Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире - Конигсбург Э. Л. - Страница 20

— А зря, — заметил Джимми с набитым ртом. — Очень вкусно. Точно не хочешь попробовать?

— Нет, благодарю, — сдержанно ответила Эмма.

Я позвонила Парксу, и он тотчас явился с серебряной кастрюлькой в руках.

— Что это? — спросил Джимми.

— Беф-бульи, — объявил Паркс.

— Пожалуй, я попробую, — слегка оживилась Эмма. — Звучит изысканно!

Но когда Паркс положил ей порцию, она изумленно взглянула на тарелку, потом недоверчиво — на меня:

— Да это же просто мясо вареное!

Я рассмеялась:

— Вот видите, если отбросить покровы загадочности, перед вами самая обыкновенная женщина — ну, разве что любит пускать пыль в глаза.

Эмма тоже рассмеялась, а за ней и Джимми, и лед был растоплен. Я спросила Эмму, чем она хочет заняться, пока мы с ее братом будем играть в карты. Она ответила, что будет просто смотреть на нас и думать.

— Думать о чем?

— О том, как добраться домой.

— А вы позвоните родителям, — предложила я. — И они за вами приедут.

— Да нет, по телефону трудно объяснить. И потом, начнется такая суматоха…

— То есть вы считаете, — изумилась я, — что до сих пор никакой суматохи не было?!

— Честно говоря, я как-то об этом не думала. Я все время думала о Микеланджело и о том, чтобы нас не поймали. Ах, если бы вы мне сказали, Микеланджело сделал ангела или нет! Тогда я могла бы спокойно ехать домой.

— А почему вам так важно это знать? — спросила я.

— Потому что… потому что…

— Потому что вы поняли: побег из дома ничего не изменил? Вы остались все той же Эммой из Гринвича, которая строит планы, стирает и вечно следит за порядком..

— Наверно, да… — проговорила она еле слышно.

— А почему вы все-таки решили бежать?

Эмма ответила не сразу, а когда решилась, то говорила медленно, задумчиво. Видно было, что она впервые облекает в слова мысли, которые беспокоили ее уже давно.

— Все началось с того, что я рассердилась на маму с папой. Тогда мне и пришла в голову эта идея. Но это была просто идея. Потом я начала ее обдумывать. Нужно было кучу всего предусмотреть, и я очень много предусмотрела, правда, Джимми? — Она повернулась к брату, и он кивнул. — Мне нравится планировать. Особенно когда никто об этом не знает. Я очень здорово планирую.

— И чем больше вы планировали, — перебила я, — тем больше ваша жизнь вне дома становилась похожа на жизнь дома, как если бы вы никуда не уезжали?

— Да, — ответила она. — Но все равно жить вне дома нам понравилось.

(Видите? Эмма все время была настороже, чтобы не проговориться, где именно «вне дома» они жили. Я ее не торопила и не настаивала — очень уж мне хотелось ей помочь. И нечего ухмыляться, Саксонберг! Да, в глубине души мне не чуждо милосердие.)

— А что вам больше всего нравилось, когда вы жили… не дома?

Джимми ответил первым:

— Что не надо было ничего делать по расписанию!

— Да ну, — Эмма с досадой махнула рукой. — Мы все равно все делали по расписанию! Пусть даже оно было не такое строгое, как дома, — ну и что в этом интересного?

— А для вас, Эмма, что было самым интересным? — спросила я.

— Во-первых — прятаться и не привлекать к себе внимания. Во-вторых — ангел. Так получилось, что ангел стал самым главным. Даже главнее, чем сам побег.

— А каким образом ангел связан с вашим побегом? — осведомилась я с самым невинным видом.

— Этого я вам не скажу, — отрезала Эмма.

Я притворилась удивленной:

— Но почему?

— Потому что, если я скажу, вы сразу узнаете о нас слишком много.

— Например, где вы провели всю эту неделю?

— Например, — сдержанно ответила Эмма.

— А почему вы не хотите мне об этом рассказать?

— Я же сказала: это наш секрет!

— Ясно. Боитесь расстаться со своим единственным козырем, вот почему.

— И поэтому тоже, — сказала Эмма. — А еще потому что… потому что… если я вам скажу, то это будет значить, что наше приключение закончилось. А я не хочу, чтобы оно кончалось, пока… пока я сама не захочу, вот!

— И все-таки оно кончилось. Все кончается, хотя мы этого и не хотим. Всё — кроме того, что мы храним в себе. Это как каникулы. Знаете, на каникулах некоторые не расстаются с фотоаппаратом, чтобы дома предъявить друзьям фотографии в доказательство того, что они хорошо провели время. Им некогда даже остановиться, чтобы ощутить выпавшую им свободу, сохранить ее в своем сердце и привезти домой…

— Все равно я не хочу говорить вам, где мы были.

— Я знаю, — ответила я.

Эмма посмотрела мне в глаза:

— Знаете, что я не хочу говорить, — или знаете, где мы были?

— И то, и другое, — спокойно сказала я и вернулась к беф-бульи.

А Эмма повернулась к Джимми. Он прикрыл лицо салфеткой и начал медленно сползать под стол. Эмма вскочила, подбежала к нему и сорвала салфетку. Тогда он снова сел на стул и закрыл лицо руками.

— Эм! У меня вырвалось! Само вырвалось! — Голос его из-под ладоней звучал приглушенно.

— Джимми! Эх ты! Это же был мой единственный козырь. Наш единственный козырь! У нас больше ничего нет.

— Я просто не подумал, Эм. Я же давно ни с кем, кроме тебя, не разговаривал…

— Как ты мог! Ты ведь слышал, как я ей сказала, что это наш секрет? Дважды сказала! Теперь все пропало. Она нам уже ничего не скажет. Взял и все выболтал. Трепло!

— Вот видите! С ней всегда так… — Джимми обернулся ко мне, явно ища сочувствия.

— Эмма, — сказала я. — Сядьте, пожалуйста.

Эмма села.

— Ничего не пропало, — продолжала я. — Я предлагаю вам сделку. Вам обоим. Во-первых, прекратите говорить обо мне в третьем лице. Я вам не «она», а миссис Базиль Э. Франквайлер. Во-вторых, если вы подробно расскажете мне о вашем побеге из дому, если вы не утаите ничего — ни-че-го! — то я помогу вам добраться домой. Попрошу Шелдона, моего шофера, и он вас отвезет.

Эмма помотала головой.

— На «роллс-ройсе», Эмма. С водителем! — продолжала искушать я. — Соглашайтесь, не прогадаете!

— Подумай, Эм! — поддержал меня Джимми. — Все- таки лучше, чем топать пешком!

Эмма прищурилась и скрестила руки на груди.

— Нет. Этого мало. Я хочу узнать про ангела.

Ну что ж, неглупо, подумала я. И хорошо, что у девочки есть характер. Но мне все же хотелось большего. Хотелось помочь ей осознать всю ценность ее приключения. Пока она все еще относилась к нему как к предмету торговли: сначала надеялась с его помощью обрести славу, теперь — получить информацию. Но это были ее первые робкие шаги к миру взрослых, и я подумала, что неплохо бы ее слегка подтолкнуть.

— Эмма. Джимми. Идите за мной.

Не говоря больше ни слова, я встала и направилась к двери. Дети поспешили за мной. Так, гуськом, мы прошли всю анфиладу комнат от столовой до моего кабинета. В какой-то миг Джимми поравнялся со мной и похвалил:

— Вы молодец — такая старая, а так быстро ходите!

Но Эмма тут же ткнула его кулаком в спину.

В кабинете я пригласила их сесть, а затем указала на ряды картотечных шкафов, которые протянулись во всю стену:

— Видите эти ящики? В каждом — папки. В них находятся мои тайны. В одной из папок — секрет ангела и Микеланджело. Так вот, я готова открыть вам этот секрет. Но поскольку моя информация явно ценнее вашей, то — справедливости ради — на вашем пути к этой информации должны быть препятствия. Препятствия будут такие: нужный ящик вы найдете сами. На это у вас есть ровно один час.

Я направилась было к выходу, но вспомнила кое-что еще:

— Да, только не вздумайте что-нибудь перепутать или поменять местами! Все мои папки стоят в особом порядке, который понятен только мне. Если окажется, что вы мне все перевернули вверх дном и я после вас ничего не смогу найти, — считайте, что наша сделка расторгнута.

— Спасибо за поддержку… — вздохнул Джимми.

Я рассмеялась и вышла из кабинета. Впрочем, ушла я недалеко: всего несколько шагов на цыпочках — и я оказалась в примыкающей к кабинету просторной кладовой, откуда мне было все видно и слышно.