Бирюзовая тризна - Макдональд Джон Данн - Страница 32

— А если ты хочешь знать все начистоту, милый мой мальчик из Флориды, так я тебе скажу. У нас в банке лежит огромный мешок денег, и все они на закрытом счету, а мы них имеем раз в год какие-то паршивые проценты, и все это потому, что завещание не вступит в силу, пока ее не найдут, а мертвой она не может быть объявлена еще годы, годы и годы. Черт бы ее побрал! Любой дурак скажет тебе, что это тощее и ноющее создание сдохло под каким-нибудь забором еще тысячу лет назад и похоронена собственными сутенерами. У меня нет охоты играть в эти игры. Все равно, что играть в волейбол без мяча. Но ты, дурак, все-таки можешь заявиться к нам, самые милые развлечения начнутся, когда чуть-чуть потеплеет.

Расхаживая по палубе, а дожевывал свой сэндвич и пытался представить, что бы мне сказал по этому поводу Майер. Он сказал бы: не расхаживай взад и вперед, когда ешь, у тебя сыпятся крошки и ты их затаптываешь.

От нечего делать я выдвинул маленький ящик телефонного столика и принялся шарить в невероятной свалке, которая образовалась там уже давным-давно, потому что я слишком часто выгружал туда содержимое моих карманов. Очень скоро я наткнулся на пленку, которую всучила мне Гуля. «Забери ее, — сказала она мне тогда. — Я не хочу выкидывать эти кадры, но и не хочу, чтобы они снова попадались мне на глаза, а то я опять свихнусь. Но ты их все же сохрани, чтобы потом, когда мы с тобой будем уже старыми и седыми, мы могли посмотреть на них снова вместе и вместе посмеяться». Двенадцать квадратных снимков, двенадцать негативов, разрезанных по три. Я подсел к самой лампе и просмотрел первые девять один за другим. Я немного знал окрестности Санта-Круса. А вот то самый катамаран их Хоустона, который она мне показывала. На двух кадрах был Говард. Улыбающийся. Широкоплечий. Счастливый. И, наконец, последние три. Кадры, которые едва не свели с ума мою Лу Эллен. Кадры с воображаемой мисс Джой Херрис. Пустой бак «Лани». Пустая крышка люка. Перила, над которыми никто не склонился. Вглядевшись, я заметил, что на последних трех цвета не так хороши, как на предыдущих кадрах. Может быть, из-за смены освещения.

Автоматические аппараты очень плохо воспроизводят кадры против света, к тому же, эти потеки проявителя…

Но вдруг я сообразил, что потеки проявителя здесь совершенно не причем. А гораздо больше это смахивает на желто-зеленое пятно через все три кадра. Только последние три.

Я почувствовал, как похолодело у меня в животе, и как бешено колотится о ребра мое готовое вот-вот выскочить сердце. Дрожащими руками я запихивал пленку и снимки обратно в пакет. Я рассыпал их дважды, но после того, как мне удалось наконец привести все в порядок, я схватил, как хватается за соломинку утопающий, телефонную трубку и набрал номер.

Глава 11

Я знал, что Гейб Марчмен должен быть дома — просто потому, что он никуда не выезжает. Он имел мудрость купить что-то вроде ранчо к западу от Лодердейла, пятиакровую заброшенную ферму. В самом центре он поставил дом и больше не переступал границ своей земли. Когда-то он был армейским фотографом, одним из самых лучших, пока шальная бомба не раздробила ему ноги по самые коленные чашечки, на всю жизнь приковав его к инвалидному креслу. На маленькой ферме, кроме него самого, жила его жена Дорис, китайско-гавайской национальности, семеро их детей, шесть лошадей и бесчисленное множество собак, кошек, гусей, уток и прочей живности. Словом, королевство было маленькое, шумное и бестревожное. Одной из достопримечательностей фермы была фотолаборатория хозяина, почти такая же большая, как жилой дом. Он проделывал там свои эксперименты, всячески колдовал и считал себя одним из счастливейших людей на свете.

Мы с Дорис вышли навстречу друг другу одновременно: она из дома, я из машины.

— Он ужасно сердит на тебя, Тревис, так что тебе и вправду придется остаться на барбекю. Он ведь очень любит поболтать с тобой. И поболтать, и расспросить тебя обо всем, что творится в мире.

— Я должен остаться, потому что он сердит?

— Потому что, как он сам сказал тебе по телефону, ты никогда не приедешь просто так, а только если у тебя что-то случилось.

— Вот ведь странность, правда? Это потому, что каждый раз я боюсь остаться здесь навсегда. Я очень люблю бывать у вас. Что происходит?

Дорис вынесла из Китая восхитительный оттенок кожи и детское телосложение, что делало ее похожей скорее на сестру собственной старшей дочери, которой было уже лет тринадцать.

— Что происходит? — переспросила она. — Мы расстраиваем дни своей жизни на никчемные вещи, тогда как должны были заботиться совсем о другом. Все-таки я надеюсь, что ты останешься и поешь с нами. Да? Прекрасно! Пойдем, поздороваешься с Гейбом.

Мы обошли большой дом и вошли со стороны сада. Гейб, пыхтя, инспектировал длину нового бассейна, передвигаясь исключительно силой своих мощных рук. Увидев нас, он задержался и поднял вверх три пальца.

— На три гребка больше, — пояснила она. — Его лучший результат был сорок, а он все хочет его побить.

— Помогает?

— Да, конечно! Весь тот год он в первый раз почти не чувствовал болей. Бедный трудяга. Он ненавидит упражнения.

Очень скоро Гейб выкарабкался из бассейна, влез в мохнатый купальный халат и, склонившись над лестницей, принялся вытирать мокрые волосы. Потом устроился на своих легких костылях и лихо подлетел к нам.

Усевшись на стеклянную крышку стола на веранде, он изучающе оглядел меня.

— Ну, что у тебя там?

— Ничего себе приветствие!

— Ничего себе голос у тебя был, когда я поднял трубку! Я бы очень удивился, если бы это не отразилось на том человеке, чей голос я слышал. Ну так, я тебе скажу, какой бы ни была твоя проблема на этот раз, она скорее личная, чем профессиональная.

— Дорогой! — сказала Дорис.

— Все в порядке, — сказал я. — Не вижу ничего удивительного в том, что для Гейба все написано на моей физиономии. Я думаю, для него это не первая перекошенная физиономия с проблемой скорее личной, чем профессиональной.

— Глаза — зеркало души, — ответил Гейб. — Но о многом говорят и морщины на лбу, и сжатые губы. Но в основном, конечно, глаза.

— Некто, очень дорогой мне человек, попал в ужасное положение. Я не знаю. Может быть, и нет. Все зависит от того, что ты мне скажешь. Я, признаться, почти не хотел обращаться к тебе.

— Тебе нужна моя лаборатория?

— Может, ты мне скажешь прямо здесь. Вот. Пленка из двенадцати кадров, «кодаколор», проявленная в дешевой мастерской. Скажи мне, что ты о них думаешь.

Он вытащил кадры из пакета и разложил их пасьянсом на стекле стола. Я следил за тем, как он отложил три «пустых» кадра с баком «Лани».

Затем он повернул все девять оставшихся снимков, если можно так выразиться, «лицом вниз». Через несколько секунд я понял, что он имел в виду. Меня изумило, как это я сразу не догадался о такой простой вещи. Бумага имела клеймо «К-Кодак», наискось, ровными рядами. Достаточно было только посмотреть на них в определенном освещении. Он отложил все девять в сторону, в один ряд, они больше не вызывали сомнений, на всех них без исключения была проставлена торговая марка. Потом он попытался обнаружить клеймо на тех трех немного зеленоватых снимках. Разумеется, его там не было. Два из снимков, по его мнению, были парными. Но третий не только не имел клейма, но и был не такой, как два предыдущих. Только после этого Гейб взялся за негативы. Он перевернул все снимки «лицом вверх», в том же порядке, что и разложил" и принялся сравнивать их с негативами. Дольше всего он изучал последний кадр из трех.

Наконец, откинувшись на спинку своего кресла, он пожал плечами и сказал:

— Все, что я тебе могу сказать, это то, что здесь кадры из по меньшей мере двух, но может быть, и трех пленок. Если держать пари, то я бы сказал: из двух. Эта зелень означает, что пленка, прежде, чем ее подменили — в салоне ли, где еще — слишком сильно нагрелась. Может быть, в аппарате. Обычно так и случается. Остальные девять лежали в катушке и ничего не ведали. В двух лентах я уверен, потому что эти два, по крайней мере, выглядят идентично. А вот третий… С третьим что-то странное. На первый взгляд он выглядит так, как будто его отпечатали с того последнего негатива, но если как следует присмотреться к кадру и негативу, можно увидеть, что на снимке часть крыши закрывает перила, а на негативе — нет. Я бы сказал, что здесь кто-то фокусничал, причем фокусничал наспех. Даже не подобрал аналогичные реактивы. Вот все, что я могу тебе сказать. И похоже, что это не то, что ты хотел услышать.