Ночные кошмары - Макбейн Эд - Страница 20

А пока Изабел Харрис сохранялась в этом доме в форме смутного мелового наброска на полу да засохших пятен крови на линолеуме. И еще разбросанная одежда в комнате... Где-то Мейер читал, что слепые раскладывают одежду в разные ящики соответственно цвету, чтобы ненароком не надеть зеленый галстук к красной рубашке или алую блузу к юбке апельсинового цвета. Еще они различают одежду по швам: глаза им заменяют пальцы.

Сам Мейер не мог представить себя слепым. Ослепни он вдруг, – наверное, в ту же минуту покончил бы с собой.

На кухне, поверх раковины, было небольшое окно, сейчас совершенно замерзшее. В квартире стоял жуткий холод, наверняка привратник отключил все батареи, едва полиция ушла – к чему кормить этих и без того зажравшихся арабов. Натянув перчатки, Мейер принялся тереть стекло тыльной стороной ладони до тех пор, пока не образовался неровный круг, через который можно было рассмотреть и кирпичное здание напротив, и подоконник, выступающий наружу.

На подоконнике стоял цветочный горшок.

В горшке полегли, как солдаты в бою, высохшие стебли и увядшие листья цветов прошлого лета. Мейер потянул на себя раму: обычно в жилых домах окна закрывались наглухо, но эта поддалась легко. Он взял с подоконника горшок, поставил его на стол и закрыл окно. В куче разбросанной по полу посуды он нашел большую столовую ложку и принялся копаться в горшке. Сначала замерзшая земля поддавалась туго, но вскоре Мейер добрался до мягкого слоя. Кто-то явно здесь копался, причем совсем недавно – ложка входила в землю без малейшего усилия. Мейер снял перчатки и засунул обе руки глубоко в горшок. Ничего. Он повертел головой, открыл шкафчик под мойкой и нашел там пачку коричневых бумажных салфеток. Вытащив одну, он расстелил ее на столе и принялся вытряхивать на нее землю.

Вскоре горшок опустел.

В нем ничего не было.

Мейер ссыпал немного земли в конверт для вещественных доказательств, который надо было переслать Гроссману в лабораторию, и пошел во двор.

Глава 8

Главный госпиталь в Форт-Мерсера был построен прямо накануне испанской войны. Это Карелла узнал от девушки-сержанта, которая показывала ему дорогу в архив. Сомневаться в ее словах не приходилось; так и впрямь строили на рубеже веков: высокие потолки, толстые стены, огромные окна, поднимающиеся прямо от пола. Из кабинета полковника Андерсона они спустились на лифте на первый этаж и сейчас шли по коридору, напоминавшему монастырскую колоннаду. За окнами виднелся голый сад и лужайка, сбегавшая к реке. Вдалеке, на обширной косе вырисовывались стены тюрьмы «Касталвью» – крупнейшего исправительного учреждения в этом штате. Здесь у Кареллы было много знакомых преступников. Так сказать, деловые партнеры.

Его проводница, привлекательная блондинка лет тридцати с небольшим, была одета строго по форме – бледно-оливкового цвета рубаха и ботинки на низком каблуке. Покачивая бедрами, она четко печатала шаг по черепичному полу, и в голубых глазах ее отражались лучи тусклого ноябрьского солнца.

– Похоже, они готовились тогда к этой чертовой войне, – заметила она. – Иначе зачем строить здесь целых два госпиталя? А знаете, как называют этот?

– Шутку слышали?

– Нет. Что за шутка?

– А где же госпиталь для рядовых?

Карелла недоуменно посмотрел на нее.

– Для рядовых, – повторила она.

– А-а, понимаю. Главный. Генеральский.[1]

– Точно, – женщина засмеялась.

«Она что, заигрывает со мной? – подумал Карелла. – Пожалуй, нет. А впрочем, может быть. Нет, наверное, все же нет».

– Ну вот и пришли, – она быстро шагнула к массивной деревянной двери по правую сторону коридора и открыла ее.

Карелла вошел вслед за ней в огромное помещение, все пространство которого занимали металлические шкафы. Здесь были такие же высокие потолки и большие окна, пропускавшие достаточно света. Шкафы стояли от стены до стены рядами, как могилы на кладбище, Карелле вдруг показалось, что найти здесь дело Джимми Харриса – задача совершенно неразрешимая. Всего пять минут назад полковник Андерсон сказал, что сержант поможет ему отыскать то, что нужно. Но, судя по всему, ему тут и взвода будет мало. Наверное, на лице его отразилось смятение.

– Да ну же, не смущайтесь, – засмеялась девушка. – Здесь все подобрано, как надо. Медицинскую карту мы найдем без проблем, а там уж я помогу вам в ней разобраться. Кстати, как мне обращаться к вам – детектив Карелла, мистер Карелла – как?

– А мне как вас называть?

– Джанет.

– Стив.

Пожалуй, проблемы с поисками карты у них бы все же возникли, если бы не второе имя. За время существования госпиталя через него прошло ни много ни мало сорок семь Джеймсов Харрисов – ветераны по крайней мере четырех войн: для Америки это было горячее времечко. Но только двоих раненых звали Джеймс Рэндольф Харрис, один – белый, другой – черный. Так что на самом деле им понадобилось всего пять минут, чтобы найти нужную папку. Если о важности судить по весу и толщине, то могли бы искать и подольше.

Джанет провела Кареллу в соседнюю комнату, которая выглядела почти как монашеская келья – выбеленные стены, маленькие окна, простой деревянный стол и вокруг него стулья с высокими спинками. Карелле пришло в голову, что его ассоциации сегодня имеют сугубо религиозный характер: инспекторская напомнила церковь, коридор – монастырский интерьер, а вот теперь комната – келью. Того и гляди появится кто-нибудь в черной рясе со старым манускриптом в руках.

– Это мое самое любимое место во всем госпитале, – сказала Джанет и, придвинув стул, села.

– Ну и что нам с этим теперь делать? – спросил Карелла.

– А это зависит от того, что вам нужно, – ответила Джанет, перебрасывая ногу на ногу. Ноги у нее были красивые. «Она что, кокетничает со мной?» – снова подумал Карелла, но тут же отмел свои подозрения.

– Мне нужно все, что имеет отношение к кошмарам, которые мучили Харриса.

– Ладно. Тогда давайте разделим папку пополам. Вы пойдете к середине с конца, а я с начала. Годится?

– Отлично.

– Вам говорили, что у вас глаза немного скошены вниз? – спросила Джанет.

– Слышал.

– Ну так вот – так оно и есть.

– Знаю.

– Ага, – по лицу Джанет скользнула легкая улыбка.

– Ладно, – сказал Карелла, – давайте-ка за работу. Спасибо, что согласились помочь мне.

– Приказ есть приказ, – снова улыбнулась Джанет. Они работали, молча листая страницы, как дегустируют вино – испытывая на вкус, отставляя в сторону, снова допытывая на вкус, глоток за глотком, страница за страницей. Джанет первая наткнулась на упоминание о кошмарах.

– Вот, кажется, что-то похожее, – заметила она.

Это «что-то» оказалось запиской некоего майора Ральфа Лемара, адресованной подполковнику Полу Кенигсбергу и касающейся сна, рассказанного майору рядовым Джеймсом Рэндолфом Харрисом.

"Дело происходит перед Рождеством.

Родители Джимми украшают рождественскую елку, Джимми вместе с четырьмя другими детьми сидит в гостиной и смотрит на старших. Отец Джимми говорит ребятам, что они должны помогать наряжать елку. Они отказываются. Мать Джимми говорит, что если устали, то и не надо. Рождественские игрушки начинают падать с елки и со звоном разбиваются. Отец от неожиданности отшатывается, теряет равновесие и падает с лестницы прямо на осколки игрушек. Один осколок впивается ему в тело. Зеленый ковер покрывается пятнами крови. Отец истекает кровью и умирает. Мать рыдает. Она поднимает юбку – под юбкой оказывается пенис".

– Ну и что скажете? – спросила Джанет.

– Я и собственные сны понять не могу, – хмыкнул Карелла. – Давайте лучше посмотрим, что на этот счет думает майор Лемар.

На этот счет майор почти ничего не думал. Раньше пациент не говорил ему о подобных вещах, и из памятной записки никак не следовало, будто майор считал, что этот кошмарный сон будет повторяться. Единственный его отклик был связан с теми сведениями, которые Джимми сообщил ему раньше. Отец мальчика погиб в автомобильной катастрофе, когда Джимми было шесть лет, так что мать поднимала семью в одиночку. В этой связи майор Лемар высказал предположение, что Джимми, возможно, потому «пересадил» мужской половой орган женщине, что Софи Харрис стала ему не только матерью, но и отцом.