Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Миры Роджера Желязны. Том 2 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

Как-то раз выступал он в радиопередаче, и, естественно, со своим «номером». «Номер» был что надо: остроумный, острословный, с тезами и антитезами, словом, шедевр. Только вот беда: с работы его после этого турнули, потому что оказалось, что номер-то старый. В отчаянии, разодрав на себе одежды и посыпав главу пеплом, взобрался комик на перила ближайшего моста и приготовился сигануть в черные струи символа смерти, протекавшего внизу. Как вдруг — голос. «Не бросайся, мол, в черные струи символа смерти, подбери свои одежды, стряхни пепел и спускайся сюда, на рельсы». Обернулся он и видит странное существо, скорее, не странное, а страшное, страхолюдное — все в белом, смотрит на него: рот до ушей, а во рту один зуб торчит. «Кто ты, странное, улыбающееся существо в белом?» — спрашивает комик. «Ангел Света, — отвечает она. — Явилась, чтоб ты руки на себя не наложил». Он головой качает: «Увы! Ничего мне больше не осталось, номер мой все знают, никому не смешно». Она ему: «Не надо. Выбрось из головы. Мы, Ангелы Света, творим чудеса. Я тебе столько анекдотов расскажу, что ты потом их за всю вашу недолгую и скучную смертную жизнь не перескажешь». — «Благодарю, — он отвечает. — Что же я должен сделать, чтобы сбылось такое диво дивное?» — «А ты переспи со мной», — отвечает Ангел. «Да неужто вы, ангелы, тоже этим занимаетесь?» — он спрашивает. «Очень даже, — ответствует Ангел. — Ты Ветхий Завет перечитай повнимательней, много чего про нас, ангелов, узнаешь». — «Ладно, договорились», — говорит комик и пепел с главы отрясает. И они удалились, и сделал он с ней «номер», хотя, по правде сказать, вряд ли это была среди Дочерей Света первая красавица. Наутро проснулся он бодрый и полный сил, прикрыл ее наготу и кричит: «Пробудись! Пора сдержать слово — жду твоих анекдотов». Она открывает один глаз и так это смотрит на него. «Ты со своим номером сколько выступал?» — спрашивает. «Тридцать лет», — комик отвечает. «А всего тебе сколько годков будет?» — «Уф, сорок пять». Она зевнула и говорит с улыбочкой: «В твои-то годы странно в Ангелов Света верить». Ну вот, это и был его новый номер… А теперь поставьте мне какую-нибудь музыку душевную, ладно? Вот-вот, хорошо. Сразу ничего не чувствуешь. А знаешь, почему? Где теперь, в наши дни, услышишь душевную музыку? У дантиста, в банке, магазине и в таких местах, как это, где приходится черт знает сколько ждать, пока тебя обслужат. То есть слушаешь ты душевную музыку и одновременно получаешь психическую травму. И каков результат? А таков, что душевная музыка теперь — самая бездушная вещь. Но аппетит от нее — зверский. Почему? Потому, что ее играют во всех ресторанах, где приходится долго ждать. Ждешь, ждешь, и тебе ублажают душу душевной музыкой. Ладно… Где парень с водой и с тазиком? Я хочу вымыть руки… А это ты слышал — про чудака, которого послали на Альфу Центавра? Обнаружил он там гуманоидов и стал изучать их нравы и обычаи, фольклор и табу. В конце концов столкнулся с проблемой воспроизводства. Подвернулась тут нежная юная особа, взяла нашего чудака под ручку и отвела на фабрику, где этих самых центаврийцев делали. А там такая картинка: туловища по конвейеру едут, суставы им ввинчивают, мозги прямо в черепушки отгружают, ногти в пальцы вставляют, требуху по животам распихивают, ну, и прочее. Удивился наш чудак, а юная леди его спрашивает: «Что ж тут удивительного? А вы на Земле как обходитесь?» Взял он ее тогда за белую руку. «Пойдем, — говорит, — вон за тот пригорок, там я тебе и покажу». Пошли, стал он показывать, а она хохочет. «В чем дело? — он интересуется. — Почему смеешься?» «А потому, — она отвечает, — что у нас так машины делают…» Не забывайте меня, девочки, пишите письма!

— …Это я, Орфей, рвите меня на куски! Пришло время! Придите, корибанты, и свершите над несчастным певцом вашу волю!

Темнота. Крик.

Тишина…

Аплодисменты!

Она всегда приходила задолго до начала, одна, и всегда садилась на одно и то же место — в десятом ряду, справа, и единственное, что действительно причиняло ей неудобство, было то, что в антракте она могла помешать тем, кто хотел выйти.

Она приходила задолго до начала и оставалась в зале, пока театр не стихал. Ей нравились хорошо поставленные актерские голоса, и поэтому она предпочитала английских актеров американским.

Она любила мюзиклы, даже не столько потому, что любила музыку, сколько потому, что ей нравились трепетные звуки голосов. Поэтому же она особенно любила пьесы в стихах.

Она любила елизаветинцев, но не любила «Короля Лира». Ее глубоко волновали пьесы древних греков, однако слушать «Царя Эдипа» было выше ее сил. «Чудотворец» и «Свет погас» ей тоже не нравились.

Она носила дымчатые очки и не носила трость.

Как-то вечером, еще до того, как поднялся занавес перед последним действием, темноту прорезал луч света, и появившийся в нем мужчина спросил: «Есть в зале врач?»

Никто не откликнулся.

— Это срочно, — продолжал мужчина. — Если здесь есть врач, большая просьба пройти в канцелярию в главном фойе, сейчас же.

Говоря, он оглядывал ряды, но люди сидели не шевелясь.

— Спасибо, — сказал он и покинул сцену.

Когда в темноте появился луч света, она инстинктивно наклонила голову в его сторону. После объявления занавес поднялся, движение и голоса на сцене возобновились. Она ожидала, вслушиваясь. Потом, встав, пошла вдоль рядов, ведя кончиками пальцев по стене.

Выйдя в фойе, остановилась.

— Разрешите помочь вам, мисс?

— Да, я ищу канцелярию.

— Это здесь, налево.

Она повернулась и двинулась влево, выставив вперед руку. Коснувшись стены, провела по ней ладонью, быстро нащупав дверной косяк. Потом постучала.

— Да? — Дверь открылась.

— Вам нужен врач?

— А вы врач?

— Да, да.

— Тогда скорее! Вот сюда, пожалуйста!

Она двинулась вперед, следуя за звуком мужских шагов, вверх по коридору, опоясывающему зал. Потом услышала, как провожатый поднялся на семь ступенек вверх, и сделала то же самое.

Они приблизились к артистической уборной; она вошла следом за ним.

— Вот.

Она повернулась вслед за его голосом.

— Что случилось? — спросила она, подходя к тому месту, куда указывал голос.

Руки ее коснулись лежащего тела. В тот же момент раздались неприятный булькающий звук и тихое, еле слышное покашливание.

— Рабочий сцены, — пояснил мужской голос. — Кажется, подавился конфетой. Он все время их сосет. Короче, что-то у него там, в глотке, застряло. Не проглотить, не выплюнуть.

— «Скорую» вызвали?

— Да. Но вы поглядите, он уже синеть начал! Боюсь, как бы они не опоздали.

Опустив руку, она запрокинула голову рабочего и ощупала горло.

— Да, что-то у него застряло, от этого и удушье. Придется резать, иначе мне никак не добраться. Дайте мне короткий острый нож — стерильный. Скорее!

— Слушаю, мэм, сейчас!

Мужчина ушел. Она осталась одна. Прощупала пульс на сонной артерии. Положила руки на судорожно вздымающуюся грудную клетку. Еще больше запрокинула голову и снова ощупала горло.

Прошла минута, еще одна. Послышались торопливые шаги.

— Вот, возьмите… Мы протерли лезвие спиртом…

Она взяла нож. Издалека донеслась сирена «скорой». Однако нельзя было сказать наверняка, успеет ли она.

Женщина провела кончиками пальцев по лезвию. Потом еще раз ощупала горло лежащего перед ней человека. Развернувшись вполоборота к тому, чье присутствие угадывалось за спиной, она сказала:

— Думаю, вам лучше не смотреть. Мне придется сделать экстренную трахеотомию. Это зрелище не из приятных.

— Хорошо. Я подожду в коридоре. Звук шагов. Звук закрывшейся двери.

Она сделала первый надрез. Послышалось нечто вроде вздоха. Струя воздуха вырвалась наружу. Потом было мокро… Хлюпающий звук.

Она откинула голову. Когда врачи «скорой» вошли в комнату, руки ее уже перестали дрожать: она знала, что человек будет жить.

— …Шеллот, — представилась она врачу. — Эйлин Шеллот, психиатр.

— Я слышал о вас. Но разве вы?..