Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире - Конигсбург Э. Л. - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

А вот Джимми в то утро допустил досадную оплошность. Услышав звук текущей из крана воды, он подумал, что музей уже открыт и кто-то из посетителей просто зашел в уборную. Джимми взглянул на часы. Было пять минут одиннадцатого — а ведь музей открывается в десять. И он спокойно вышел из кабинки. Но оказалось, что это никакой не посетитель, а уборщик, который набирал воду в ведро. Он как раз наклонился, отжимая швабру, — и тут вдруг неведомо откуда перед ним появились ноги мальчика, а следом и сам мальчик.

— Ты откуда взялся? — спросил уборщик.

Джимми улыбнулся:

— Мама говорит, что ей меня Бог послал.

Он учтиво поклонился и вышел, в восторге от того, что лицом к лицу столкнулся с опасностью и так достойно вышел из положения. Ему не терпелось рассказать эту историю сестре, но на голодный желудок Эмме трудно было в полной мере оценить его находчивость.

Ресторан при музее открывался только в одиннадцать тридцать, а кафетерий и того позже. Не в силах ждать, они вышли из музея и направились прямиком к уличному кафе-автомату. Джимми отсчитал двадцать пятицентовых монет и половину вручил Эмме, а половину оставил себе. Купив себе бутерброд с сыром и кофе, он мгновенно проглотил то и другое, но ни капельки не наелся. Поэтому он сказал Эмме, что можно, если она хочет, купить еще два пирожных по двадцать пять центов. Эмма, которая съела кашу и выпила ананасовый сок, объяснила брату, что он неправильно питается: на завтрак надо есть завтрак, а не полдник. Джимми в ответ заявил, что все это глупости и нужно смотреть на вещи шире.

Эмма и Джимми учли все ошибки вчерашнего дня. Зная, что поесть им удастся не больше двух раз, они купили пакетики крекеров с ореховой начинкой и рассовали по карманам: это на вечер. А пообедать они решили в музейном кафетерии, примазавшись к какой- нибудь группе школьников. Этих групп там было полным-полно — выбирай любую. Если раствориться в толпе, твоего лица никто не запомнит.

Вернувшись в музей, Эмма объявила, что им невероятно, немыслимо повезло. Им выпала удача: каждый день они смогут узнавать что-то новое. Никогда еще, ни у каких других детей в мире не было такой возможности. Поэтому перед ними, Эммой и Джеймсом Кинкейдами, стоит задача узнать все обо всем, что есть в музее. Нет, не сразу, конечно. А понемногу, по порядку. (Вряд ли Эмма знала, что в Метрополитене более 365 тысяч экспонатов. Но даже знай она об этом, она все равно не отказалась бы от своего намерения. Эмма любила строить планы, и планы эти были такими же грандиозными, как и сам музей.) Каждый день они будут выбирать какой-нибудь зал и узнавать о нем всё. Первым выбирает Джимми, за ним Эмма, потом опять Джимми — и так далее. Точно так же, как дома они по очереди выбирали, что смотреть по телевизору.

Но Джимми думал иначе. Узнавать каждый день что-то новое — мысль совершенно бредовая. Такая бредовая, что «убицца можно». Эмма просто не понимает, что тут ей не школа. Ну так он ей объяснит, решил Джимми — и заявил, что желает начать с итальянского Ренессанса. Он понятия не имел, что такое Ренессанс. Просто слово было красивое и умное, и к тому же он заметил, что этого Ренессанса в музее ужас сколько, так что Эмма сама скоро не выдержит и откажется от своей дурацкой затеи.

Когда Эмма предложила брату выбирать первым, она была уверена, что он назовет зал оружия и рыцарских доспехов. Она и сама бы с удовольствием поразглядывала все эти мечи, щиты, латы… На них можно отвести даже не один, а целых два дня. Эмма подумала, что если Джимми выберет этот зал, то она на следующий день назовет его же. И вдруг ни с того ни с сего — итальянский Ренессанс! Обалдеть можно. Но Эмма догадалась, в чем тут дело. Или, во всяком случае, думала, что догадалась. Потому что в прошлом учебном году она ходила не только на теннис, балет и плаванье, но и в кружок истории искусств. И в кружке им рассказывали, что Ренессанс — или, по-другому, Возрождение — считается эпохой прославления человеческого тела. Насколько поняла Эмма, имелось в виду не какое-нибудь тело, а обнаженное — проще говоря, голое. Эти художники итальянского Возрождения только и делали, что рисовали голых тетенек, розовых и пухлых. Потому-то Эмма и удивилась: ей казалось, что Джимми для всего этого еще слишком мал.

И правильно казалось. Джимми понятия не имел о прославлении человеческого тела в эпоху Ренессанса. Он всего-навсего хотел, чтобы Эмме поскорей стало скучно и она придумала бы что-нибудь другое.

Тем не менее выбор был сделан, и они направились к широченной лестнице, которая вела от главного входа прямо в зал итальянского Ренессанса.

Если вы задумали что-то сделать в Нью-Йорке, можете не сомневаться, что точно такая же мысль, в это же самое время, пришла в голову еще паре тысяч человек. И будьте уверены: половина этого народу уже выстроилась в очередь, готовая выполнить задуманное.

Вот и перед входом в зал итальянского Ренессанса топталась длиннющая очередь. Эмма и Джимми решили, что так и должно быть. Ведь Нью-Йорк — это средоточие культуры и искусства. (Между прочим, Саксонберг, с точки зрения искусствоведов итальянское Возрождение — тоже средоточие культуры и искусства: тогда искусством не занимался разве что ленивый. В Италии XV–XVI веков художников и скульпторов было не меньше, чем законов в нашем налоговом кодексе, и разобраться в них было точно так же непросто.)

Когда Эмма и Джимми дошли до верхней ступеньки, охранник махнул рукой куда-то вправо и сказал: «Конец очереди там. Все становятся в одну линию и проходят друг за другом». Брат и сестра подчинились — во- первых, они не собирались пререкаться с охранниками и привлекать их внимание, а во-вторых, у них все равно не было другого выхода: острые локти стоявших в очереди надежно преграждали путь.

Эмма и Джимми вели себя так, как ведут себя в очереди все дети: становились на цыпочки, вытягивали шеи и вертели головами, тщетно надеясь хоть что-то разглядеть за спинами взрослых. Но Джимми видел лишь серый пиджак стоявшего перед ним человека, а Эмма — голову Джимми и кусок того же серого пиджака.

Только заметив впереди репортера с фотоаппаратом, дети поняли: сейчас они наконец что-то увидят. В руках у журналиста был большой черный фотоаппарат со вспышкой, на котором ровными белыми буквами было выведено: «Нью-Йорк Таймс». Когда они поравнялись с репортером, Джимми даже попытался замедлить шаг, чтобы попасть в кадр. Он обожал фотографироваться, особенно для газет.

Однажды их класс водили на экскурсию в пожарную часть, и в местной газете появилась об этом заметка с фотографией. Джимми оказался в самом центре. Он купил целых семь газет и сделал из них обложки для книг — так, чтобы фотография была на лицевой стороне. Когда обложки начали рваться, он обернул их сверху пленкой. Книги в этих обложках до сих пор стояли у него на полке.

Наблюдая за маневрами Джимми, Эмма забеспокоилась. Она-то понимала, что им совершенно ни к чему красоваться в нью-йоркских газетах, в репортаже из Метрополитена! Особенно если родители все- таки их ищут. В Гринвиче наверняка кто-нибудь выписывает «Нью-Йорк Таймс». Увидят пропавших детей на фотографии и скажут маме и папе. Это все равно что доставить родителей прямо к главному входу в музей! Неужели ее братец совсем ничего не соображает?!

Эмма пихнула Джимми в бок, да так, что он чуть не ткнулся носом в серый пиджак. Джимми повернул голову и попытался испепелить сестру взглядом, но она и не заметила. Потому что в этот момент ей наконец открылось то, ради чего выстроилась вся эта длиннющая очередь.

Это была фигурка ангела. Девочки-ангела со сложенными на груди руками. Казалось, от нее исходит сияние. Ничего прекраснее Эмма никогда не видела. Она замерла на месте, не в силах оторвать глаз от этой красоты. Ей хотелось задержаться и получше рассмотреть ангела — но очередь напирала. Ну погоди, думал тем временем Джимми, я тебе покажу, как пихаться.