Кубанская конфедерация. Пенталогия (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 62

– На выход, дружинник, твой час пришёл, молись своим богам, если они у тебя есть.

– Не надо, не убивай меня, – попросил он. – Ты ведь родственник этой семьи?

– Допустим, – смахнув со лба испарину, ответил я, – только что это меняет?

– Я знаю, где сейчас Фёдор находится.

«Какой Федор? – мелькнула в голове мысль. – Наверное, сам хозяин этого дома, который на охоте пропал. Интересно, что скажет Бебут. Может, действительно расскажет, где он „потерялся“».

– Говори, – произнёс я. – Если чтото дельное скажешь, то на волю отпущу, а нет, так пристрелю тебя, и через полчаса местный староста со всем своим удовольствием тебя в землю закопает.

– Понял, – закивал дружинник, и капли крови с его лица при этом движении веером разлетелись по дому. – У нас, в штабе дружинном, информация от бродяги одного была, что Фёдора Карпова, охотника из Золотушки, карачаи в плен взяли и теперь он у них в рабстве.

– Где он находится?

– В Джаге, это небольшой аул невдалеке от Учкекена. На пограничье КарачаевоЧеркесии и Ставрополья.

– Почему сразу старосте в Золотушку не сообщили?

– Мне Ленка, жена Фёдора, нравилась давно, вот я и завернул послух, который весть принёс. Никто, кроме меня, про это не знал.

– Слушай, Бебут, а ты редкостная мразь, однако.

– Ты обещал не убивать меня.

– От слов своих я и не отказываюсь. Оружие на пол, и линяй отсюда, пока при памяти. Ещё раз наши путидороги пересекутся, кадык вырву. Как понял?

– Всё ясно, – снова закивал он, – но оружието хоть оставь. Мне теперь в бега податься придётся, а без ствола совсем туго будет.

– Оружие на пол, я сказал!

Обрез дружинника и кривой кинжал старой работы упали рядом с карабинами территориалов, и через мгновение Бебут испарился. Мне все эти движения и разговоры дались очень тяжело, и, вернувшись на кровать, я упал на неё без сил. Ко мне тут же подскочила хозяйка, которую, как выяснилось, звали Елена Карпова, напоила жутко горьким отваром и принялась растирать всё моё больное тело какойто спиртовой настойкой с густым ароматом диких луговых трав. Тёплые и мягкие ладони женщины расслабили меня, и я стал вспоминать минувший месяц и то, как я оказался в этом доме.

Покинув территорию Горского Содружества, в котором царила полная неразбериха, остатки нашего корпуса, перевалив реку Золка, направились к Пятигорску, вольному анклаву, пожелавшему войти в нашу Конфедерацию. Может быть, местные жители и остались независимыми, но войска Халифата после занятия Кавказа непременно направили бы свой взор на них, а значит, князю – так назывался местный правитель – надо было выбрать, с кем он и на чьей стороне. Разумеется, он примкнул к нам – свои всё же, славяне.

Итак, корпус ушёл на Пятигорск, а мы, как всегда, стали его арьергардом и ещё какоето время, около трёх недель, стояли по границе бывшей КабардиноБалкарии. Ни горцам, ни южанам не было до нас никакого дела, и для батальона это было спокойное время. Гдето кипели жаркие схватки, ожесточённые бои и эпические сражения, а мы тихо сидели на дороге, ведущей на Ставрополье, охотились на косуль, патрулировали границу и отдыхали. Хорошие деньки.

Наконец, начальство всё же вспомнило о нас, и поступил приказ подтягиваться к основным силам Кавказского корпуса, который остановился на постой в посёлке Иноземцево, что за Пятигорском. Нормально, мы того только и ждали, собрались и потопали по дороге на северозапад. Однако так случилось, что при переправе через речку Юца в воду свалился один из наших парней. Я был рядом и недолго думая прыгнул за ним в холодную весеннюю воду. Паренька вытащил, всё с ним в порядке, даже насморка не было, а я к вечеру в жестокой лихорадке свалился.

Коекак меня дотянули до окраины пятигорских владений, посёлка Золотушка, и комбат, видя, что я могу копыта откинуть, передал меня на попечение местной знахарки, которая поручилась, что через неделю я смогу встать на ноги и вернусь в строй. Помнил я всё это очень смутно, болезнь меня всерьёз прихватила, и два дня, проведённые в доме местной докторши, както выпали из памяти. Так, какието обрывки событий, плач ребёнка, горькое питьё и постоянные спиртовые растирки. Сегодня с утра я почувствовал себя гораздо лучше, пошёл на поправку, и как итог – смог выручить мою исцелительницу из беды.

Знахарка закончила процедуры, и я не заметил, как в который уже раз за последние трое суток провалился в сон. Проснулся к вечеру, и снова от стука в дверь, но теперь не грубого, а осторожного. Снова в моих руках оказался верный пистолет, но Елена, посмотревшая во двор через небольшую отдушину над дверью, успокоила:

– Это староста наш местный пришёл, дядька Трофим, а с ним военный какойто.

– Отворяй, – разрешил я и, спрятав ствол под подушку, натянул на себя выстиранный хозяйкой камок и вышел к гостям, которых Елена уже усаживала за стол.

– Вечер добрый, господин сержант, – чуть привстав, поприветствовал меня староста, худой как жердь дядька лет под пятьдесят.

– Здорово, гвардия. – На столе появилась бутылка водки с изображением кедра на этикетке.

Конечно же это был командир территориального взвода, усатый и дородный мужик, на котором мешком висел новенький камуфляж, а на погончиках сияла золотом одна поперечная полоска, что значит – передо мной находится старшина. По виду нормальный и справный хозяйственник из станицы, может, бывший участковый, отправленный в командировку. К таким людям я всегда уважение испытывал, так как очень уж они мне нашего старосту деревенского, Никиту Демидова, напоминали, такие же основательные, хозяйственные, расчётливые и в меру прижимистые.

– Добрый вечер, – вежливо ответил я и, присев на лавку напротив гостей, обратился к хозяйке: – Мне бы поесть чего.

– Вотвот куриный бульончик готов будет, пару минут обожди, – ответила она и отошла к печи.

– Ну что, – неодобрительно покосившись на водку, обратился я к старшине, – за оружием и документами пришёл, взводный?

– Точно так, за стволами казёнными и военными билетами. – Старшина подкрутил ус.

– Забирай, – выложил перед ним два военника и кивнул в угол комнаты, где валялись подсумки и карабины, – и охламонам своим передай, чтоб про насилие и не думали больше. Это я ещё добрый, а другой просто пострелял бы их как курчат, и ничего бы ему за это не было.

– Понятно. Раз такое дело, может быть, спрыснем договорённость? – Территориал взял в руки бутыль.

– Нет, мне сейчас не до того, старшина. Болею, а всё, что хотел сказать, я уже сказал.

– Так, а чего ты меня тогда звал, гвардеец? Отдал бы оружие бойцам сразу, да на этом и разбежались бы. Чего менято дергать? У меня и своих дел в роте хватает.

– Хотел посмотреть, кто у них командир. Был бы жлоб какой, стволы не вернул бы, а ты, старшина, сразу видно – нормальный человек, и это не твоя вина, что у тебя во взводе такие ушлёпки служат. Опять же, пусть они поволнуются, а ты их спасителем будешь. Вернёшься в расположение роты, и будет у тебя два бойца, которых ты лично прикрыл и которые тебе по жизни обязаны. Разве плохо?

– Раз так, – протянул он, – тогда да, конечно.

– Бывай, старшина, – протянул я ему через стол свою руку.

– Выздоравливай, сержант, – пожал он мою ладонь и, взвалив на себя оружие своих непутёвых солдатиков, отправился восвояси.

За ним, было, намылился и староста, но я придержал его:

– Погодь, дедушка.

– Что? – Он вернулся на лавку.

– Ты в курсе, что Фёдор Карпов, муж знахарки Елены, находится в плену у карачаев?

– Нет, – помотал он головой. – Знаю только, что он на охоте пропал.

– Вот теперь будешь знать. Фёдора держат в ауле Джага, и надо его домой вернуть. Этим у вас, как и везде, община должна заниматься, а ты в общине местной самый главный. Что думаешь по этому поводу делать и как намерен односельчанина выкупать?

Староста несколько секунд молчал, видимо, о чёмто размышлял, и сказал:

– Бесполезно, там дикари сидят, которые никому не подчиняются. В других аулах можно договориться, размен пленников сделать или выкупить человека, а с этими так не выйдет. Полные отморозки.