и спланировать все так, чтобы Говард без моего ведома не мог и пальцем пошевелить. И запастись терпением.

Глава 12

Когда я явился в больницу, Майер сидел за столом в своей палате и уплетал ужин. Усевшись на край кровати, я радостно сообщил ему, что он теперь значительно меньше похож на фигуру, сбежавшую из музея мадам Тюссо. — Еще бы, — отзывался он. — Я уже принял душ и уминаю, как видишь, кусок бифштекса. Конечно, очень тощий и жесткий кусок бифштекса, но тем не менее бифштекса. Сегодня ночью прекрасная Элла Мария будет сидеть у меня последний раз. А во вторник в полдень ты можешь забрать меня домой. Если не ошибаюсь, это будет как раз первый день Нового года. Если тебя не устраивает такая перспектива, можно придумать что-то другое.

— Да, тебе и в самом деле лучше. Налицо обычный уровень вредности.

— Дай мне знать, когда твои счетчики зашкалит. Тогда я немного понижу уровень своей вредности. Но если это является признаком здоровья, то они здесь просто асы по этой части. Рецепт прост: берется бумага зеленого цвета, пропускается через центрифугу, полученная жвачка вымачивается в эссенции говяжьего соуса, потом как следует прессуется, чтобы готовый продукт выглядел похожим на хорошо разваренную фасоль. Это в качестве гарнира. Для горячих блюд у них существует рецепт особой изощренности… — Он оборвал свою проникновенную речь и положил вилку. — Извини. Я так увлекся своим повышенным уровнем вредности, что не взглянул толком на тебя. Что случилось, Тревис?

Я вкратце рассказал ему о сфабрикованной пленке и других своих открытиях. Просто поразительно, как Майер умеет в критических ситуациях менять точку зрения на полярную.

— Я должен был сразу сообразить, что что-то и в самом деле взяло тебя за горло, Трев. Но знаешь, болезнь — штука чертовски эгоистичная, особенно когда тебе становится немного лучше. Начинаешь самым примитивным образом скандалить. Копаться в собственных ощущениях. Пять минут назад тебе было лучше, час назад — хуже… У тебя болит спина, потому что ты ее отлежал, или это тоже связано с твоей болезнью? Или это вообще радикулит? Почему эти сестры не являются сразу, когда ты звонишь? Все это очень раздражает. Для каждого из нас собственная персона — наиболее важная вещь в большинстве ситуаций. А болезнь или простое недомогание утраивает это. Ну и в довершении всего, конечно, скука, неистребимая, классическая скука человека, который предоставлен самому себе и своим болячкам. Хуже, по-моему, только общество какой-нибудь совершенно пустой девицы, которая в состоянии полчаса расписывать ее новый эксперимент со своей прической.