Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович - Страница 20

ПЕТЕРБУРГСКАЯ СТОРОНА.

КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА «Народной воли».

Коля Морозов, как всегда запыхавшийся, вбежал и несколько секунд не мог отдышаться. Он всегда так: не ходит, а бегает, да ещё и вприпрыжку. Может через весь город пробежать, из конца в конец, и не по одному разу за день. Конок, извозчиков не признаёт. Михайлов ждал, пока Морозов, тяжело дыша, торопясь, протирает запотевшие с улицы очки. Вспомнил прошлогодний случай: зимой Морозов бежал на конспиративную квартиру к Кравчинскому, который сидел на карантине перед покушением на Мезенцева. Морозов за пазухой и в карманах нес два револьвера и несколько кинжалов, – Кравчинский готовился к покушению несколько месяцев, каждый шаг обдумывал, оружие долго выбирал. Кравчинский жил на Петербургской стороне, Морозову надо было пересечь Неву. Но по мостам он не ходил – мог нарваться на полицию. Через Неву можно было перейти по особым зимним переправам: тропкам. Тропки эти обозначались ёлочками, воткнутыми в снег. От моста до моста расстояния большие, не набегаешься. Вот и прокладывали каждую зиму по льду по приказу градоначальника такие «ёлочные переправы». Для удобства обывателей.

Морозов был одет в пальто, которое придерживал на груди, – чтобы, не ровён час, не выронить кинжал или револьвер. И – вот же, нетерпеливый! – чтоб было побыстрей, побежал к ближайшей переправе прямо через Летний сад. Бежал, не глядя по сторонам, низко надвинув на лоб фуражку чиновника министерства земледелия. И вдруг – налетел головой на прохожего, почти в живот угодил. Поднял глаза – и обмер: перед ним стоял гигантского роста генерал. Усы, эполеты. И глаза – огромные, навыкат, страшные.

Морозов попятился, торопливо бормоча извинения, и еще крепче прижимая под пальто свой арсенал одной рукой, а другой пытаясь поднять слетевшую фуражку. А генерал молчал, и смотрел так строго, так ужасно… Морозов продолжал бормотать извинения, как вдруг из боковых аллей начали появляться жандармские офицеры. Всё, – подумал Морозов, – конец. Сейчас схватят, паспорт потребуют, – тут-то арсенал и обнаружится.

Но генерал вдруг громко, раскатисто рассмеялся. И как только он рассмеялся, а потом и рукой махнул, – жандармы остановились и снова скрылись за деревьями. Морозов надел фуражку и припустил к Неве что было духу.

Перебежал через Неву, мигом доскочил до квартиры Кравчинского. Выложил оружие, торопливо, ловя ртом воздух, начал рассказывать о происшествии. Кравчинский лежал на диване, читал, слушал вполуха. А потом вдруг заинтересовался, отложил книгу, сел.

Когда Морозов закончил рассказ, Кравчинский странно посмотрел на него:

– Коля, а ты знаешь, кому головой своей садовой в живот угодил?

– Кому? – с испугом спросил Морозов.

И тут же, сам догадавшись, упал на стул без сил.

Господи! Да ведь он на гулявшего царя налетел!..

Потом переживал: такой случай… Такой случай был! Разом самый страшный удар империи нанести! Сразу покончить с главным тираном, с самодержавием! Эх!..

Морозов после того случая долго ходил задумчивым. Наконец однажды сказал Михайлову:

– А знаешь, Саша, я тогда, даже если бы и догадался сразу, что передо мной император, – всё равно выстрелить бы в него не смог. К такому акту готовиться нужно. Это ведь не таракана прихлопнуть, а?

Михайлов засмеялся:

– Уж это точно!..

Вот и сегодня, еще не отдышавшись толком, Морозов начал рассказывать какую-то почти невероятную историю: будто бы пришёл к нему неизвестный человек лет под пятьдесят, седой, лысоватый, представился телеграфистом Акинфиевым. И заявил, что хочет «работать на общее дело». Это что-то вроде пароля было – «работать на общее дело». И в доказательство показал бумаги… Да какие!

Морозов торопливо вытащил из кармана свернутые в трубку листки.

– Саша, ты погляди только! Ты погляди! Это же сокровище!

Михайлов тут же начал читать, – и онемел. Агентурные сведения из секретного отдела Департамента полиции, из сыскного отдела жандармского управления, донесения, приказы… Да много чего!

– Слушай… – пробормотал Дворник. – Ведь этим бумагам цены нет. Уж не из той ли они таинственной министерской картотеки? Помнишь, Клеточников о ней говорил?.. Ну, давай рассказывай, – что за человек, где он?

– Да он за дверью!

– Так ты его сюда привёл? – удивился и одновременно рассердился Михайлов.

– Ну да, – простодушно ответил Морозов. – А куда ж мне было его вести?.. Да ты сам с ним поговори. Вот увидишь!.. Таких людей отталкивать нельзя!

– А если он, Коля, прямо отсюда пойдет к своему начальству? А? Ты об этом подумал?

– Десять раз подумал! Десять раз! – с жаром ответил Морозов. – Ты же знаешь, при малейшем подозрении я бы от него сразу же избавился!

– Ну да, избавился… «По методу Вильгельма Телля и Шарлотты Корде»… – съязвил Михайлов. – Ну ладно, пусть он ещё подождёт. А бумаги я позже прогляжу поосновательней.

Морозов сказал:

– Говорит, искал нас, да робел, да и точных сведений, к кому обратиться, не имел.

– А теперь, следственно, имеет?

Морозов покраснел, как девушка.

– Ты почитай, – буркнул вполголоса. – Там и про нас с тобой есть…

– Да? И что же там про нас с тобой? Нас ведь официально-то нету. Мы исчезли! У нас другие фамилии!

– Как же, «исчезли»… А вот и не исчезли, оказывается. Ты почитай, почитай!

– Ладно, почитаю… – посерьёзнел Михайлов. – Надо бы твоего телеграфиста в деле проверить. Но сейчас другой вопрос важнее. Я ведь тоже сюрприз тебе приготовил. В соседней комнате…

Морозов поднял голову. В обрамлении портьер стоял светловолосый юноша с бледным лицом.

– Саша! – воскликнул Морозов и сорвался с места: обнимать товарища.

Это был Александр Соловьёв.

– Какими судьбами? Откуда?

– Из Саратова, – ответил Соловьёв. – Из нашей Вольской коммуны.

– У него, брат, здесь важное дело есть, – заметил, усмехнувшись, Михайлов.

– Да? – удивился ребячливо Морозов. – И какое же дело, Саша?

Соловьёв застенчиво улыбнулся, но промолчал. А Михайлов сказал как-то до странности просто:

– Саша решил царя застрелить.

Морозов отступил от Соловьёва, оглядывая его с головы до ног, будто увидел впервые.

– Саша… Да ведь ты – герой!

Соловьёв присел к столу, налил себе чаю, отхлебнул и сказал, криво усмехнувшись:

– Невеликое геройство – в безоружного старика стрелять… и убить.

Повисло недолгое молчание. Потом Михайлов, натянуто улыбаясь, хлопнул Соловьёва по плечу:

– Ладно, Саша. Если уж решился… Да и что, вооружить нам его, императора, сперва, что ли?.. Только вот что: сейчас в Петербурге партийное большинство – за Плеханова. Наши всё больше по тюрьмам да в бегах. А без решения общего собрания «Земли и воли» стрелять тебе никто не позволит.

Соловьёв помолчал.

– А зачем мне их позволение? – наконец выговорил задумчиво и даже как-то отрешённо. – Мне бы револьвер хороший достать да яду.

Михайлов переглянулся с Морозовым.

– Ну, револьвер – это понятно. А яду-то зачем?

– В скорлупку спрячу, от орешка, во рту буду держать. Если поймают, скорлупку раскушу. Живым не дамся…

Морозов побледнел, отставил стакан.

– Яду я могу достать… А револьвер…

И снова Михайлов всё сразу расставил по местам:

– И револьвер достанем – через доктора Веймара. Если партия решит. А пока…

Он открыто посмотрел на Морозова, подмигнул:

– Не побеседовать ли нам с твоим телеграфистом?

Морозов испугался:

– Так он же Сашу узнает?

– Тебя он уже узнал. И меня узнает, – спокойно ответил Михайлов. – Ну и что? Мы же про Сашины планы говорить при нём не будем.