Биржа — Игра на деньги - Вершовский Михаил - Страница 1

«Адам Смит»

БИРЖА

ИГРА НА ДЕНЬГИ

Перевод с английского

Альпина Паблишер, 2001

MONEY GAME

'Adam Smith'

VINTAGE BOOKS

A Divizion of Random House

New York

Предисловие переводчика

Если вы начинающий биржевой игрок (или хотя бы подумываете стать таковым), приготовьтесь провести пару ближайших ночей без сна. Нужно обладать поистине железной выдержкой, чтобы оторваться от этой книги — и я уж не знаю, какая нужна выдержка, чтобы оторвавшись, все-таки заснуть.

Если вы профессионал-финансист, чье состояние, возможно, выражается цифрой с изрядным количеством нулей, то свет будет подолгу гореть и в вашей спальне. Вас, конечно, уже ничем не удивить и не пронять — за одним примечательным исключением, которое вы в данную минуту и держите в руках. Там, где инвестор-дилетант с ходу будут проглатывать страницу за страницей, вы остановитесь не раз. Потому что не раз эта книга наведет вас на совершенно неожиданные, оригинальные, а может, и авантюрные мысли.

Если же вы политик или психолог, то вам вообще рекомендуется приостановить выполнение любых своих прямых обязанностей вплоть до самого детального ознакомления с данным трудом. Ведь книга эта не только (или не столько?) о бирже. Она еще и о Толпе. Вам, как никому другому, будет интересно открыть для себя новые аспекты массовой психологии и по-новому увидеть движущие силы толпы.

Быть причастным к первому знакомству российского читателя с книгой «Биржа — игра на деньги», безусловной классикой финансово-биржевой литературы, большая честь и большая радость. И, конечно же, большая ответственность. Работать над переводом было и очень весело, и очень нелегко, потому что книга «Адама Смита» разительно отличается от тех изданий, которые привычно зачисляются в вышеупомянутую рубрику.

Она написана с искрящимся юмором, воскрешающим в памяти имена признанных мастеров жанра. Добавлю, что речь идет о юморе по-настоящему интеллигентном, тонком, но далеко не беззубом.

Она читается с тем же неослабевающим напряжением, с каким читаются лучшие приключенческие романы. И это вовсе не метафора, потому что «Биржа — игра на деньги» полна самых разнообразных и захватывающих историй, в том числе историй с традиционной приключенческой атрибутикой (чего стоит хотя бы глава об афере с фьючерсами на какао!).

И вместе с тем она самым серьезным образом вводит нас в курс самых серьезных дел и проблем. Гигантская, порой невообразимо гигантская махина фондовой биржи, плюс многомиллионная (и иррациональная!) толпа инвесторов, плюс таинственные Они (те самые, кто, согласно нашим подозрениям, и дергают главные ниточки за кулисами), плюс многое, многое другое — мыслимо ли дать в одной книге и общий всеобъемлющий взгляд на этот феномен, и аналитический подход к разным его составляющим? Конечно же, немыслимо. Непредставимо. Если только… книга эта не «Биржа — игра на деньги».

«Биржа — игра на деньги» стала первой книгой «Адама Смита», но, к счастью для всех нас, она оказалась далеко не последней. За ней последовал целый ряд не менее увлекательных, захватывающих и глубоких текстов, в которых блистательное ерничество прекрасно уживается с поразительной серьезностью и точностью анализа — что, по-моему, кроме «Смита», так до сих пор никому и не удалось.

Хочется верить, что первая встреча российского читателя с творчеством «Адама Смита» непременно превратится в долгую и добрую дружбу.

ЧАСТЬ I. ВЫ: ПОИСКИ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ, ТРЕВОГИ, ДЕНЬГИ

Глава 1

Почему Мастер сказал «Игра»?

Мир не таков, каким его нам пытаются изобразить.

Подсознательно мы это знаем. Девочка смотрит телевизор и спрашивает, правда ли, что ей дадут роль в детском спектакле, если она будет полоскать рот «Листерином», — и мама говорит: «Нет, лапушка, это всего лишь рекламный ролик». Довольно скоро малютки начинают понимать, что у родителей есть и их собственные «рекламные ролики»: чтобы успокаивать детей, заставлять их есть, и так далее. Но на родителей — а, по сути, на всех нас — в свою очередь тоже обрушивают целую лавину «рекламных роликов», которые на первый взгляд на ролики вовсе не похожи. Предложение серебра резко упало, запасы его в казначействе снижаются, и казначейство начинает бояться, что они иссякнут. Поэтому казначейство говорит газете «Нью-Йорк Таймс», что, учитывая то, да еще и это, серебра нам хватит еще лет на двадцать. Люди слушают рекламный ролик и сидят тихо, ожидая получить свою роль в спектакле, а циники бегут и выкачивают все серебро из казначейства, после чего цена его взлетает до небес

Эта книга — о видимости и реальности, о поисках индивидуальности и тревогах. И о деньгах. Если это вас не пугает, то вас ничто не способно напугать. На самом деле все не так уж серьезно, и дальше я приведу слова лорда Кейнса по этому поводу. Вы уже, наверное, знаете разницу между видимостью и реальностью, и, скорее всего, вам хорошо знакомы и тревоги, и поиски индивидуальности. О деньгах, разумеется, знает каждый, — так что нам остается просто замесить вместе все эти понятия. В этом введении я хочу сказать вам всего две вещи. Первая из них относится к тому, чем я не являюсь. Вторая сводится к одному-единственному предложению: озарению, яблоку, упавшему мне на голову, которое и привело меня к выводу, сформулированному в самой первой фразе книги — о том, что мир не таков, каким его нам пытаются изобразить.

Я, понятное дело, не Адам Смит. Мистер Смит покоится на кладбище в Кэнонгейте, а надпись на его могильной плите, сочиненная им самим, представляет его как автора «Богатства народов». Он лежит там с тех пор, как в 1790 году умер, осыпанный почестями и окруженный уважением, обессмертив себя, как первый экономист свободного рынка во всех трактатах по истории экономической мысли. Сам мистер Смит, однако, считал себя не экономистом, а философом-моралистом. «Какой смысл, — писал он в «Теории морального чувства», — во всех трудах и хлопотах этого мира? Какой смысл в жадности и амбиции, в стремлении к богатству, власти и собственной значимости?» Мне нравятся эти слова, но не из-за них я обзавелся псевдонимом «Адам Смит». Все произошло по счастливой случайности.

Не так давно меня попросили написать что-нибудь об Уолл-стрит в одном новом журнале, и меня осенила, как я тогда думал, чудесная идея. Об Уолл-стрит пишут мало такого, во что верили бы сами уоллстритцы. (Уолл-стрит работает по принципу «сказал-услышал», как глобальная деревня Маршалла Маклюэна.) Происходит это потому, что журналисты, пишущие о Стрит, находятся Вне, и Уолл-стрит обычно сообщает им примерно то, что ей, Уолл-стрит, нужно. Уолл-стрит оплачивается прекрасно, пишущие о ней — нет, и когда эти пишущие начинают более или менее разбираться в проблеме, им предлагают работу на Уолл-стрит, куда они с радостью и бросаются, удовлетворяя свой творческий зуд работой над какой-нибудь комедией по выходным. Теперь они уже Внутри, они богаты и больше не пишут об Уолл-стрит. Журналисты, которые действительно хотят писать, всегда предпочтут лететь с президентом на его самолете «ВВС номер Один» или сидеть в ресторане отеля на Беверли-Хиллз с какой-нибудь кинозвездой. Такие журналисты и бывают героями званых обедов. Пишущие об Уолл-стрит героями званых обедов не бывают, потому что любой брокер или менеджер фонда знает больше сплетен об Уолл-стрит, чем любой журналист.

Конечно, существуют и публицисты с самой Уолл-стрит — в отличие от пишущих об Уолл-стрит. Некоторые из них пишут не хуже, чем Эддисон, Стил или любой другой «нормальный» газетчик. Бредбери Тарлоу, например, публикует еженедельные отчеты о бирже, написанные с изяществом моцартовских сонат. Но эти эссе представляют собой туманные размышления на тему конкретных акций, а их финальный аккорд сводится к слову «следовательно», как будто само эссе было логическим аргументом: следовательно, нам стоит покупать акции компании «Телефоун», quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать.