Смерть по ходу пьесы - Макбейн Эд - Страница 49

— Вы по делам службы? — спросила женщина.

— Нет, по личному делу, — ответил Клинг.

Ему нравилось говорить, что его дело — личное.

— Подождите минутку.

Через несколько мгновений трубку взяла Шарин.

— Привет, — сказала она.

— Нам тут нужно поговорить с одним парнем, — сказал Клинг, — а потом я могу зайти в верхний город и пригласить тебя на обед, если ты не занята.

— Но только если ненадолго, — ответила Шарин. — У меня сегодня очень напряженный день.

— Тогда я зайду за тобой в два.

— Хорошо, я буду ждать.

Джерри Гринбаума они нашли в том самом переулке, где произошло первое нападение на Мишель. Он сидел, прислонившись к стене из белого кирпича, ел сандвич, купленный в забегаловке напротив театра, и запивал его пепси-колой, которую потягивал через соломинку. Он наблюдал, как подходят копы. Встревоженные карие глаза на узком лице и вьющиеся черные волосы придавали ему вид темного херувима. Детективы сообщили ему, что они обнаружили черновик пьесы, озаглавленной...

— Ну, «Девушка», — сказал Джерри.

— Да, правильно. «Девушка»...

— «Что уж мертва», ну. Это из Марлоу.

— Филиппа? — поинтересовался Клинг.

— Кристофера, — ответил Джерри и процитировал: — «Но было то в другой стране, и с девушкой, что уж мертва». «Мальтийский еврей», 1589 год.

— Мы поняли по титульному листу...

— Да, мы с Чаком писали ее вместе.

— Как это получилось?

— Эта идея пришла к нам как-то во время репетиции, и мы решили, что должны написать пьесу, — сказал Джерри и пожал плечами. — Мы решили, что если уж Фредди может писать свое дерьмо, то, значит, писать пьесы может кто угодно.

— Когда это произошло?

— Когда мы решили, что нужно ее написать? Несколько недель назад.

— И с тех пор вы уже написали двадцать страниц?

— Нуда. Это нетрудно.

— Где вы работали? — спросил Карелла.

— В основном у Чака.

— В квартире на Ривер-стрит Северной?

— Да.

— Вы были там вчера вечером?

— Нет.

— А когда вы были там последний раз?

— Кажется, вечером в среду.

— В эту среду?

— Да.

— То есть восьмого апреля?

— Ну да.

Клинг подумал, что это был один из немногих вечеров на прошлой неделе, когда никого не зарезали и не выбросили из окна.

— Мэдден в этой квартире и жил?

— По-моему, нет.

— Почему вы так считаете?

— По-моему, он просто использовал ее как место для работы.

— Он вам это говорил?

— Нет, просто у меня сложилось такое впечатление.

— А на основании чего оно сложилось?

— В холодильнике вечно было пусто.

— Так вы это заметили?

— Еще бы! Я все время удивлялся, почему он никогда не предлагает мне перекусить. А потом я понял, что ему просто нечего предлагать. В смысле, из еды или выпивки. Там было пусто, как в буфете у мамаши Хаббард.

— Вы не знаете, где он жил на самом деле?

— Наверное, у какой-нибудь женщины.

— Почему вы так считаете?

— Как-то вечером он отправился туда...

— Куда туда?

— Ну, не знаю.

— Тогда откуда вам известно...

— Он сказал, что сегодня нам нужно закончить пораньше, потому что его старуха ждет его дома.

— Он именно так и сказал? Старуха?

— Так и сказал.

— А вам не кажется, что он мог говорить о своей матери?

— Нет, не кажется.

— Но он сказал, что она ждет его дома — так?

— Да, ждет дома.

— Он использовал слово «дом».

— Да. Дома.

— Вы не спрашивали у него, где этот дом?

— Не-а. Это не мое дело.

— Где еще вы работали? Вы сказали, что чаще всего...

— Пару раз мы работали у меня.

— Звонил ли он куда-нибудь? От вас или от себя?

— Вроде бы пару раз звонил.

— Случайно не той самой «старухе», о которой он упоминал?

— Без понятия.

— А кому он звонил, вы не знаете?

— Ну, чаще всего народу из труппы. По поводу всяких театральных дел. Насчет новых страниц, переноса репетиций и всякого такого. Я не особенно прислушивался.

— Вы не знаете, звонил ли он когда-нибудь Джози Билз?

— Ну, звонил. Точно.

— Как он к ней обращался?

— Обращался?

— Не использовал ли он какие-нибудь ласковые слова?

— Нет-нет. Он называл ее просто Джози.

— И говорит только о работе?

— Ну, это так звучало.

— Он никогда не называл ее «дорогая», или «милая», или еще как-нибудь в этом духе?

— При мне ни разу.

— Придерживались ли вы какого-нибудь расписания при работе над пьесой?

— Мы просто договаривались, когда нам обоим будет удобно.

— Безо всякого расписания? Например, по понедельникам, средам и пятницам или по вторникам, четвергам...

— Нет, никаких расписаний не было.

— Работали ли вы во вторник вечером?

Вечер вторника. Тот самый вечер, когда кто-то зарезал Мишель Кассиди.

— В прошлый вторник? — переспросил Джерри. — Нет, не работали.

— А вы не договаривались на этот вечер?

— Нет.

— Вы не знаете, где мог провести этот вечер Мэдден?

— Без понятия.

— А где вы были вчера вечером, мистер Гринбаум? — спросил Клинг.

— Около половины двенадцатого, — уточнил Карелла.

— Дома был. Спал, — ответил Джерри.

— Один?

— К сожалению, да.

— Мистер Гринбаум, как только лаборатория закончит изучать черновик пьесы...

— Лаборатория?

— Да, сэр. Его проверяют на предмет наличия тайнописи, пятен крови и любых...

— О Господи!

— Да, сэр. Во всяком случае, мы обязательно сделаем копию...

— Да зачем? Вы что, хотите ее поставить?

— Мы просто хотим посмотреть на пьесу.

— На пьесу? — переспросил Джерри.

— Или там есть что-нибудь такое, чего нам не следует видеть?

— Это, например...

— Может, вы сами скажете?

— Это вроде персонажа, который сбрасывает другого персонажа с десятого этажа? — поинтересовался Джерри.

— А что, там есть такие персонажи?

— Нету, — заверил их Джерри. — Единственный убитый персонаж — это женщина. Та самая «девушка, что уж мертва».

— Теперь и парень тоже мертв, — напомнил ему Карелла.

Нету больше никакого плавильного горна, вот в чем беда-то. Мы думали, что пригласим их всех к себе, примем в свои объятия, будем лелеять их, как родных, и создадим из сотен народов единый сильный и жизнеспособный народ. Вот такая была идея. На самом деле довольно неплохая идея. Единый народ. Единый добрый, порядочный, храбрый, благородный народ.

Но где-то по дороге идея начала забываться. Она и так прожила дольше большинства других идей — в Америке, где все находится в состоянии непрерывного изменения. В Америке, где всегда есть что-нибудь новенькое: новый президент, новая война, новый телесериал, новый фильм, новое шоу или новый скандальный автор. Если вспомнить о несметном количестве идей, денно и нощно захлестывающих Америку, то неудивительно, что людям начало казаться, что идея смешать все цвета, языки и культуры потеряла свою актуальность. Возможно, это произошло тогда, когда пламя факела, некогда ярко пылавшего над огромным городом — вратами в страну, — начало понемногу меркнуть и стало недостаточно жарким для того, чтобы плавить человеческую руду.

Нынешняя актуальная идея заключалась в сохранении наследия отдаленных земель и иностранных языков. Не объединить все эти сокровища во владении одного народа, не разделить их между всеми членами великой нации, а, наоборот, каждому хранить свои богатства по отдельности.

Когда-то девиз «Разные, но равные» поносился на все лады, а теперь он считался чем-то таким, к чему следует стремиться всему народу. Да, мужик, разные! Это я могу понять! И равные — тоже могу понять! Когда-то здесь бытовала благородная идея «радужной коалиции», воплощаемая в образе разноцветных полос, вместе парящих в небе и образующих единые врата, ведущие к общему процветанию. Теперь его сменило убогое выражение «яркая мозаика», воплощенное в ограниченном видении ярких цветных пятнышек, отделенных друг от друга границами. Каждое пятнышко сверкает и красуется по отдельности, но они не складываются в более величественную идею неповторимого и замечательного целого.