Мир не меч - Апраксина Татьяна - Страница 43

Зачинщица нового конфликта Городу не нужна в любом случае. Да и убийство Смотрителя – не тот поступок, что можно спустить с рук. А это убийство, а не случайное совпадение, – я уверена в этом полностью.

Заканчиваем обед молча – настроение у нас не лучшее, каждый размышляет о своем. Кира – я слышу только поверхностные его мысли – готовит аргументы для старосты, и аргументы эти не из приятных. Кажется, собирается напомнить о войне Башни. Мерзкое было времечко…

Тогда, вспоминаю я, управляя машиной, все начали тенники из верхних. Башня возникла на центральной площади в одну ночь и поначалу вызывала только вежливое любопытство. Даже для Города, где построить новый дом – работа для нескольких магов на пару часов, это было слишком: черный цилиндр из вулканического стекла вознесся за облака, входа туда не было никому, кроме группки строителей. Наверное, мы отнеслись бы к причуде верхних с пониманием, если бы не одно маленькое «но»: Башня искажала информационную структуру Города так, что, по прогнозам Хайо, до окончательного ее разрушения оставались считанные дни.

Самым страшным в Башне было то, что она создавала «тени» – новые завесы, на которых воплощались варианты событий, происходящих в Городе. Я сунулась на одну из «теней» и сбежала через несколько минут: это было страшно. Одно тело – одна сущность; это правило отменить никто не мог, даже строители Башни. Одно тело – одно положение в пространстве. Одно тело – одна-единственная реальная линия развития событий. Все остальные только виртуальны, существуют только в информационной сфере. Нельзя прийти и жить, ходить и нюхать цветочки в мире, отличающемся от реального только тем, что, например, Кира заказал там не рыбу, а мясо. Это могло бы случиться. Но не случилось. И никогда нигде не произойдут все события, которые могли бы за этим последовать.

Призрачный, тупиковый вариант. Для тех, кто умеет видеть вероятностное древо, – отсохшая ветвь, которая отпадает.

Но на «тенях» было не так. Башня каким-то чудом давала воплощение этим событиям-вероятностям. В результате завесы-«тени» были наполнены призраками. Полупрозрачные люди населяли вполне вещественные дома, не реагируя на посторонних. Роботы-призраки выполняли свои программы, демонстрируя то, что могло бы случиться. «Теней» было не меньше сотни. И несколько живых – и людей, и тенников – заблудились на них, не в состоянии вернуться в привычный им мир, где люди живут по своей воле, а не демонстрируют ход развития тех или иных событий.

Башня воплотила то, что мы привыкли держать в уме, вовсе не нуждаясь в призраках. Они не были живыми – прообразы горожан жили на своих завесах, в них не было даже тени материальности. Через них можно было проходить, как сквозь голограммы. Такая вот вышла наглядная иллюстрация к невозможности существования параллельных миров. После Башни даже самые заядлые скептики согласились, что параллельные миры хороши лишь в математических теориях. А на практике каждый уникален и может находиться только в одной точке пространства.

Тенников довольно жестко попросили снести свою Башню как опасную и вредную для Города. Они не согласились, назвав причиной «человеческую зависть». Что хуже – их поддержали многие собратья. И когда опытная команда из людей отправилась, чтобы уничтожить проклятую глыбу камня, началась эпопея обороны. Через пару дней весь Город разделился на два воинствующих лагеря – нападающих и защитников.

Потом о многом наврали, преувеличив подвиги обеих сторон. О главном – о бойне, которую учинили обороняющиеся на площади, – обычно молчали.

Я лучше всего запомнила, как мы шли – вчетвером, как на зачистках, и Альдо поливал жидким сиреневым пламенем всех без разбору, тех, кто вовремя не ушел. В кромешной тьме невозможно было отличить своих от чужих, но нападающим было велено уйти еще за несколько часов до начала штурма.

Потом говорили – ушли не все.

Башню мы уничтожили, но дни осады запомнились надолго.

Останавливаю машину в тупике. Дальше не проехать – дорога упирается в ограждение набережной. Теперь нужно пройти по лестнице к самой воде, войти в грот и оттуда уже спуститься в подземные коммуникации нижних.

Опять – подвалы и переходы, пещеры и хлипкие лесенки. Любовь тенников к катакомбам самого странного вида меня всегда удивляла. Впрочем, для нижних такая же дикость – жить на девятом или двенадцатом этаже. Каждому свое – в Городе достаточно места.

Здесь я бывала не раз. Со старостой нижних у нас довольно много общих дел. Тенники выполняют часть работы по поддержанию подземных коммуникаций Города в приличном состоянии, другую часть оставляют нам. Обсуждать, что кому делать и когда, приходится регулярно.

Мы долго бредем по извилистому темному коридорчику. Фонарей, конечно же, нет. Их заменяют светящиеся узоры на стенах. Иероглифы, мне они не знакомы. Может быть, в них и вовсе нет никакого смысла – так, набор красиво переплетающихся линий. А может быть, это тайные знаки для сведущих. Сколько раз я проходила здесь – ни разу не приходило в голову поинтересоваться.

Толкаю в бок Киру.

– Что эта фигура значит? – показываю на ближайшую к нам зеленоватую пиктограмму: решетка и две точки в левом нижнем углу.

– Имя, – нехотя поясняет Кира. – Это все имена.

– А что это за язык?

– Это не язык. Это символ, подпись. У каждого из нижних есть такой знак.

– А почему здесь эти имена?

– В память об ушедших, – коротко говорит мой спутник, и я затыкаюсь.

Сколько имен – сотня или две. Кто бы мог подумать. Оказывается, этот подземный коридор – своеобразный мемориал. И для Киры часть имен что-то означает. За каждым знаком – своя судьба. И своя смерть. Коридор вдруг кажется мне мрачным, и я тороплюсь, чтобы поскорее выйти в нужное нам место.

Нужно спуститься по лестнице из скользкого гранита. Отполированный камень покрыт не то слизью, не то плесенью. Хорошо тем тенникам, которые, как Кира, могут позволить себе проходить через стены. Другие, вроде меня, вынужденные ходить своими ногами, могут их и переломать на таких-то ступеньках! А выжечь плесень было бы невежливо. Может быть, эта скользкая слизь особо мила сердцу старосты. В чужом доме убираются только по просьбе хозяина.

Держась за локоть Киры, я все же преодолеваю проклятые ступеньки. С небольшой площадки ведет одна-единственная дверь, и толкать ее бесполезно – тяжелый камень не поддастся. Нижние обожают камень во всех его видах. Каменные стены, лестницы и двери. Каменные лавки – тоже не новость. Будь я одна, непременно пришлось бы потоптаться у двери, побарабанить пальцами по желтоватому в зеленых прожилках мрамору. Но я пришла с Кирой, и староста открывает почти сразу.

Мы проходим на кухню, она же гостиная, она же чайная комната. В общем, в то единственное помещение, в котором староста соизволяет принимать посторонних. Это пещерка длиной и шириной шагов в шесть, не больше. Посредине стоит стол с потемневшей от времени столешницей, вокруг него – четыре колченогие табуретки. Вся мебель кажется притащенной сверху, и я гадаю, как и зачем можно было принести сюда этот стол. Гадаю уже не в первый раз. Может быть, когда-нибудь и спрошу. На столе – хитрая конструкция наподобие самовара, или точнее – кастрюля с краником в боку, помещенная над жаровней. От жаровни веет теплом. Значит, будем пить чай.

Рядом с жаровней лежит замусоленное вафельное полотенце, некогда белое, с голубой вышивкой по краю. Тоже явно принесено сверху.

Полотенец, судя по моим наблюдениям, у старосты два. На одном вышивка голубая, на другом – красная. Узор один и тот же – здоровенный петух с пышным хвостом. Забавно это все.

Старосту нижних я знаю неплохо, если о тенниках вообще можно так сказать. Ростом он с ребенка лет десяти, напоминает пришельца из россказней уфологов – тщедушное тельце, трехпалые ручки, лысая голова. На крохотном личике большую часть занимают огромные миндалевидные глаза, которые, разумеется, светятся в темноте зеленоватым светом. Говорят, он не всегда был таким – раньше походил на домового, но после очередного Прорыва превратился в это. А может быть, его изменил Город. В самых древних легендах Город и тенники выглядят совсем по-иному, видимо, тогда еще никто не мог представить себе новостройки и автострады.