Часы веков - Губарев Виталий Георгиевич - Страница 9

Муха молча повернула лыжи и побежала по следу.

— Не торопись! — крикнул часовой мастер. — Мы же не знаем характера этого босяка! Если это и человек, то во всяком случае — дикарь! Не ожидай, что он пригласит тебя на чашку чая…

Она нерешительно остановилась и спросила, помедлив:

— А что если… он людоед?

— Очень может быть!

— Но это же опасно!

— Конечно! — усмехнулся часовой мастер. — И я даже убеждён, что твои косточки ему придутся по вкусу больше, чем мои…

Муха вздохнула.

— Я начинаю думать, что иметь дело с человекообразной обезьяной приятней, чем с первобытным человеком.

— Не делай скоропалительных выводов, Муха… Но в какой-то степени ты не ошибаешься, потому что обезьяны никогда не потребляли в пищу мяса.

— Милые обезьяны!

— Опять ты торопишься с выводом! Современные учёные доказывают, что когда наши предки начали есть мясо, их мозг начал развиваться значительно быстрее.

— Только благодаря мясу?

— Нет, не только… Чтобы пользоваться оружием и орудиями труда, они были вынуждены освободить передние конечности. Для этого они поднялись на задних конечностях, а позвоночник из горизонтального превратился в вертикальный. Ты учила в школе, какое значение для организма человека имеет позвоночник. И вот, так сказать, освобождённый из согбенного положения позвоночник дал новый толчок развитию и нервной системы и головного мозга!

— Как всё удивительно зависит одно от другого! — сказала Муха.

— Как и всё в природе, дорогая Муха-мушка! Но обрати внимание, что эти превращения произошли лишь потому, что наши предки научились труду!

Они неторопливо скользили по снежной равнине, залитой океаном солнечного света. Было очень тихо. В прозрачном и чистом морозном воздухе слышалось только мягкое шуршание четырёх лыж да размеренное тиканье далёких часов:

— Тик-так, тик-так, тик-так…

— Странно, — задумчиво сказала Муха, — если бы не следы босого человека и если бы не тикали часы веков, можно было бы подумать, что мы вышли за город покататься на лыжах…

— Стой! — вдруг шепнул Великанов, хватая её за руку.

Снежная равнина неожиданно закончилась почти у самых ног лыжников. Они остановились на краю ледника, который длинными уступами, похожими на гигантские ступени, уходил вниз. Неслышно осыпался снег из-под лыж. Солнце искрилось в зеленоватых толщах льда. А внизу, в ста метрах от них, поднимался могучий кедровый лес, разрезанный глубоким оврагом. Панорама, открывшаяся их глазам, была величественной и необычной. Но не она приковала к себе их глаза. На нижнем уступе ледника, над самым оврагом, спиной к ним, стоял босоногий, волосатый человек!

Прошло несколько секунд, прежде чем опомнившийся Великанов с силой толкнул Муху в сторону от обрыва. Она упала за высоким обледенелым сугробом и, проломив тончайшую корочку льда, с головой зарылась в лёгкий, как пух, снег.

«Что вы делаете»! — хотела крикнуть возмущённая Муха, барахтаясь в снежном пуху, но Великанов зажал её рот ладонью и знаками дал понять, чтобы она не шевелилась.

Он лежал рядом с ней, осторожно высовывая голову из-за сугроба, и она слышала, как часовой мастер дышит прерывисто и часто.

— К счастью, босяк не заметил нас! — шепнул он, поворачивая к ней лицо. Из седых зарослей его головы на Муху смотрели округлившиеся, испуганные глаза. — Странно… Ведь у него, я думаю, чертовски острый слух… Наверно, его внимание занято чем-нибудь очень важным…

Муха выглянула из-за сугроба. Босоногий человек стоял неподвижно, как изваяние. Чем-то он ещё был похож на обезьяну — длинные руки и короткая шея с слишком маленькой уродливой головкой. Вот он пошевелился, Муха увидела его профиль с приплюснутым носом и сильными, выдающимися вперёд челюстями. Лоб почти отсутствовал на волосатом, словно усечённом, черепе, а на всём его теле, под густой тёмно-коричневой шерстью, угадывались могучие, как железные канаты, мускулы. Целое сплетение мускулистых канатов!

И всё-таки это был человек. Он твёрдо стоял на ногах, а его длинные руки были несомненно человеческими руками.

На уступе ледника перед ним вздымалась груда огромных камней — очень большая груда, пожалуй, она не уместилась бы на железнодорожной платформе. Муха с удивлением подумала, отчего камни не срываются в овраг с покатого и скользкого уступа ледника? Это казалось противоестественным. Но она скоро поняла, в чём секрет: камни удерживал широкий ствол какого-то дерева, укреплённый на самом краю уступа.

Босоногий человек чего-то терпеливо ждал, не сводя глаз с оврага, теряющегося где-то вдали, в дебрях кедрового леса. Какие мысли теснились в его маленькой черепной коробке? Зачем он скакал сюда по заснеженному леднику?

Время тянулось медленно, и Муха почувствовала, что её начинает прохватывать мороз. Она попробовала подвигать руками, но Великанов свирепо зашикал на неё. Теперь она раскаивалась, что вышла из дома в древний мир в лыжном костюме.

— Хорошо вам шикать, — обиженно шепнула Муха, — когда на вас шуба и валенки!

— Тсс… — прошипел он.

— У вас «тс», а у меня «бр»… Зуб на зуб не попадает.

— Тсс… — снова прошипел он и начал стаскивать с себя шубу.

— Не надо! — испугалась Муха, представив, как он будет лежать на снегу в своём лёгком детском костюмчике. — Мне уже стало тепло…

Великанов не успел ответить, потому что босоногий человек вдруг встрепенулся, вытягивая голову. Было похоже, что он к чему-то прислушивается. К чему? Как ни напрягала Муха свой слух, она ничего не услышала, кроме нежного шуршания осыпающегося то там, то тут молодого снежка.

Наконец и она что-то услышала — то ли стон, то ли вопль, неясный, как далёкое урчание грома. Вопль с каждой минутой приближался, и уже можно было разобрать, что он сливается из десятков воплей, мощных, резких и таких страшных, что у Мухи забилось сердце и по спине пробежали противные мурашки.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы… — летели крики из леса.

Что-то неясное, тёмное катилось по дну оврага. Босоногий человек на уступе ледника задвигался и присел, высунув голову из-за камней. Муха и Великанов ясно видели его сжавшуюся напряжённую фигуру.

Неясное и тёмное приближалось. Оно металось по дну оврага, делая странные, порывистые прыжки то вправо, то влево.

А наверху, по обеим сторонам оврага, бежали десятки босоногих, волосатых людей. Они подскакивали на бегу, размахивали своими длинными руками, размашисто швыряли в овраг тяжёлые глыбы камней. В морозном воздухе непрестанно гремел их жуткий вопль:

— Гр-ы-ы-ы-ы-ы… Гр-ы-ы-ы-ы…

— Гон! — с дрожью в голосе сказал Великанов. — Кажется, они гонят гигантского пещерного медведя. В наше время таких медведей нет, изредка при раскопках учёные находят их невообразимые скелеты…

Это действительно был медведь. Но какой медведь! Может быть, только слон мог сравниться с ним!

Зверь заметно устал. Его прыжки под градом камней становились всё более неловкими. Из открытой пасти медведя по временам вырывался страдальческий хриплый рёв, заглушаемый таким же звериным воплем полулюдей-полуживотных:

— Гры-ы-ы-ы-ы… Гры-ы-ы-ы-ы-ы…

Муха вскрикнула. Два босоногих человека в азарте охоты столкнулись и в клубах снега рухнули с крутого обрыва на медведя. Девочке показалось, что они падают неестественно долго, неуклюже кувыркаясь в воздухе. На фоне огромной грязно-бурой туши зверя они выглядели совсем крошечными. Медведь отмахнулся от них когтистой лапой, как от мух, и два охотника погибли, отброшенные в сторону его ужасающим ударом. Их кровь брызнула на снег.

Гибель соплеменников не произвела на остальных охотников никакого впечатления. Они продолжали преследовать зверя с прежним упорством и яростью.

— Гры-ы-ы-ы-ы… Гры-ы-ы-ы-ы…

Овраг кончился, медведь был в западне. Он упёрся носом в ледник и, грозно рыча, поднялся на задних лапах. В эту минуту босоногий человек на уступе ледника привскочил и с победным криком «гры» вышиб из-под камней ствол дерева. Каскад каменных глыб с грохотом обрушился на голову зверя.