Раскинулось море широко - Белоусов Валерий Иванович "Холера -Хам" - Страница 68

Помню, однажды, встав вместе с командой в 5 часов утра, набегавшись по пароходу до ломоты в коленях, я позавтракал и только что собирался лечь, заснуть на время отдыха (до 2 часов дня), когда ко мне в каюту постучался механик.

- «В чем дело?»

- «Простите, что беспокою, но… До зарезу нужно! Уж три дня, как подал рапорт, – и никакого толку! Ведь N. N. вам старый знакомый? – Это в его власти. Не откажите – съездите, замолвите словечко! He для себя прошу!»

Разoчарованный в мечтах об отдыхе, посылая все и всех к черту (механик отнюдь не принимал на свой счет и не обижался), собрался и поехал.

С двух-трех слов дело наладилось.

Пoкa вестовые и рассыльные бегали с какими-то срочными записками, я, усталый, недовольный присел к письменному столу приятеля, закурил папиросу и не удержался, чтоб не поворчать.

- «Неужто у вас нет какого-нибудь особого, военного, положения? Так и тяните вашу проклятую канитель!»

- «Госyдарь мой, не богохульствуйте! – старый приятель поднял руку, как для присяги. – Небо и земля прейдут, a отчетность не прейдет!»

- «Полноте балаганить! Хлопнет 12-дюймовый снаряд в вашу отчетность – и нет ее; хлопнет в склад – и нет склада!»

- «Исполать им! Чего лучше такого оправдательного документа, как дыра от 12-дюймового! А пока такового не имеется, пожалуйте требуемый законом!»

- «Однако же вы сейчас распорядились и без документа…»

- «Это совсем другое дело! Это – уважение хорошему человеку! Вы мне сказали: что, как, почему. Я вам верю и вижу, что документ обеспечен, все равно, что в кармане. А без этого… ни-ни!»

- «Так что, будь я не я, не дали 6ы?»

- «Пoкa требование не прошло бы все подлежащие инстанции, ни в каком разе!»

- «Да если нужно! Понимаете: по условиям военного времени нужно!» – горячился я…

- «Порядок требований сверх штата ясно определен.»

- «Вы меня просто травите!…»

- «Совсем нет, и не злитесь – печенке вредно!» – смеялся приятель.

- «Да, что! – вдруг вскочил он. – Вот вам пример! Старка чуть под суд не отдали! Чуть не утопили! А выплыл! Почему? Из-за бумажки! Знаете: он рапорт подавал о необходимости мер предосторожности? Так вот рассказывают, что как раз заходит он в штаб и спрашивает: – „А что, мой рапорт?“ – Ему показывают. На рапорте резолюция „Преждевременно“. Он его взял… и – в карман. Ему так и сяк, говорят: „Следовало бы пришить к делу“. – А он: – „Чего же, – говорит, – если отказано“. – И ушел. Тогда-то на это и внимания особенного не обратили, а как пришла беда, да повели дело к тому, что он, дескать, во всем виноват, – так он только похлопал себя по карману… „Хотите, мол, покажу бумажку кому следует?… “ То-то и есть! Нет, голубчик! Бумажка святое дело! На словах только в любви объясняются! Есть бумажка – чист как голубь. Нет ее – пропал как швед под Полтавой!…»

- «Какой цинизм!… А долг службы? Долг перед родиной?… Послушать вас, прямо – тошно!…»

- «Эх вы! Знаете сказочку? – Жил-был маленький мальчик, жил долго, вырос, состарился, а все еще верил, что папа и мама своих детей либо под капустными листьями находят, либо их аисты приносят в нарядных корзиночках… Ну, до свиданья! Когда что нужно будет по моей части – приходите прямо ко мне.»

Хуже было то, что «Ангара» была ещё и разоружена… все 120-мм орудия были с неё сняты – и отправлены на береговые форты…

- «Наплевать! Пойдёт в начале под эскортом „Аскольда“… если напорется на японцев – эти мухобойки не шибко помогут… а в Циндао, думаю, найдётся что-нибудь посерьёзнее…»

… Из окна дворца на Макарова с ненавистью смотрел царский «дядя»… все заслуги которого перед Отечеством заключались в том, что его мама была царской поблядушкой…

Увидев, что японский броненосец ДЕЙСТВИТЕЛЬНО подорвался, можно было бы предположить, что не воспользоваться ситуацией Макаров просто не может. Не в его это характере – упускать предложенный судьбой шанс…

Да, так бы и было! Однако…

Прилив, господа! Прилив-с… никто не предполагал, что в низкую воду вообще возможен выход броненосцев из Артурской ловушки, это уж лейтенант Балк на своём «Силаче» проявил нездоровую (зачёркнуто) активность…

Макаров – разумеется, попытался бы выиграть в этой ситуации по максимуму… Но!

Время подготовки броненосцев к походу составляло около четырёх часов… Держать под парами эскадру постоянно? А уголь? Янтайские копи – они на реке Ялудзянь… Где сейчас идут упорнейшие бои.

И, судя по всему, исход этих боёв -будет не в пользу Русской Армии…

Так что надо было рассчитывать только на наличный запас угольных складов в Артуре – далеко не безграничный.

Тем более, честно говоря, что Макаров просто не поверил, что у Степанова что-либо путное получится… слишком мал был запас выставленных мин, слишком велика акватория… и согласился он на предложение командира «Амура» – только лишь затем, чтобы не расхолаживать желание драться… ведь до макаровского приезда Эскадра была, как в воду опущенная – после внезапного нападения японцев и потери «Варяга» и «Корейца».

Другое дело, что можно было бы попробовать атаковать миноносцами под прикрытием «Новика» или «Аскольда»… однако «Новик», как на грех, перебирал машину, на «Аскольде» остудили котлы, чтобы заменить прогоревшие трубки… а миноносцы, по словам Петра Великого, по тревоге поднимались «с московским тотчасом»…

Вот и получилось, что японцев – блистательно – атаковал только барон фон Ливен… и был настолько удачлив, что смог уйти без особых проблем…

…«Послушайте, господа, дайте же мне пройти… ну что это такое, цветы? Откуда? Не иначе, как герань с горшка обстригли… я не барышня, чтоб мне такое презентовали, и даже не козёл! Я такое, извините, не ем-с…»

Побледневший от потери крови, Адольф Алоизович, слегка морщясь, пробирался через восторженную толпу, встречающую катер с «Дианы» у Мандаринской пристани…

Рядом, по-самоварному шипя и посвистывая, привалился к стенке паровой баркас… толпа, увидев вымпел, разразилась новым взрывом восторга…

«Ура! Ура нашему Дедушке! Ура Адмиралу!»

Фон Ливен, поправив порванный китель, топорщащийся от засохшей соли, встал во фрунт… но доложить по уставу не смог, так как Макаров сильно – но осторожно, чтобы не потревожить ненароком выглядывающий через прореху наспех перебинтованный бок, прижал его к своей колючей от орденов груди…

«Молодецки, барон! Говоришь, засадил япошке по самые помидоры?!»

«Да я, Ваше Превосходительство, ничего не…»

«Врёшь, врёшь! Вижу, что хочешь сказать! Так их, макак косорылых! Думают, что они молодцы? Этот их микадо, жёлтомордый молодец – только супротив овец, а как на нашего молодца – так и сам овца?! Так, что ли?»

«Да я, Ваше Превосходительство, ничего не…»

«Молодец, братец! Истинно ты Русский богатырь! И, вижу, раненый в бою – с мостика не ушёл, командовал? Изрядно. Подготовь, голубчик, список отличившихся – а матросов в первую голову… о себе же не беспокойся – за Богом молитва, а за Царём служба не пропадёт.»

Лютеранин фон Ливен в некоторых вопросах был крайне щепетилен:«Ваше Превосходительство! Пользуясь случаем, прошу Вас также поощрить корабельного священника, иеромонаха отца Селафаила… Приписанный по боевому расписанию к запасному перевязочному пункту, сей нонкомбатант по боевой тревоге перед началом боя успел обойти верхнюю палубу, окропя святой водой боевые посты, чем способствовал укреплению силы духа у личного состава… а в ходе боя неустрашимо исполнял обязанности санитара, лично перенёс под неприятельским огнём в перевязочный пункт шесть раненых!»

Макаров с сомнением почесал бороду:«Да что я, архирей, что ли? Как же мне его поощрить? Был бы он сестрицей милосердной – я бы его к медали на аннинской ленте представил… а так он – „чёрное“ духовенство… вот что! Отпишу-ка я в Священный Синод, пусть они себе голову ломают, а от себя лично… он у тебя как… приемлет?»

Фон Ливен, честный – только вздохнул:«Регулярно. И чесноком заедает…»

«Ну, это дело понятное… подарю ему серебряный самовар, с надписью!»