Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз - Страница 29

До сих пор Марк не знал, что меньше всего на свете он хотел бы увидеть здесь Джейн. Она не поняла бы стольких вещей — и того, почему он столько пьет… ну, словом, всего, с утра до ночи. К своей (и к ее) чести, Марк и представить себе не мог, чтобы она услышала хотя бы один из здешних разговоров. При ней самый смех библиотечного кружка стал бы пустым и призрачным; а то, что ему, Марку, представлялось сейчас простым и трезвым подходом, показалось бы ей, а потом — и ему — цинизмом, фальшью, злопыхательством. Окажись здесь Джейн, Беллбэри обратится в сплошное непотребство, в жалкую дешевку. Марка просто затошнило при одной мысли о том, как он учил бы Джейн умасливать Уизера или подыгрывать Фее. Он туманно извинился, поблагодарил несколько раз и поскорее ушел.

Позже, днем, Фея подошла к нему и сказала на ухо, облокотившись на его кресло:

— Ну, доигрался!

— Что такое? — спросил он.

— Не знаю, что с тобой, но старика ты довести умеешь. Опасные штучки, опасные…

— О чем вы говорите?

— Мы тут сил не жалеем ради тебя, ублажаем его, думали — все. Он уже собирался зачислить тебя в штат. Так нет же, пять минут поговорили — пять минут, это подумать только! — и все к чертям. Психический ты, что ли…

— Да что ж такое случилось?

— Это ты мне скажи! Он про жену твою не говорил?

— Говорил. А что?

— Что ты ему ответил?

— Чтобы он не беспокоился, то, се… ну, поблагодарил, конечно.

Фея присвистнула.

— Да, — сказала она, нежно постучав по его голове костяшками пальцев, — напортачил ты здорово. Ты понимаешь, на что он пошел? Такого у нас в жизни не было. А ты его отшил. Он теперь ходит, ноет: «не доверяют мне», «обидели». Ничего, он тебя обидит будь здоров! Раз ты не хочешь ее брать, значит — не прижился у нас, так он понимает.

— Но это же бред какой-то! Я просто…

— Ты что, не мог ему сказать: «Хорошо, вызову»?

— Мне кажется, это мое дело.

— Мало ты по жене скучаешь!.. А мне говорили, она очень даже ничего.

Тут прямо на них пошел Уизер, и оба они замолчали.

За обедом Марк сел рядом с Филострато — поблизости не было никого из своих. Итальянец был в духе и говорил много. Только что он приказал срубить несколько больших красивых буков.

— Зачем вы это сделали, профессор? — спросил его кто-то через стол. — От дома они далеко. Я даже люблю деревья.

— Да, да, — отвечал Филострато. — Садовые деревья красивы. Но не дикие! Лесное дерево — сорняк. Однажды я видел поистине цивилизованное дерево. То было в Персии. Французский атташе заказал его, ибо там была скудная растительность. Оно было металлическое. Грубо сделано, примитивно — но если его усовершенствовать? Изготовить из легкого металла, скажем — алюминия. Придать ему полное сходство с настоящим…

— Вряд ли оно будет похоже, — усомнился его собеседник.

— Но какие преимущества! Вам надоело, что оно стоит на одном месте — двое рабочих перенесут его, куда вы захотите. Оно бессмертно. С него не опадают листья, на нем не вьют своих гнезд птицы, ни сырости, ни мусора, ни мха.

— Вероятно, экземпляр-другой был бы даже забавен…

— Почему же один-другой? Согласен, теперь нам нужны леса, ради атмосферы, но мы найдем химический способ. Зачем же тогда лес? По всей земле не будет ничего, кроме искусственных деревьев. Мы очистим планету.

— Вы хотите сказать, — уточнил другой ученый, — что растительность не нужна?

— Вот именно. Сами же вы бреетесь, — даже каждый день. А в свое время мы побреем всю землю.

— А как же птицы?

— Я не оставил бы и птиц. На искусственном дереве будут сидеть искусственные, заводные птицы. Устали — выключите. Ни перьев, ни гнезд, ни яиц, ни всей этой грязи.

— Так и всякую жизнь уничтожишь! — воскликнул Марк.

— Безусловно. Гигиена этого требует. Послушайте, друзья мои. Когда вы видите гниющий плод, вы ведь бросаете его — ибо в нем кишит жизнь!

— Интересно… — заметил первый ученый.

— А что вы называете грязью? Не органические ли продукты? Минералы, говоря строго, грязи не порождают. Истинная грязь происходит от организмов — пот, слюна, прочие выделения. «Нечистое» и «органическое» — синонимы.

— К чему же вы клоните, профессор? — удивился второй ученый. — Ведь мы и сами организмы, в конце концов.

— Именно. В человеке органическая жизнь произвела Разум. Она сделала свое дело. Больше она нам не нужна. Мы больше не нуждаемся в мире, кишащем жизнью. Его словно покрыла плесень. И мы избавимся от нее. Конечно, постепенно. Мы уже постигаем, как этого добиться. Мы учимся поддерживать разум без тела. Мы учимся поддерживать тело химическими веществами, а не мертвыми животными и растениями. Мы учимся воспроизводить себе подобных без совокупления.

— Ну, в этом радости мало… — улыбнулся первый ученый.

— Дорогой мой, вы уже отделили от деторождения то, что вы зовете радостью. Более того, сама ваша радость исчезает. Конечно, вы так не думаете. Но взгляните на ваших женщин. Больше половины фригидны! Видите? Сама природа начинает избавляться от анахронизмов. Когда они окончательно исчезнут, станет возможной истинная цивилизация. Если бы вы были крестьянином, вы бы это поняли. Станет ли кто пахать на быках? Нет, нет, здесь нужны волы. Пока существует пол и все, что с ним связано, порядка не будет. Когда человек отбросит его, человеком можно будет управлять.

Обед кончился и, вставая из-за стола, Филострато тихо сказал Марку:

— Сегодня в библиотеку не ходите. Понятно? Вы в опале. Зайдите ко мне, побеседуем.

Марк пошел за ним, удивляясь и радуясь, что, хотя он в немилости у самого ИО, Филострато остался ему верен. В кабинете, на втором этаже, Марк уселся у камина, но хозяин продолжал расхаживать из угла в угол.

— Мне очень неприятно, мой молодой друг, — начал он, — что вы испортили отношения с Уизером. Надо их снова наладить, понятно? Если он предлагает вам вызвать жену, то почему бы вам ее не вызвать?

— Я и не думал, — сказал Марк, — что ему это так важно.

— Это важно не ему, — уточнил итальянец. — Этого хочет Глава.

— Глава? — удивился Марк. — Так он же подставное лицо! А ему-то зачем моя жена?

— Вы ошибаетесь, — заметил Филострато, — он никак не подставное лицо.

Тон его был странен. Оба помолчали.

— То, что я говорил за обедом, — продолжил наконец профессор, — истинная правда.

— Нет, зачем Джайлсу моя жена? — настойчиво повторил Марк.

— Джайлсу? — переспросил Филострато. — Причем тут Джайлс? Я сказал вам, что за обедом говорил правду. Мы создаем стерильный мир. Чистый разум, чистые минералы, больше ничего. Что унижает человека? Рождение, соитие, смерть. По-видимому, мы сумеем освободить его от всего этого.

Марк стал сомневаться в том, нормален ли Филострато или хотя бы не пьян ли.

— Кстати, жене вашей я не придаю никакого значения, — заметил тот. — Что мне чьи-то жены? Вся эта сфера внушает мне отвращение. Но если ему это важно… Видите ли, друг мой, вся суть в том, собираетесь ли вы стать одним из нас.

— Я не совсем понимаю, — замялся Марк.

— Вы слишком далеко зашли, чтобы остаться в стороне. Вы — у перекрестка, друг мой. Если вы попытаетесь пойти назад, вас ждут неприятности, как этого глупца Хинджеста. Если же вы поистине объединитесь с нами — весь мир… что я — вся Вселенная лежит у ваших ног!

— Конечно, я хочу быть с вами, — промолвил Марк, все больше волнуясь.

— Глава полагает, что вы можете стать поистине нашим, если привезете свою жену. Вы нужны ему целиком, все — или ничего. Везите ее сюда. Она тоже должна быть нашей.

При этих словах Марка словно окатило холодной водой. И все же… все же здесь, сейчас, под взглядом блестящих глазок итальянца, он вообще не мог представить себе Джейн.

— Глава скажет это вам, — продолжал Филострато.

— Джайлс приехал? — осведомился Марк.

Филострато, не отвечая, отдернул гардину и включил свет. Туман рассеялся, поднялся ветер. Полная луна глядела на них. Казалось, на них катится мяч. Бескровный свет залил комнату.