Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции - Хэнкок Грэм - Страница 54

И раз уж эта модель оправдала себя относительно наскальных росписей сан и косо, шаманский характер которых подтверждается и другими источниками, значит, мы с большей или меньшей уверенностью можем применить ее и к тем традициям, истоки происхождения которых нам просто неизвестны. Не удивительно потому, что в заключительной части своей работы, опубликованной в 1988 году, Льюис-Вильямс и Доусон решились испытать нейропсихологическую модель на европейском пещерном искусстве эпохи палеолита.

Мы уже говорили в прошлых главах о том, что в европейских пещерах можно встретить большое количество абстрактных и геометрических узоров — таких, например, как зигзаги, решетки, фигуры из точек и т. п. Археологи обычно называют подобные рисунки знаками. Мы также знаем, что все эти "знаки" имеют свои соответствия в наскальных росписях бушменов сан (равно как и индейцев косо). И здесь, в свою очередь, можно встретить схожие абстрактные и геометрические узоры, которые нейропсихологическая модель ассоциирует с энтоптическими феноменами, наблюдаемыми в измененном состоянии сознания.

Наконец, как показывает нижеследующая таблица, те же шесть формальных категорий фосфенов активно использовались европейскими художниками эпохи палеолита. Причем это справедливо как в отношении рисунков и гравюр, наносившихся на стены пещер (так называемое "париетальное искусство"), так и в отношении небольших изящных вещиц той эпохи ("мобильное искусство") [464].

Учитывая столь явное совпадение, трудно не согласиться со словами Льюиса-Вильямса и Доусона, которые приходят в итоге к следующему выводу: "Наличие всех шести [энтоптических категорий] позволяет предположить, что по крайней мере часть этих рисунков и гравюр была создана в измененном состоянии сознания" [465].

Сопоставление энтоптических феноменов с элементами наскальных росписей сан, косо и художников европейского палеолита (по Льюису-Вильямсу и Доусону, 1988)

Далее мы обращаемся к семи принципам восприятия, составляющим неотъемлемую часть нейропсихологической модели. И в этом случае таблица 8.4 повторяет данные сан и косо из таблицы 8.2, сопоставляя их в то же время с образцами европейского пещерного искусства. Так, последний столбец в ряду I дает наглядный пример репродукции одной из энтоптических категорий в рамках подобного искусства — а именно, многочисленных дуг, представленных здесь в простой, не приукрашенной форме [466].

Льюис-Вильямс и Доусон указывают также на то, что в европейских пещерных росписях встречаются и более сложные версии этого энтоптического феномена, который благодаря повторению превращается в узор из фестонов или Же просто принимает перевернутую форму [467].

Ментальные образы различных стадий транса, нашедшие отражение в наскальных росписях сан, косо и художников европейского палеолита (по Льюису-Вильямсу и Доусону, 1988)

Ряд II являет собой пример фрагментации — на этот раз "зигзагообразной линии, целого ряда накладывающихся друг на друга шевронов; и все это в итоге образует отдельные зигзаги или же какое-то количество форм, представляющих собой разрозненные шевроны" [468]. В ряду III мы можем наблюдать образец совмещения двух энтоптических феноменов — а именно, решетки, расположенной в непосредственной близости от серии зигзагов [469].

Все изображения в I, И и III рядах имеют отношение к первой стадии транса. И это касается как европейского пещерного искусства, так и наскальной живописи сан и косо. Однако фигура ибекса из французской пещеры Нио, представленная в четвертой строке, характерна уже для второй стадии транса, когда субъект пытается осмыслить наблюдаемые им энтоптические феномены, превращая их в портретные образы. В частности, Льюис-Вильямс и Доусон утверждают, что этот ибекс с чрезмерно изогнутыми рогами был сформирован древним художником из двух энтоптических дуг, по краю которых проходит зигзагообразная линия [470].

Наконец, мы подходим к полноценным видениям, наблюдаемым на третьей стадии транса. В частности, в V и VI рядах вышеупомянутой таблицы даются соответствующие примеры людей и животных, обнаруженных среди изображений европейского палеолита. Бизон, представленный в V ряду, является одним из типичных образов пещерного искусства. А здесь мы к тому же имеем дело с наложением энтоптической формы — зигзагообразной линии — на портретное изображение [471]. Точно так же в VI ряду узор в форме зигзага накладывается на фигуру гуманоида, отличающуюся нереалистическими чертами. Справа от нее находится так называемый "Волшебник" из французской пещеры Габиллу, с которым мы уже встречались в четвертой главе. Примыкающая к нему прямоугольная решетка являет прекрасный образец совмещения энтоптической и портретной форм, также предсказанного нейропсихологической моделью [472]. Сам же "Волшебник" представляет собой совершенно невообразимое слияние человеческих и животных черт, в результате чего на свет появляется фигура териантропа — классического человека-бизона эпохи европейского палеолита. Однако подобные гибриды нередко встречаются среди тех странных существ, с которыми сталкиваются современные люди на третьей стадии транса, "когда фигуры сочетаются самым невероятным образом, и человек оказывается… в причудливом мире видений" [473].

К примеру, Клювер, отец-основатель нейропсихологической дисциплины, нередко лично экспериментировал с мескалином, одним из наиболее мощных психотропных алкалоидов, источником которого служит кактус пейот. И Клювер, в частности, сообщал, что в одном из своих видений он наблюдал за тем, как человеческая голова стала обрастать шерстью, а затем и вовсе превратилась в голову кошки [474]. Точно так же под влиянием всевозможных психоактивных веществ люди сталкиваются с такими примерами териантропии, когда "сами они теряют связь со своим телом и становятся в итоге частью этого призрачного мира". Причем подобные видения может вызвать даже такой слабый галлюциноген, как гашиш. "Я подумал о лисе, — сообщает один из испытуемых, — и тут же превратился в это животное. Я совершенно явственно чувствовал себя лисой, мог разглядеть свои длинные уши и пушистый хвост. И даже изнутри я отчетливо осознавал себя лисой" [475].

То же самое справедливо и в отношении Южной Африки. Так, мы уже знаем по этнографическим записям, что изображения териантропов в наскальной живописи сан были неразрывно связаны с опытом видений местных шаманов [476]. И это свидетельство само по себе сводит на нет утверждения тех, кто считает, будто данные образы представляют собой охотников в масках [477]. Кроме того, как справедливо отмечают Льюис-Вильямс и Доусон, изображения южноафриканских териантропов включают в себя "большое число нереалистических черт — таких, например, как копыта, длинные лучи, исходящие из области плеч, а также крылья или метелки, выступающие из-за головы или из-за спины" [478]. Все эти детали, нередко оставляемые без внимания при поверхностном наблюдении, служат еще одним подтверждением того, что "териантропы являются отражением галлюцинаций, а отнюдь не реалистических образов" [479].