Озорники - Полетаев Самуил Ефимович - Страница 6

«Попался на живца, — отметил про себя сержант. — Ясно, хочет предупредить».

— Базар, конечно, больше по женской части, — согласился сержант, отодвигая аппарат. — Только телефон местный, по нему не свяжешься. Я ведь что подумал? Раз рыбак, стало быть, в курсе. А то меня жена заела: рядом водохранилище, привез бы, говорит, когда-нибудь сазанчика. Я с удовольствием, только когда же заниматься этим? Проще на базаре купить, а жене — так, мол, и так, будто сам поймал. Вот я и спрашиваю про цену…

Сержант рассмеялся. Профессор смотрел на сержанта с недоумением человека, никогда не слыхавшего о таких хитростях.

— Оно бы лучше самому поймать, — вздохнул сержант. — Да только с какого боку взяться? Где она рыбка, лучше ловится? Места-то хорошие знаешь, папаша?

Профессор кое-что знал о местах, где он бывал много лет назад, но не хотел вводить в заблуждение сержанта — места могли измениться.

— Простите, как вас по имени-отчеству?..

— Николай Иванович, — смутился сержант, чувствуя неловкость за свою неприличную молодость. — Можете просто Колей…

— Так вот, Николай Иванович, — сказал профессор, вставая со стула, — я охотно разузнаю о местах и на обратном пути, если позволите…

— Не торопись, отец, — перебил сержант, чувствуя, что старик норовит улизнуть. — Закуривай…

Профессор сел. Он вытащил из пачки сигарету, но положил ее обратно, вспомнив, что бросил курить сразу же после войны.

— Закуривай, закуривай…

Профессор подумал, что ничего страшного не случится, если он все же выкурит одну штуку. И снова взял сигарету.

— Да чего уж там, бери всю пачку, а то где ты там достанешь?

Профессор вовсе не собирался начинать курить, но взял пачку и спрятал в карман, чтобы доставить удовольствие сержанту, против которого он ничего не имел. Такая у него служба.

— Благодарствую, Николай Иванович, вы очень любезны.

— Да чего уж там, — сказал сержант, окончательно решив «закрючить» старика. Все эти «благодарствую», «если позволите» настораживали. Не иначе как важная птица.

— Ты, отец, извини, — сержант напустил на себя важность, — но служба требует проверить. Что у тебя в мешочке, полюбопытствовать можно?

Досадуя на потерю времени, профессор выложил на стол термос, бинокль, карту, книгу по медицине, допотопный фотоаппарат.

— А в чемоданчике этом?

Профессор раскрыл чемоданчик — стетоскоп, аппарат по измерению давления, шприц, нашатырь, вата и бинты.

— Это какая же твоя специальность будет?

— Я, Николай Иванович, видите ли, по детским болезням…

— Врач, как я понимаю? Понятно. А это что же такое, — сержант взял со стола фотоаппарат. — Ко-дак? Ты что же, по-английски знаешь?

— Как вам сказать? Умел когда-то бегло разговаривать, но практики нет, едва успеваю по специальности___

— И что же это, все врачи английский знают?

— Не обязательно, совсем не обязательно. Но знание языка еще никому не помешало. В наше время приходится общаться не только с соотечественниками…

«Ага, значит, не только с соотечественниками», — отметил сержант и спросил:

— Ну, и куда ты, папаша, направляешься?

— На Лисий кордон.

— Это к Петровичу, что ли? Ну, тогда без рыбки не останешься… А паспорт захватил с собой?

Сержант вскользь посмотрел паспорт и вернул его. Загасив сигарету, он вышел из отделения и вскоре вернулся в сопровождении мрачного вида широкоплечего человека.

— Ну, повезло тебе, отец, на знакомого шофера нарвался. Он тебя довезет до леса. Дальше сам дорогу найдешь. Извини, если что не так…

Наблюдение за профессором находилось в надежных руках.

ДОРОГА В НИКУДА

Профессор посмотрел в бинокль, но ничего не разобрал. Впереди колыхалась карусель из листьев, веток и солнечных пятен. Мосточка, на который указал ему шофер, не было видно. Тогда он спрятал бинокль, и все стало на свои места. Обозначились прогалы между кустов, открылась тропка, зовущая вперед. Профессор вскинул рюкзак и, фальшиво насвистывая, зашагал вперед, то есть, проще говоря, в никуда, больше надеясь на удачу, чем на то, о чем узнал от шофера. И, как это часто бывает, судьба улыбнулась ему: показался обещанный мостик, за которым начинался лес.

День уже клонился к вечеру, и в сумерках подумал профессор, едва ли найдешь кордон. Не лучше ли прямо здесь и остановиться на ночлег? Профессор стал оглядываться, выбирая местечко, как вдруг послышались голоса. Голоса свернули в сторону и затихли. Остановить людей и расспросить? Однако можно обойтись и без них. Если взобраться сейчас на дерево, то без труда удастся рассмотреть местность и установить, где находится избушка лесника, а кстати и кому принадлежат голоса. Профессор нацепил на шею бинокль, поглядел вверх, прикидывая расстояние до верхушки, но тут опять послышались голоса. Он приник к дереву, но голоса снова пропали. Сильно разросшаяся ель в несколько ярусов расстелила свои шатры один над другим, сужаясь кверху, подобно колокольне. Больше нельзя было терять времени. Профессор вспомнил восхождения, которые он совершал в молодости в горах Дагестана, застегнул штормовку на все пуговицы, взялся за колючую ветку и храбро ступил на нижний ярус. С небольшой поклажей — биноклем и фотоаппаратом — он взобрался почти на самую верхушку и замер, после черного мрака нижнего леса ослепнув от изобилия света. Лес разбегался террасами. От красоты, открывшейся вдруг, стиснуло дыхание, и на глаза навернулись слезы. Не хватало только снежных вершин, чтобы полностью вернуться в свою далекую юность с ее поездками в Дагестан. Профессор устроился поудобнее, приставил бинокль к глазам и сразу же оказался в центре мироздания.

Над распадками и каменистыми отрогами висела прозрачная луна. Неясные гулы — то ли ветер, то ли птичий щебет — создавали ощущение полета. И подумать только, что он мог умереть, не повидав всей этой красоты! А ведь рассказать другим — слов не найдешь.

Все же профессор похвалил себя за предусмотрительность. Он взял с собой фотоаппарат и сделал несколько кадров, засняв и эту крайнюю ветку, на которой качалась белочка, и это облако, сидевшее на острие скалы, и это озеро, горящее закатным огнем, и вон те склоны, за которыми шумит лесная река. Душа была переполнена увиденным. Теперь, слава богу, можно спуститься, выпить кофейку из термоса и прикорнуть до утра. Кордона не видать, но на сегодня хватит.

Профессор нащупал левой ногой нижнюю ветвь, чтобы начать долгий спуск, но замер — послышался треск кустов и точильный шум: чик-звяк, чик-звяк! Звук металла о металл. Сквозь ветки показались две фигуры. Они направились к дереву, на котором замер профессор, охваченный трепетом предстоящего разоблачения. Профессор съежился, страстно мечтая превратиться в пичугу, незаметную среди ветвей, в нечто почти бестелесное и долгоносое, похожее на сучок. Профессор мог поздравить себя с чудом внушения. Редкий случай самогипноза — совершенно явственно он почувствовал, как в нем начинаются изменения: он стал вбираться в себя, исчез живот, изострилась лодочкой грудь лицо вытянулось, превращаясь в острый клюв, руки сложились за спиной, укладываясь крыльями, пальцы на ногах расправились крестовиной когтей, и все тело покрылось жестким пером. После всего, что с ним случилось сегодня — встречи с контролерами, разговора с сержантом и поездки с шофером, — он не так уж сильно удивился своему превращению в дятла и сейчас по детски верил в свое всемогущество и спокойно наслаждался восхитительным чувством, пришедшим к нему из детства, когда нет ничего невозможного. Парение над холмами, распадками, лесами и полями и вообще вся эта канитель с поездкой показались самой что ни на есть естественной подготовкой к этому вот сейчас испытанному и такому необходимому превращению в дятла.

Профессор одернул на себе крылья, ощутил в лапах легкую силу, способную вознести его по стволу на самый верх, в мускулистых щечках — нестерпимый зуд от желания вонзить острое шило клюва в мягкую кору, под которой угадывались сочные червячки, и короткая сильная шея напряглась, как занесенный молот. Освоившись в новом теле, профессор уже без страха ждал любой встречи с людьми, твердо рассчитывая на быстроту своего птичьего маневра. Он услышал шорох и шумное дыхание. Люди остановились под самой елью и, жужжа фонариком, стали оглядываться. Это были мальчики. Один из них вытащил из рюкзака одноручную пилу и пнул ствол ели ногой. С нее упало несколько шишек…