Гении и прохиндеи - Бушин Владимир Сергеевич - Страница 47

По её же рассказу, ничего, кроме добра, Вишневская от Булганина не видела. В самом деле, чего стоит хотя бы то, что он оградил её от КГБ или то, что помог получить квартиру. Ростропович построил на Сталинскую премию стометровое четырехкомнатное гнездышко, но на двоих ордер на гнездышко не давали. Тут-то и сыграло свою роль покровительство "главы государства", в новогоднюю ночь навестившего свою пассию. Это переполошило весь дом. А через день, пишет пассия, " из Моссовета нам домой, чуть ли не на подносе, принесли ордер, поздравили с новосельем и просили "ни о чем больше не беспокоиться, а если что понадобится, звоните в Моссовет - всё будет к вашим услугам". Конечно, столь высокое внимание было несколько обременительно для замужней женщины, однако же ведь и льстило её честолюбию, которое, как мы видели, не знает границ и позволяет ей итти на прямую рекламу: "Драматизм моего исполнения потрясает"... "К моей форме невозможно придраться" и т.п. В то же время если о высоком внимании к Вишневской знали все в доме, где жили многие артисты, то, конечно, ведали о нем и в театре, а Ростроповича "знакомые начали чуть ли не поздравлять при встречах". Галина Павловна уверяет, что однажды она бросила Булганину: "Мне надоели сплетни вокруг меня!" Возможно, и надоели, но разве они могли не сказаться самым благоприятным образом на карьере молодой артистки? А ведь она бывала в одной компании и с Брежневым, читавшим ей стихи Есенина, её нередко приглашали на приёмы в Кремль, она запросто являлась к Фурцевой... Признаёт: "Сколько на моём веку певцов с прекрасными голосами так и не смогли ярко проявить себя, остались на выходных ролях!" Воистину так. А попади они в сферу повышенного внимания того же Булганина или Брежнева, глядишь, и проявили бы себя поярче Вишневской... Так за что же сочинительница выставила покойного Н.А.Булганина на посмешище? А очень просто: "Ведь я их всех ненавижу." Кого - всех? Да всех, любого встречного-поперечного. Приступы ненависти и злобы накатывают на Вишневскую даже в самых,

казалось бы, невероятных для этого местах и обстоятельствах, например, в ЗАГСе, в день бракосочетания.

Здесь целесообразно сделать отступление о трех замужествах суперзвезды. Первый раз Галина Павловна вышла замуж "летом 44 года", когда ей не было еще восемнадцати лет, за молодого моряка Георгия ( с.44). Прожили всего два месяца, в начале сентября разошлись (там же), но и с этого мимолетного брака она кое-что приобрела: вместо заурядной фамилии Иванова получила эффектную фамилию, с которой победоносно прошла всю остальную жизнь. "И только фамилия, - говорит, -напоминает мне о том, что это замужество действительно было." Но так ли?.. Второй раз вышла буквально через несколько месяцев за Марка Ильича Рубина, вскоре после того как 1 сентября этого же 44-го года поступила в Ленинградский областной театр оперетты. Новый муж был на 22 года старше её, но - директор этого театра. "Вскоре я почувствовала, что беременна, сообщает артистка, - но ребенка не хотела... Затягивалась в корсет, пела и плясала почти до восьми месяцев". Родился сын. Вишневская призывает в свидетели Бога, что это произошло "во время войны" - 11 февраля 1945 года (с.474). Мальчика назвали Ильёй - "в память об отце Марка". Он вскоре умер, что не удивительно при отплясывании молодой мамаши "почти до восьми месяцев"...

Однажды уже в нынешнее время Вишневская случайно оказалась в той ленинградской больнице, где это случилось. "И вот я снова пришла сюда 11 февраля 1995 года, - вроде бы искренно пишет она, - как раз в день рождения сына. Ему бы исполнилось 50 лет... И Бог привел меня в эту больницу"(там же). Хочется рыдать и плакать... Но сопоставьте даты... Что получается? Тихо!.. 50 лет назад это и впрямь 11 февраля 1945 года. И тогда выходит (я, конечно, сильно извиняюсь), что если Вишневская встретилась с Рубиным действительно только 1 сентября 44-го года, как пишет, то считать благородного Марка Ильича отцом Илюши вовсе не обязательно. Более того, отсчитайте назад девять месяцев от 11 февраля 1945 года. Попадете в начало мая 1944-го. А Вишневская уверяет, напомню, что за морячка Георгия вышла "летом 1944 года". Получается - спокойно! -, что и морячка считать отцом ребенка тоже не обязательно. Кто ж тогда? Неизвестно... И ведь Вишневская упорно настаивает на дате: во-первых, говорит, это было "во время войны", то есть не позже 9 мая 1945 года; во-вторых, "сыну исполнилось бы 50 лет" в феврале 1995 года; в-третьих, прямо называет дату: 11 февраля 1945 года. Чего ж вам еще? Может быть, загадочной преждевременной беременностью, а не его беспричинной ревнивостью, как уверяет Вишневская, и объясняется столь быстрый разрыв с морячком? Ведь "уже через неделю (!) стало ясно, что брак наш ошибка". Впрочем, тут бывают отклонения: если Ростроповича для полной гениальности мать вынашивала десять месяцев (с. 168), то Галина Павловна родилась "вся волосатая, даже лицо в волосах, да еще недоношенная"(с.11). Так что, и сама могла родить недоноска, тем более, если опять вспомнить о её плясках. Однако, чтобы быть сыном великодушного Марка Ильича, Илюша должен был родиться месяцев на пять раньше срока. Но этого, кажется, нет даже в книге рекордов Гиннеса. Да и сама роженицы упоминает же о плясках на восьмом месяце... Так вот, не эти ли, в частности, обстоятельства имела в виду суперзвезда, когда говорила: "В нашей жизни столько нелепого, фантастического, несовместимого с обычным здоровым человеческим сознанием, что если бы я напечатала всё, что знала и пережила, - мне бы никто не поверил. Читатель не смог бы поставить себя на мое место, даже просто вообразить"... Еще раз шибко извиняюсь за вторжение в столь деликатную сферу, но ведь сама Вишневская на двадцати языках поведала всему миру точно такую же печальную историю о своей родной, увы, покойной матери, о такой же оторви да брось девице, какой была сама. А мне Вишневская не мать, не сестра, и даже не знакомая. Более того, я - москвич, а она - парижанка. И едва ли мою статью опубликуют на двадцати языках.

Впрочем, бедный Марк Ильич, второй муж Вишневской, не до конца выдержал роль благородной личности. Когда летом 55-года, прожив с ним больше десяти лет, Галина Павловна объявила престарелому безвестному концертмейстеру, что оставляет его с десятиметровой комнатой на Петровке и уходит к третьему мужу - к молодому и знаменитому сталинскому лауреату Ростроповичу, который вот-вот получит стометровую квартиру, то "Марк запер дверь на ключ и допустил запрещенный приём: " - Ты забыла, что твой отец в тюрьме, и если об этом узнают, то и твоя и Ростроповича карьера закончена." Это выглядит странно: старый тертый еврей, шантажируя её, как до этого отец, не понимал, что его угроза липовая, тем более - уже в 1955 году? Ведь сама Вишневская-то понимала это и потому ответила:" - От тебя узнают? Но тебе всё равно ничего теперь не поможет. Открой дверь, или я буду кричать в окно, на всё пойду - ты меня знаешь..." Да, он её знал. Потому особенно наивно выглядит и второй его запрещенный приём:

"- Хорошо, ступай. Но если через пять минут не вернешься, я брошусь из окна!." Приём и запрещенный и пошлый. Но как судить пожилого человека, теряющего молодую жену, с которой прожил столько лет, когда она становилась знаменитостью... Да и что взять с заурядного администратора! Однако, вскоре, приревновав Вишневскую к Булганину, к тому же пошлому приёму прибег и утонченный интеллигент Ростропович: " Я вижу: Славка, почти голый, в одних трусах, лезет на подоконник. "-Я сейчас брошусь вниз!" - "- Стой! Куда ты прыгать собрался? Я беременна!.."

На крик прибежали какие-то родственницы, схватили Славку - гения за ноги и стащили с подоконника.

Надо полагать, в опере Ландовского обе эти сцены заняли достойное место. И хотя в жизни ни второй муж, ни третий не сиганули вниз, в опере можно было бы для оживления сюжета хотя одного сбросить с подоконника и шмякнуть об асфальт.