Мир не меч - Апраксина Татьяна - Страница 37

– Кира-а, – мой стон способен заставить зарыдать стены. – Персонаж этот нам не нужен. Он выдуманный и даже с натуры не списан. И вуали такой нет в Городе – это какой-то коллаж, среднее между несколькими. Или между Москвой и одной из вуалей. Остается только автор.

– И где его искать, этого автора?

– В Городе, где же еще.

– Хорошо, давай попробуем. Сначала попробую поискать здесь. Вдруг повезет. Главное, чтобы не на искаженной она обреталась – еще раз туда я не пойду.

– Давай искать вместе. Не хочу я тут одна сидеть. Ребята еще не скоро вернутся.

– Хорошо. Только сначала – спать. И не вздумай от меня удрать, Тэри. Если тебя опять занесет на искаженную – обедать не приходи.

– Кира, миленький, от меня это не зависит. Ты же чувствуешь сам – туда затягивает…

Я вздрагиваю, и Кира удивленно задерживает руку на моем бедре. Оказывается, он гладил меня по бедрам и спине, а я только сейчас это заметила – когда он перестал. Вот до чего доводят тяжкие раздумья.

– Я просто подумала – а вдруг остальные после зачистки туда провалились? Альдо в первую очередь – он же плоский был…

– Вот только об этом нам сейчас и думать… – скорбно вздыхает Кира. – Мы сами плоские уже. И в дураках – с непонятной распечаткой и без единой зацепки. Надо отоспаться, тебе – особенно, и тогда уже искать эту писательницу.

В соседней комнате находится широкая кровать – назвать ее двуспальной человек в здравом уме не сможет. Пятиспальная скорее уж. Сажусь на край и на ощупь заплетаю косу. Наградил же Город длиннющими – до талии – густыми волосами. Всегда ненавидела волосы длиннее плеч. Возни с ними – не оберешься, а удовольствие какое? И красота сомнительная – косы да пучки. Но, оказывается, Кира со мной не согласен. Отводит мои руки, распускает недоплетенную косу. Зарывается в получившуюся копну, щекоча мне затылок горячим дыханием. Его пальцы скользят от висков к затылку, перебирая пряди, – и до меня постепенно доходит, в чем удовольствие. Ощущение совершенно фантастическое – тяжелая грива задирает подбородок, заставляя выпрямлять спину, а Кира легонько царапает кожу под волосами.

Я мурлычу, подставляя ему то один висок, то другой, а этот изобретательный герой-любовник зажимает между пальцами кончик пряди и щекочет мой сосок. Выгибаю спину, стараясь избежать щекотки. На душе тяжело и муторно, и прикосновения Киры кажутся лишними, ненужными сейчас. Мне бы выплакаться, спрятавшись в дальней комнате, постучать вволю кулаками о стены – и тогда боль отступит, наверное. Но Кира – тенник, и для них все по-иному, ему кажется – так правильно; и я верю его рукам, его губам. Он осторожно укладывает меня на подушки, медленно проводит пальцами от уха к бедру.

– Ты красивая, – говорит он.

– Это временно. – Я пытаюсь улыбнуться, но губы дрожат от невыплаканных слез.

– Ты для меня всегда будешь красивой…

После долгого и очень нежного секса я валяюсь на шелковых простынях, наслаждаясь медово-нежным прикосновением ткани к коже и юмором ситуации «я на черном шелке» – просто клише из дамского романа. Кира, ворча и смеясь вперемешку, заплетает-таки мне косу. С распущенными засыпать – потом придется обрезать под корень. А я радикально пересмотрела свой взгляд на прическу.

Мы засыпаем вместе. Рука Киры на солнечном сплетении поначалу страшно мешает, и кажется, что он намотал на кулак мои кишки – но так хоть есть надежда, что меня никуда не унесет в очередной раз. Засыпать так, в обнимку с кем-то столь тощим и костлявым, как Кира, – не самое большое удовольствие, но, слушая его размеренное дыхание, я чувствую себя настолько нужной и защищенной, что никакие острые колени и локти не способны лишить меня легкого и счастливого настроения.

Мне не снится снов – я и не знаю, что это такое, с тех пор как стала Смотрителем. Сна для меня нет – только спуск на менее затратные для пребывания вуали. И сейчас я просто валяюсь в приятном оцепенении. Сначала мне кажется, что я вовсе не заснула, и я не шевелюсь, чтобы не разбудить ненароком Киру, но когда хочу поправить его волосы, упавшие мне на щеку, обнаруживаю, что не могу двинуть рукой.

Ко мне приходит странное мимолетное видение.

Трое.

Трое – у стены. Стена – до неба. Серый шершавый камень, чуть похожий на бетон.

А небо – низкое, тяжелое, тоже серое. С еле-еле улавливаемой голубизной. Облака.

Трое… кого? Не знаю. Живых. Двое мужчин. Одна женщина.

Первый – очень высокий, очень широкие плечи. Мощь. Обнаженные руки бугрятся мускулами. Волосы иссиня-черные, пышные, завязаны в уже наполовину растрепанный хвост. Синие, без белков, глаза. Вертикальные щели зрачков.

Второй – едва по плечо первому.

Тонкий, легкий, какой-то удивительно хрупкий, словно птица или бабочка. Пышная копна серо-пепельных волос, длинных, ниже плеч. Плечи укрыты серым плащом… нет, сложенными крыльями. Тонкими, кожистыми. Лицо – с заострившимися чертами, удлиненные глаза – дымного оттенка. Серый оттенок и в коже.

Женщина – высокая, статная, но скорее тонкого сложения. Голова плотно повязана черным платком – концы развеваются по ветру. Узкие брюки, тоже черные, защитного цвета ветровка. Кожа бледно-смуглая, черно-радужные, как бензин на воде, провалы радужки.

Тишина. Напряженное ожидание чего-то. Взгляды устремлены вперед.

Там – туман. Плотный, лохматый, густой туман – он бурлит, пузырится.

Женщина неожиданно делает три-четыре шага вперед. Легкая походка танцовщицы. Встает перед туманом, протягивает к нему руки ладонями наружу.

Туман подается назад, уплотняется…

В тишине кажется, что в тумане – какие-то звуки. Обрывки криков, мелодий, слова, шепот, журчание воды… Наваждение.

Все громче эти звуки… Так и хочется шагнуть в туман, чтобы что-то расслышать.

Женщина стоит неподвижно, напряженно.

Спутники смотрят на нее.

Картинка пропадает.

Я приоткрываю глаза, пытаясь понять, что увидела и зачем оно мне нужно. Привет от Города? Подсказка? Если и так – я не поняла ее. Кто были эти трое – двое тенников, одна – человек. Что за туман? Кира во сне перекладывает руку повыше, мне на грудь, я прислушиваюсь и понимаю, что ненароком увидела его сон. Сон тенника. Я самым краешком сознания прикоснулась к тому, как они видят мир. Теперь ясно, почему двум расам Города так трудно договориться между собой. У них слишком разные сны.

Интересно, что это значило для Киры? Воспоминание? Какая-то легенда? Просто сон – комбинация впечатлений и фантазии?

Нужно заснуть вновь. Я стараюсь, и, кажется, у меня получается.

Все вокруг кажется тусклым и бесцветным. Я понимаю, что у меня закрыты глаза, и я ощущаю себя одновременно и на постели, и висящей в темноте. Вместо тела – полупрозрачный силуэт, внутри которого пульсируют разноцветные сосуды – красные, желтые, синие. Самые яркие – желтые, в области солнечного сплетения они образуют узел, сияющий, как маленькое солнышко. Висеть так мне весело, ни капельки не скучно: пульсация токов в моем теле – прелюбопытнейшее зрелище. Пробую пошевелиться – и обнаруживаю, что лечу куда-то, кувыркаясь, как в невесомости. Пробую грести руками – получается.

Вокруг темнота – а вдалеке звезды, я лечу к звездам, и то ли я вращаюсь вокруг своей оси, то ли пространство вокруг меня представляет собой закручивающийся спиралью звездный тоннель. Впереди меня ждет звездочка, особенно яркая и теплая, и тут вовсе не тихо – скрипки и клавесин, бас-гитара и флейта играют сказочную мелодию, под нее так легко лететь…

…и так больно падать назад, на постель. Я еще слышу музыку, я хочу туда, к сиреневой звездочке, – но вместо этого лежу на постели, прижимая руку к горящей щеке. Я хочу обратно, обратно, пока музыка еще не стихла, отпустите меня…

– Тебя вообще? Оставить на час? Можно? – Кира отвешивает мне еще три пощечины, сопровождая их рыком, и только после третьей я понимаю, что едва не уплыла из своего тела навсегда.

– Прекрати меня бить, я уже ничего не слышу. – Слезы текут по лицу, мне и страшно, что я могла уйти насовсем, и обидно – музыка была столь прекрасна. Лучше нее я никогда ничего не услышу.