... В среду на будущей неделе - Клименко Владимир Трофимович - Страница 14

К утру трескотня, гул и вой затихли. Ливень перешел в мелкий, нудный, как туман, дождичек. А к полудню небо заулыбалось свежим, умытым солнышком. Над сияющим размахом воды замельтешили голубоватые паруса рыболовов-любителей.

«Альбатрос» снялся с якоря и рыскал по морю, точно ищейка. Все были наготове. Однако рыбы нигде не было видно. Даже любители-рыболовы поводили плечами, когда Глыбин спрашивал их о клеве. Рыбаки поняли, что принесенная береговыми потоками муть заставила скумбрию опуститься в донные, более чистые слои воды. Глыбин решил прекратить напрасные поиски, привел «Альбатрос» к самому берегу и приказал отдать якорь.

Услыхав грохот якорной цепи, Митрофан Ильич вышел на палубу. Кок был задумчив и блестел от обильного пота. Мутные капли стекали по его щекам, повисали на кончиках усов. Старик то и дело утирал их передником.

— С легким паром! — пошутил радист. Он сидел на влажном неводе, скрестив по-восточному ноги. На коленях у него лежала раскрытая книга.

Митрофан Ильич не обратил внимания на шутку радиста. Он отправился к Лобогрею и Ивану Ивановичу, которые сидели на планшире и вели тихий разговор.

Лобогрей говорил собеседнику, что, по его мнению, надо идти туда, где ведут лов все суда экспедиции. Гундера не возражал, но и не был в полном согласии с Лобогреем. В тени от площадки лежал на палубе Печерица. Рыбак опирался на локти и, уткнувшись лбом в поставленный на ребро учебник тригонометрии, полушепотом заучивал какую-то формулу. Павлик под стеной надстройки обливался из ведра забортной водой.

Остановившись перед Лобогреем и Иваном Ивановичем, Митрофан Ильич укоризненно произнес:

— Думаю, рановато на покой стали. Солнышко-то вон где, на самой макушке неба!

Лобогрей поглядел вверх, потом пробежал глазами по желтому от ила, как песчаная пустыня, морскому простору.

— Раненько, но что поделаешь? — вздохнул рыбак. — Скумбрия запряталась. Правильно сделали, что напрасные гонки прекратили.

— Мда-а, — неопределенно промычал Гундера, стаскивая с себя майку и повязывая ею голову.

— С такой работы пролежни можно нажить, — буркнул Митрофан Ильич.

— В этом вина не наша. Ты же сам говорил, что тут самое рыбное место. Вот мы…

— Погодь, — взмахнул рукой кок. — Ты послухай, что скажу, а тогда лопочи — наша вина, не наша.

— Ну-ну, говори, Шкертик, — пожал плечами Лобогрей.

И старый рыбак начал:

— Скажи: у нас камбальные сети есть?

Лобогрей переглянулся с Иваном Ивановичем и с улыбкой ответил:

— Ну, есть. А что?

— Ты не чтокай! Я спрашиваю: сети целые, для работы годные?

— Годные. Я сам их чинил.

— А на белугу сбруя имеется?

— Что за странный допрос! Будто сам не знаешь! Конечно же имеется!

— А крючья точеные? — не унимался Митрофан Ильич.

— Так точно, Кок Кокич, точеные! — за Лобогрея ответил Мыркин, который отложил книгу и прислушивался к вопросам кока. — Мы с Тягуном их навострили перед отходом сюда. Да ты ближе к делу!

Лобогрей уже смекнул, куда клонит Митрофан Ильич, и плутовато сощурился. Бросил зубрежку Печерица, оживился Иван Иванович. А Митрофан Ильич, приметив, что завладел вниманием товарищей, принялся запальчиво сыпать вопросы и сам же на них отвечать:

— Что же получается? Камбальные сети есть? Есть! Белужья снасть имеется? Угу, имеется! Все это находится на катере? На катере! Где покоится? В трюме! Так по какой такой причине полезные вещи должны в трюме валяться, а мы бока на солнышке морить? Мы прибыли сюда рыбалить или загорать?

Лобогрей не выдержал и громко воскликнул:

— А ведь ты прав, Шкертик! Честное слово, прав! Где-то по сетям да крючкам крупнокалиберная рыба тужит, а мы тут под солнышком кости прогреваем! Как курортники!

— Во-во, самые что ни на есть курортники!

Митрофан Ильич был доволен, что рыбаки его поддержали. Оставалось «утрясти вопрос» с Глыбиным. Как-никак, он в данное время замещал Егора Ивановича, следовательно, был на сейнере старшим по должности и нес ответственность за судно и бригадное имущество. Возложили эту миссию на Митрофана Ильича, поскольку он в вопросах дипломатии «стреляный воробей». Это, конечно, сказал шутник-радист.

Глыбин в это время находился в своей каюте. Разложив на столике карту залива, он внимательно изучал ее. Кэп-бриг был сосредоточен: видно, крепко над чем-то размышлял. Проскользив ногтем указательного пальцы, от Гнездиловского маяка к юго-западу в открытое море, кэп-бриг промычал себе под нос: «Тэ-экс», — хлопнул ладонью по карте и шагнул к двери.

На корме «Альбатроса» Глыбин очутился в тот момент, когда рыбаки шутливо голосовали за Митрофана Ильича.

— Что расшумелись, как галки на платане? — весело спросил кэп-бриг. Разморенно уселся на планшир, помял большим пальцем босой ноги вязкую колоску смолы между двумя досками палубы, запрокинул голову к небу и шумно вздохнул: — Ну и смалит светило!

Пришел Брага. Боцман остановился около Павлика, тоже пошаркал носком сандалия по доскам, покачал головой:

— Прохлаждаешься?

— Жарко. А что?

— Экий ты недогадливый! — досадливо поморщился Брага. — Палубу окати. Живо!

Павлик беспрекословно опустил ведро за борт, поднял его и принялся плескать воду на палубу. Делал он это механически, потому что сейчас его интересовало совершенно другое: хотелось услышать, как отнесется кэп-бриг к предложению рыбаков.

Брага следил за Павликом прищуренными глазами.

— Кто ж так делает — ворчливо сказал он. — Начинай от якорной лебедки.

— Я уже тут начал…

— Говорю: от лебедки начинай! — строго повторил боцман. — Склон оттуда.

Павлик недовольно поморщился, топчась на месте.

— Ишь, уши развесил! Иди, иди! Тут и без тебя обойдутся.

Бренча пустым ведром, Павлик поплелся на бак, недовольный. Позади себя он услышал голос Гундеры.

— Слышь, Макар! У нас к тебе разговор есть.

— Разговор? Какой разговор? — Глыбин устало вытянул ноги.

— Мы тут толковали… Надо бы камбальную и белужью посуды бросить. Что ж торчать на якоре, пока скумбрия захоронилась? Хоть себе на харч выудим!

Павлик оставил свое занятие и следил за кэп-бригом из-за угла надстройки: неужели заупрямится? Очень хотелось посмотреть, как ловят красную рыбу и камбалу, вкус которой он хорошо знал еще дома, в далекой Ильичевке. Правда, маманя покупала камбалу не свежую, а свежемороженую, привезенную с Дальнего Востока в вагонах-ледниках. Но одно дело — есть вкусную рыбу, а другое дело — видеть, как ее ловят, даже участвовать в этом лове.

Между тем Глыбин не говорил ни да ни нет. У него почему-то нервно перекатывались желваки под обветренной коричневой кожей. Отчего кэп-бриг нервничает, Павлик понял минуту спустя.

— Мда-с! А я сам как раз с этим сюда пришел, — наконец произнес Глыбин с сожалением. — Мозговал недавно в каюте. Даже местечко подходящее на карте выискал…

— Вот и прелестно! — обрадованно произнес Мыркин. — Так как же?

Глыбин подумал немного, затем сказал:

— Против камбальных сетей не возражаю. Есть охота — ставьте. А насчет крючьев — это вы перехватили. Чем их наживлять, позвольте поинтересоваться? Голые, что ли, белужка глотать стешет?

— Зачем — голые? — встрепенулся Митрофан Ильич.

— Разве что макаронами наживлять! — засмеялся Глыбин.

— Макаронами… — обиделся старый рыбак. — Макароны ты и сам за милую душу поешь. У нас скумбрия имеется. Давеча две кадушки засолили. Тузлучок слабенький делали.

— Тузлучок слабенький! Я, старче, о той скумбрии тоже маракувал…

— А чего, рыба как рыба! — вставил Мыркин, спрыгивая с площадки. — Для наживки в самый раз. Пахучая, за версту белуга учует.

Глыбин недовольно посмотрел на радиста, качнул головой:

— Без тебя знаю, что пахучая. Да только какой от нее запах, когда она соленые ванны приняла? Я еще не слышал, чтобы на соленую наживку ловить. Узнают, на все море смех поднимется. Как же, соленые рыбаки объявились!