Пятый постулат - Орлова Анна - Страница 9

«И зачем столько всего? — недоумевала Маша. — Было бы тепло и удобно, а прочее — ненужная роскошь! Разве что на танцы вот приодеться, и довольно!»

Но владелец всех этих тряпок явно придерживался иного мнения, и девушка не стала вслух говорить об этом, чтобы не обидеть незнакомого человека.

Сам Малух обнаружился за прилавком: худой мужчина с темными волосами и глазами, в профиль он был похож на печальную длинноносую птицу, и худые пальцы чем-то напоминали когти. Маша невольно попятилась, сжимая книгу (не так давно она убедилась, что это весьма грозное оружие), а тем временем мальчишка, не замечая ее состояния, приветливо обратился к владельцу лавки:

— Доброго денечка, дядька Малух! Вот, староста тебе помощницу прислал! — Он помолчал и добавил со значением: — Из пришлецов!

Тот только успел набрать воздуха, видимо, как раз собрался поинтересоваться, по какому поводу явились посетители, но, услышав это известие, сразу почему-то заулыбался, внимательно осматривая Машу:

— Ну, проходите, коль так!

Маша, преодолевая неожиданную робость, подошла к Малуху. Странно, она всегда считала себя бойкой девушкой, но в этом непонятном мире отчего-то терялась, не зная, что делать и как себя вести. Маша отнюдь не была дурой, так что сразу уразумела: раз это другой мир, то и правила в нем другие (пока здесь еще не победила общевистская революция, конечно!). Если б она знала, насколько они отличались от законов ее страны!

Например, вскоре выяснилось, что староста и не думал шутить, сказав, что здесь используют деньги. Маше пришлось учиться их считать, хотя Малух и не доверял ей принимать оплату у покупателей, быстро смекнув, — пришелице неоткуда знать здешние цены, а народ в Перепутинске ушлый, мигом сообразит, как обвести ее вокруг пальца!

Да девушке вообще казалось диким, что за одежду нужно платить! Это же глупость, как можно требовать деньги за предметы первой необходимости?!

К тому же оказалось, что Маша мало чем может Малуху помочь — она ведь привыкла шить не вручную, а с помощью машин, и попросту не умела толком пользоваться здешними допотопными приспособлениями! Ну, могла там пуговицу пришить или заплатку поставить, и все. Вот дайте ей любой станок, она вмиг разберется, что да как, а ковырять жесткую ткань иголкой при свете лучины… это же каменный век какой-то! Она поражалась, как у портного выходят такие ровные швы: ну будто на машинке прострочил, до того стежки мелкие и аккуратные, не то что у нее — вкривь да вкось… Она старалась, но выходило все равно скверно, так что доверяли ей только подрубать края да распарывать, если приходилось.

Первое время девушку шпыняли все, начиная от господина Малуха и его дородной жены Валии и заканчивая их служанкой Вартой — рябой девицей примерно одних лет с Машей. Даже дети портного дразнили ее. Маше приходилось делать простую грязную работу, помогать всем одновременно.

Вставали тут до света — ну это еще ладно, у себя дома Маша тоже рано поднималась на работу. Нужно было живо растопить печь, а пока хозяйка готовит завтрак, натаскать воды из колодца (эту почетную обязанность Варта спихнула на чужачку-неумеху), вымести полы (а раз в неделю еще вымыть и выскоблить), перемыть оставленную с вечера посуду, задать корм скотине и птице… Вот к стряпне Машу не подпускали, поняв, что управляться с тяжелыми горшками она не умеет, а обучать показалось накладно — ведь перебьет все, а посуда денег стоит!

И так с утра до вечера, ни присесть, ни отдохнуть — дело всегда находилось, сложа руки никто не сидел!

Пришлось учиться разбираться в достоинствах разных монет, привыкать носить юбки и делать множество других вещей, которые раньше Маше не могли присниться даже в страшном сне. Хорошо, что девушка не была избалованной и привередливой, а то ей тяжело пришлось бы здесь: обитать в тесной каморке, есть простую, хоть и сытную еду, которая полагалась слугам (она каждый раз негодовала, слыша это отвратительное слово), ходить, опустив глаза…

Она научилась всему, твердя про себя каждый раз слова Вождя о том, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». А эта социальная система ей, мягко говоря, не нравилась, но выбирать не приходилось. Пока оставалось только думать о том, как бы изменить ее к лучшему!

Одному Маша так и не научилась — кланяться. За это ее однажды побила хмурая хозяйка, госпожа Валия, — не с той ноги встала, а тут еще служанка королевой ходит, спину лишний раз не согнет! Когда Валия подняла руку (вернее, веник) на Машу, та пришла в ужас: да как можно избивать других людей?! Ведь они такие же, как и ты сам, кто дал тебе право распоряжаться чужой судьбой, кто поставил выше других?! Маша этого не понимала и уже собралась уйти, когда вдруг осознала, что идти ей совершенно некуда. Не в лес же податься, в самом деле!

Пришлось остаться в доме портного, однако и позволить кому-либо бить ее Маша не могла (это означало бы полную потерю самоуважения!), а потому она начала носить с собой книгу Вождя в сумке, которую сама кое-как сшила из ненужных обрезков тканей.

Как-то госпожа Валия, в очередной раз пребывая в дурном настроении, замахнулась на Машу хлыстом (она обожала эту вещь, воображая себя, должно быть, укротительницей диких животных), но девушка поудобнее ухватила увесистый том и предупредила:

— Только попробуйте меня тронуть, я в долгу не останусь!

В голосе ее звучала такая мрачная решимость, что хозяйка отступила, так как уверилась — эта ненормальная не преминет исполнить свою угрозу. Но злобу затаила, да еще какую! Тем более она начала замечать, что драгоценный муженек посматривает на новенькую служанку с неподдельным мужским интересом, так и шарит взглядом по ее прелестям. Для госпожи Валии это было совершенно непереносимо — в прошлом она была красавицей, но успела уже постареть и подурнеть, некогда соблазнительная фигура после родов оплыла и сделалась бесформенной. А тут муж засматривается на служанку, молодую и крепенькую, ну как такое перенести?! Госпожа Валия не упускала ни единой возможности упрекнуть Машу, так что той несладко жилось в доме портного. Девушка совершенно не понимала поведения злющей тетки, ведь Вождь учил, что собственнические отношения между мужчиной и женщиной — пережиток прошлого! Но хозяйка явно не собиралась от него избавляться и еще больше невзлюбила Машу. А когда та попыталась прочесть ей лекцию на эту тему, взяла да и заперла ее в чулане, а еще без ужина оставила! А что? Если битьем служанку не выучишь, то и другие пути найдутся!

Так и тянулись долгие зимние месяцы, и единственной отдушиной для Маши стало чтение сочинений Вождя, единомышленников пока у нее не было. Селяне отмахивались от девушки и считали общевистские идеи бредовыми, а то и вовсе прогоняли, обидно обзывая убогой и полоумной.

Вообще-то девушка всегда думала, что крестьяне и ремесленники при капитализме жили очень плохо и бедно, — так учили на уроках истории, — но это были какие-то другие люди! Здешние обитатели жили неплохо, угнетать их, судя по всему, никто не собирался, да и откровенных бедняков Маша не видела. У кого не было своего хозяйства, тот нанимался к зажиточному соседу. Конечно, все хотели жить лучше, но не желали ради этого чем-то жертвовать. Самый большой риск, на который они соглашались пойти, — так это купить телочку или бычка в чужой деревне! Что до роста благосостояния… Они готовы были вкалывать на своем поле с утра до ночи, по необходимости работали на общинном. Урожая не соберешь — нечем будет подати платить, тогда придется с себя портки снимать! Но вот делиться с бедными не желали совершенно. Что больше всего поражало Машу: даже те, кто выбился в середнячки из самых низов, кто еще не забыл, каково это — быть бедным, отказывались проявлять трудовую солидарность наотрез. Мы своим горбом себе все заработали, говорили они, а эти на готовенькое хотят? Нет уж, пускай трудятся до седьмого пота, а там видно будет, гожие это люди или нет!

Маша утешала себя тем, что сразу революции не делаются, нужна подготовка, и в редкие свободные часы проводила уроки политграмоты. На них, правда, приходило совсем мало народу, и то, как подозревала Маша, от скуки — долгими зимними вечерами заняться было особенно нечем, молодежь на посиделки собиралась, а кто постарше, особенно одинокие, не знали, куда себя деть. А тут и с соседями встретишься, и рукоделием каким-нибудь можно заняться в компании, пока рыжая девица бубнит что-то непонятное.