Озорники - Полетаев Самуил Ефимович - Страница 5

И что же бабушка? Бабушка забрала у Васи вулканический образец, положила на место и тут же пошла к Васиной маме, которая работала в магазине, чтобы договориться с ней о продуктах на дорогу. Лилиана Титовна, одинокая, безмужняя женщина, встретила профессоршу не очень вежливо и на предложение купить что-нибудь из вещей для Васи обиженно фыркнула.

— Мы не бедные. Слава богу, живем не хуже других, — сказала она и взяла заботу о продуктах на себя.

Вещей и продуктов к отъезду накопилось очень много. Мальчикам пришлось бы тяжко, если бы не вмешался Вася. Он бесцеремонно сдвинул в сторону блюдца, чашки, выбросил наволочки, мочалки, носовые платки и прочие вещи сугубо домашнего обихода. И сказал при этом, невоспитанно хмыкнув:

— Насобирали барахла! Мы едем в лес, а не к теще на блины…

И вот с этим-то грубияном и укатил их нежный Бобка, никогда не разлучавшийся с родными, уехал неизвестно куда и зачем, и вот уже скоро две недели, как от него нет никаких вестей… Нет, дальше так жить было нельзя. Профессор и не догадывался, какой удел готовится ему. Жена его была непреклонна в своих решениях…

ПРОФЕССОР В РОЛИ ЗАЙЦА

По правде говоря, такой жертвы от жены, давно не отпускавшей его от себя, он не ожидал и втайне обрадовался, как мальчишка. Конечно, он не сомневался, что Бобка жив и здоров, но все же самому съездить на кордон и лично убедиться в этом — о, это было заманчиво!

Так началась необычная командировка профессора, столь богатая приключениями, что рассказать о них стоит особо. Начать с того, что не успел Шмелев разместить в вагоне свои вещи, осмотреться и затеять с соседями разговор о рыбалке (он поехал, снарядившись по-рыбацки, захватив с собой кое-какие рыболовные снасти из сыновних запасов), как все пассажиры внезапно затихли, повернув головы к концу вагона, откуда продвигалась группа молодых людей и две девушки. Пассажиры сразу же ушли в себя, в глупое ожидание, когда не знаешь, что готовит тебе судьба в обличье контролеров, даже если билеты при тебе и ты не ведаешь за собой никаких грехов. Профессор, сидя на скамье, возвышался над пассажирами и с некоторым даже любопытством смотрел на стайку безбилетников, не понимая, чем вызвано их оживление — молодые люди перебрасывались шуточками, девушки надменно молчали, чувствуя себя как бы случайно попавшими в их несерьезную компанию. Заячья стайка прокатилась мимо. Профессор обернулся, чтобы проследить за их дальнейшим движением, крайне заинтригованный их беспечностью, как вдруг перед ним выросла фигура в форменной фуражке, под которой не сразу можно было распознать суровое женское лицо. Он с добродушным любопытством уставился на нее, желая о чем-то спросить.

— Вам что, папаша, особое приглашение?

— Вы меня? — удивился профессор.

— Билет предъявите.

— Пожалуйста, — пробормотал Шмелев, вытаскивая и подавая ей кошелек.

— Это зачем мне ваш кошелек?

— Извините. — Профессор открыл кошелек и достал оттуда кучку смятых автобусных билетов.

— Неудобно, папаша, в вашем возрасте. Железнодорожного билета не видели, что ли?

— Позвольте, а это что? — слегка повысив голос, спросил профессор.

— Это вы своей жене покажите.

— Ба! — Профессор хлопнул себя по лбу. — Мне и в самом деле жена положила его. Но разве не сюда?

— Об этом у нее и спросите, а сейчас пройдемте…

Профессор снял шляпу, вытер лоб платочком и растерянно уставился на грозную железнодорожную даму.

— Мне, любезная, не здесь выходить, а на Васюнинской.

— Доберешься еще, отец, до Васюнинской, а сейчас давай проходи, не задерживай…

— Но позвольте?! — запротестовал профессор. — Мне сходить на Васюнинской, и нигде больше сходить я не намерен…

Тогда возле профессора выросли два дюжих добровольца, подняли его со скамьи и осторожно втиснули в толпу жизнерадостных юнцов. Добровольцы же и вынесли его вещи на платформу. Он стоял среди безбилетников, являя собой редчайший экземпляр железнодорожного зайца. Длинный и нескладный, как кривая жердь, он сосредоточенно тер подбородок, стараясь припомнить, где же мог находиться билет. Он пытался восстановить свои движения, рассчитывая на двигательную память, видел себя перед кассой, потом вспоминал, как жена семенила рядом, а он пытался отнять у нее плотно набитую авоську, как они потом стояли у вагона и прощались, но вот куда он засунул билет, убей бог, не мог вспомнить!

— Ну как, граждане, будем добровольно платить или в милицию вас сдавать?

Безбилетников, высаженных из вагона, стало почему-то вдвое меньше, чем было в вагоне, но зато контролеров оказалось сразу три. Молодые парни доверчиво взирали на контролеров, полностью положившись на их доброту.

— А ты что себе думаешь? Платить будешь?

— Это где же мне трешку взять? Что они, валяются, что ли?

— А ты, милая?

Девушка прыснула в платочек.

— Смотри, как бы плакать не пришлось.

Девушка выгребла из кармашка две копейки.

— Вот и весь мой капитал. Даже на обед не осталось, а вы со штрафом. Смехота прямо…

Профессор смотрел на спорящих, не очень понимая, из-за чего они препираются. Он склонился к девушке, чтобы получше рассмотреть мелкую монету. И вдруг просиял.

— Простите, уважаемая, — обратился он к женщине-контролеру. Каждому из нас, если не ошибаюсь, надо заплатить штраф в размере трех рублей? — Он с воодушевлением щелкнул пальцами в знак того, что разобрался в сути спора.

— Ну, и что?

— Но денег, по-видимому, у них нет, насколько я понимаю?

— Ты что, отец, за них платить хочешь, что ли?

— Если вы, конечно, не возражаете, то я бы с готовностью…

Среди безбилетников поднялось легкое замешательство. Все на минуту застыли в немой сцене, уставившись на сумасшедшего старика. Впрочем, некоторые тут же, поблагодарив, ушли, пока дед не раздумал, другие не торопились, желая до конца удовлетворить свою любознательность, — не каждый день увидишь такое. Профессор неторопливо достал бумажник с деньгами. Первое, что выпало из него, был железнодорожный билет.

— О, вы не знаете моей жены! — закричал профессор. — Она умеет так запрятать, что никакая ищейка не найдет. — Профессор расхохотался своей шутке, которая показалась ему необычайно остроумной, и вслед за этим вытащил двадцать пять рублей. — Я просил бы всех отпустить, если можно…

Случай был не совсем обычный на железной дороге, вот почему контролеры, отойдя в сторону, стали совещаться. Один из безбилетников загипнотизированно следил за четвертной бумажкой, а одна из девушек — безбилетниц, собравшаяся было уходить, вдруг вытащила из сумочки три рубля и протянула их контролерше.

— Но я плачу за вас, — заявил профессор.

— Плательщик нашелся! Горбом бы заработал, так не швырялся бы…

Контролерша денег не взяла, так велико было ее замешательство, а девушка захлопнула сумочку и удалилась, гордая своей неподкупностью.

ПОЧЕМ НА БАЗАРЕ САЗАН?

Странная эта история кончилась тем, что перед профессором объявился сержант, козырнул и попросил пройти. В милицейской комнате сержант долго и доброжелательно разглядывал нескладного рыбака, чем-то похожего на верзилу-подростка, в мятой штормовке и кирзовых, словно с чужой ноги сапогах. Хотя задержанный не допускал никаких правонарушений, все же было подозрительно: с чего бы это расплачиваться за первых встречных-поперечных, норовящих проехаться на казенный счет? Требовалось установить личность, а если все в порядке, извиниться и отпустить с богом. Только и всего. Однако взяться за это надо деликатно, решил сержант. Не торгует ли рыбачок краденой рыбкой? И что у него в сидоре: не ценная ли икорка? И не сунул ли старик деньги контролерше, чтобы, так сказать, поскорее смыться и не доводить до разбирательства? Тоже момент, который надо было обмозговать.

— Почем, папаша, сазанчик нынче на базаре? — спросил сержант, закуривая сигарету.

— Я не хожу на базар, — сказал профессор. — Этим занимается моя супруга. Но если это вас интересует, то можно позвонить…