Миры Роджера Желязны. Том 3 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 35

Я достал из кармана карточку и протянул ее Денису Вексроту. Не обращая на нее никакого внимания, он продолжал:

— Вы оказываете деморализующее влияние на многих в нашем университете… Мне ужасно любопытно, что сказал бы ваш дядя, если бы узнал, каким образом вы исполняете его волю. Он…

— Я спрошу его, когда он тут появится, — успокоил я Вексрота. — Впрочем, я навещал его в прошлом месяце, и у меня не сложилось впечатления, что он намерен сделать это в ближайшее время.

— Простите? Что-то я не…

— Дядя Альберт — один из тех счастливчиков, что оказались замешанными в скандале Поживем-Еще-Капельку. Около года тому назад. Помните?

Вексрот задумчиво покачал головой:

— Боюсь, что нет. Я думал, ваш дядя умер. По правде говоря, он должен быть мертвым. Если завещание…

— Это деликатный философский вопрос, — начал я. — С точки зрения закона он, конечно же, умер. Только дядя Альберт велел заморозить себя и положить в Поживем-Еще-Капельку — один из центров криоконсервации. Однако владельцы центра оказались, мягко говоря, не совсем честными людьми, и дядю перевели в другое учреждение подобного рода вместе с еще несколькими счастливчиками.

— Счастливчиками?

— Мне кажется, это самое подходящее слово. В книгах Поживем-Еще-Капельку числилось более пятисот клиентов, а на самом деле заморозили только около пятидесяти. Они получили огромные барыши таким способом.

— Послушайте, мне кажется, я чего-то не понимаю. А что стало с остальными?

— Самые лучшие части их тел и органы оказались на рынке. Еще одно поле деятельности, которое принесло центру Поживем-Еще-Капельку приличные деньги.

— Теперь, по-моему, я что-то припоминаю. А как же… останки?

— Один из партнеров владел еще и похоронным бюро. Он помогал избавляться от тел.

— О! Да… Подождите минутку. А что они делали, если приходили посетители с требованием показать им своего замороженного друга или родственника?

— Меняли таблички с именами. Одно замороженное тело очень похоже на другое, если смотреть на него через покрытое инеем стекло — что-то вроде леденца в целлофановой обертке. Короче говоря, дядя Альберт оказался одним из тех, кого они держали для демонстрации. Ему всегда везло.

— А каким образом удалось вывести их на чистую воду?

— Уклонение от налогов. Их погубила жадность.

— Понятно. Значит, ваш дядя может спросить у вас отчета — когда-нибудь?

— Такая возможность существует. Если честно, успешных возрождений было совсем немного.

— Ваш дядя объявится в один прекрасный день и попросит у вас отчета о вашей деятельности, а вас это совершенно не беспокоит?

— Я всегда решаю проблемы по мере их возникновения. Насколько мне известно, дядя Альберт пока еще не возник.

— Учитывая волю университета и вашего дяди, я считаю своим долгом указать вам, что вы наносите вред еще в одной области.

Я внимательно изучил кабинет. Даже под стул заглянул.

— Сдаюсь, — признал я свое поражение.

— Вы наносите вред себе.

— Себе?

— Вот именно, себе. Согласившись на легкую в экономическом смысле жизнь, вы поддаетесь инерции. Собственными руками лишаете себя возможности занять достойное положение в обществе. И замыкаетесь в своем безделье.

— Безделье?

— Безделье. Вы же болтаетесь здесь без дела целые годы.

— Получается, что вы действуете в моих интересах, стараясь выкинуть меня из Университета, так что ли?

— Точно.

— Мне очень неприятно вам это говорить, но история знает множество людей, подобных вам. Их принято судить достаточно строго.

— История?

— Не факультет истории. История как наука. Вексрот вздохнул и покачал головой. Потом взял мою карточку, откинулся на спинку стула, подымил немного трубкой и начал внимательно изучать то, что я написал.

«Интересно, он действительно считает, что делает мне добро, стараясь разрушить мою жизнь? — подумал я. — Вполне возможно».

— Минутку, — проговорил вдруг Вексрот. — Здесь ошибка.

— Там нет ошибок.

— Количество часов проставлено неверно.

— Нет, верно. Мне нужно двенадцать. Там стоит двенадцать.

— Я ничего не имею против этого, но…

— Шесть часов на мой собственный проект, соединяющий в себе несколько дисциплин, изучение предмета на месте, в моем случае речь идет об Австралии.

— Знаете что, на самом деле это должен быть курс антропологии. Один из основных курсов. Но я имел в виду не это…

— Далее, три часа сравнительной литературы, вместе с курсом, посвященным изучению творчества трубадуров. Тут для меня все совершенно безопасно, к тому же я смогу воспользоваться видео — и еще один час на общественные науки, так же по видео я буду следить за текущими событиями. Здесь тоже все в порядке. Получается уже десять часов. Еще два часа на продвинутый курс плетения корзин — итого, двенадцать. Я свободен?

— Нет, сэр! Ни в коем случае! Последний курс предполагает три часа занятий — и, следовательно, считается основным!

— Похоже, вы еще не видели циркуляр номер пятьдесят семь, не так ли?

— Что?

— В него были внесены изменения.

— Я вам не верю.

Я посмотрел на его корзинку с корреспонденцией.

— Почитайте свою почту.

Вексрот схватил корзинку, перебрал то, что там лежало. Где-то в самой середине стопки бумаг нашел листок. На лице у него сначала появилось недоверие, потом ярость и озадаченность — и все это в течение всего пяти секунд. Я очень рассчитывал на отчаяние, но полного счастья не бывает.

Когда мой куратор снова повернулся ко мне, у него был очень расстроенный и удивленный вид.

— Как вам это удалось? — спросил он.

— А почему вам в голову лезут самые отвратительные подозрения?

— Потому что я читал ваше личное дело. Вы каким-то образом добрались до преподавателя, не так ли?

— И не стыдно делать такие предположения? Кроме того, я был бы полнейшим кретином, если бы ответил на ваш вопрос, разве не так?

— Да, наверное. — Вексрот вздохнул.

Он достал ручку, с силой щелкнул кнопкой — непонятно зачем — и написал свое имя в самом низу карточки на строке «Утверждено».

Возвращая мне карточку, он заявил:

— Надеюсь, вы понимаете, что мне почти удалось вас поймать. Однако вы опять ускользнули. Что же дальше?

— Насколько я понимаю, в будущем году планируется ввести два новых основных курса. Я думаю, мне следует поговорить с каким-нибудь другим факультетским куратором, если я собираюсь поменять поле деятельности.

— Вам придется иметь дело со мной, — сказал Вексрот. — А уж я сам свяжусь с теми, кто будет отвечать за новые курсы.

— У каждого есть факультетский куратор.

— Вы являетесь особым случаем, требующим особого внимания. Вы должны сообщать мне о своих дальнейших намерениях.

— Хорошо, — согласился я, потом встал и положил карточку в карман брюк. — В таком случае до встречи.

Кода я шел к двери, Вексрот бросил мне в спину:

— Я найду способ справиться с вами.

— Вы, — остановившись на пороге, нежным голосом заявил я, — вы и Летучий Голландец.

А потом я осторожно прикрыл за собой дверь.

Глава 2

Происшествия и фрагменты, время, разбитое на отдельные эпизоды. Вот например…

— Ты не шутишь?

— Боюсь, что нет.

— Меня бы больше устроило, если бы этот беспорядок был естественного происхождения, — сказала она. Глаза у нее были широко раскрыты, и она упорно отступала к двери, через которую мы только что вошли.

— Ну, то, что здесь произошло, уже произошло. Мы уберем все и…

Она открыла дверь. Ее длинные, великолепные волосы взметнулись, когда она отчаянно покачала головой.

— Знаешь, я хочу обдумать все это еще разок, — сказала она мне и вышла в коридор.

— Да брось ты, заходи, Джинни. Ничего страшного не случилось.

— Я сказала, что хочу подумать. Она начала закрывать за собой дверь.

— Позвоню тебе попозже?

— Не стоит.

— Завтра?