Сребреники Иуды - Макбейн Скотт - Страница 1

Скотт Макбейн

Сребреники Иуды

Пролог

В это воскресенье собор Святого Петра, это средоточие христианского мира, купался в лучах жаркого августовского солнца. На виа-делла-Кончилационе остановились несколько комфортабельных автобусов. Туристы, только что отобедав, отведав местного вина и непременных оливок, вылезали на очередную экскурсию, нехотя покидая прохладу, созданную кондиционерами. Немцы проверяли фотоаппараты, американцы искали глазами ближайший сувенирный магазин, англичане по привычке выстраивались в аккуратную очередь, а французы, кажется, вообще не совсем понимали, как они здесь оказались.

В сопровождении гидов они медленно спустились по мраморным ступеням на площадь Святого Петра, а потом дальше, ко входу в собор.

Не обращая внимания на разноязычный говор вокруг, синьора Росси, наверное, уже в двухтысячный раз, а может, и больше, уверенно начала свой монолог. Но все равно ее голос звучал по-прежнему свежо. Она говорила с чувством, умело жестикулируя в нужных местах. В общем, итальянка есть итальянка.

— Перед нами собор Святого Петра! Напомню, что его массивный овальный купол создан по проекту Микеланджело. Собор освящен в 1626 году, однако его история начинается существенно раньше. Согласно преданию, он был возведен на месте захоронения святого Петра. Утром я рассказывала вам о пожаре, уничтожившем в 64 году новой эры большую часть Рима. Император Нерон обвинил в этом злодеянии христиан и устроил на них чудовищные гонения. Именно тогда был распят (по преданию, вниз головой) святой Петр. Это случилось неподалеку от места, где мы с вами сейчас находимся.

Синьора Росси замолчала, обвела взглядом группу. Кажется, только двое обнаруживали искренний интерес к ее рассказу. Остальные беспокойно озирались, листали путеводители, поправляли бифокальные очки и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. В толпе, как водится, сновали воры-карманники.

— В соборе одиннадцать приделов и сорок пять алтарей. Общая длина — сто восемьдесят семь метров, площадь мраморных полов примерно два с половиной гектара. Главные достопримечательности: скульптура «Пьета» («Сострадание») работы Микеланджело, главный алтарь, служить мессу за которым имеет право только папа, и подлинная епископская кафедра святого Петра. — Синьора Росси замолчала. — Есть вопросы?

Вопросов, конечно, не было. Чуть поодаль справа молодая пара из ее группы миловалась, не обращая ни на кого внимания. Туристы начали входить в собор. Послышались возгласы благоговения и изумления. Разумеется, пробудут они здесь не очень долго, потому что сегодня им предстоит посетить еще музей черепицы, фонтан Треви и кафе Джолитти.

Синьора Росси грустно усмехнулась. Работа перестала доставлять ей удовольствие. Центр христианского мира превратился в банальный туристский объект, где экскурсанты преисполняются верой на один день. Вон молодые люди, даже войдя сюда, не перестали обниматься. Как к этому относится Спаситель? Об этом она не осмеливалась и думать.

Карманники наверняка уже поработали, облегчив некоторых туристов — кого на бумажник, кого на часы, а кого на мобильный телефон. Синьоре Росси опять придется выслушивать ахи и охи.

В другой части Ватикана все было иначе. Темп жизни спокойный, размеренный, отношение к религии соответствующее.

— Добрый день, кардинал Бенелли.

— А, кардинал Хьюсон! Добрый день. Прошу вас, входите. — Приветливо улыбаясь, дородный, величественный Бенелли вышел из-за старинного письменного стола встретить американца. Тот был таким, каким все итальянцы представляют настоящих американцев — широкоплечий, высокий, с крупными чертами лица и традиционной улыбкой. К тому же, наверное, еще и бывший бейсболист. Крепкое пожатие заставило Бенелли слегка поморщиться.

— Извините за опоздание, — произнес Хьюсон по-итальянски. — С трудом добрался от церкви Санта-Мария Новелла. Кругом сплошные пробки.

— В Риме это обычное явление. — Бенелли коротко хохотнул, отчего по его внушительному животу прошла рябь, как по воде. Кардинал любил поесть и часто в компании мирян шутил, что, будь он приглашен на Тайную вечерю, пришел бы пораньше.

Еда была одной из радостей в жизни Бенелли, и чуть ли не единственной из его слабостей. Он был хороший кардинал, прекрасный администратор и чиновник, но все же не святой. Во время молитв Бенелли признавался Богу, что, попав на небеса, был бы счастлив находиться в задних рядах.

— Движение в этом городе ужасное. — Кардинал Бенелли перешел на английский, хотя особой причины в этом не было: Хьюсон свободно говорил по-итальянски, а также еще на нескольких языках, это был очень одаренный человек. — Так было, когда я приехал в Ватикан сорок лет назад. И будет то же самое, когда меня вынесут отпевать. — Он снова беззаботно хохотнул и взял гостя за руку. — Пойдемте. Зачем оставаться в помещении в такой чудесный день!

Глава инквизиции, или, по-современному, святой палаты, повел американского кардинала в сад.

— Давайте прогуляемся.

Знаменитый Ватиканский сад был огромным и очень ухоженным — настоящий оазис посередине большого, шумного города. Бенелли старался бывать здесь как можно чаще, особенно по вечерам.

— Как прошел полет?

— Без проблем, — ответил Хьюсон, обнаружив сильный чикагский выговор.

Близки они никогда не были, да и виделись последний раз три года назад. Шестидесятипятилетний Бенелли был сантиметров на тридцать ниже Хьюсона, толстый, с овальным лицом, на котором словно застыла постоянная улыбка — на вид добродушный увалень. Однако кардинал Хьюсон знал, что этот служитель церкви способен принимать самые жесткие решения и не боится откровенно высказывать свое мнение, когда того требуют обстоятельства.

Этого хранителя веры уважали и боялись. Бенелли был самой влиятельной фигурой в Ватикане после папы, поскольку, будучи главой святой палаты, он также занимал пост кардинала — государственного секретаря. «Смогу ли я так же успешно справляться с работой, заняв его место? — спрашивал себя Хьюсон. — Наверняка смогу. А почему бы и нет? Естественно, придется сделать кое-какие изменения, расшевелить немного эту тихую заводь».

— Вам все показали? — спросил Бенелли. — Ватикан гораздо больше, чем кажется. Первые несколько недель вы будете здесь плутать.

— Не сомневаюсь. Одни бесконечные коридоры чего стоят!

— Здесь больше тысячи четырехсот комнат. Музеи, галереи, жилые кварталы. Тысяча с лишним человек населения, включая швейцарских гвардейцев. Вам показали библиотеки и зал, где папа дает аудиенции?

— Да, — ответил Хьюсон.

— Академию наук и Радио Ватикана?

Хьюсон улыбнулся:

— Видел.

— Это хорошо, — заметил Бенелли. — По крайней мере выполнили мои указания. А грот под собором Святого Петра?

— Видел.

— Усыпальницы пап?

— Тоже.

Хьюсон, конечно, знал, что собор Святого Петра построен на месте римского кладбища, но никогда прежде не посещал грот, расположенный под главным алтарем. Сегодня он с сопровождающим спустился на несколько уровней ниже фундамента собора. В гроте были захоронены не только христиане, но также и язычники первых веков нашей эры. На американского кардинала это произвело глубокое впечатление.

— Гробницу святого Петра посетили?

— Еще нет.

— Отчего же? — Бенелли бросил на него вопросительный взгляд.

— Не было времени, — отрывисто проговорил Хьюсон. — В прошлые разы, когда святой отец призывал меня в Ватикан, я успевал посетить только папские апартаменты и Сикстинскую капеллу. А сейчас на меня свалилось столько нового!