Миры Роджера Желязны. Том 15 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 59

Хасан покачал изящной головой:

— Ты ничего не помнишь, ведь правда?

— Ты подписал договор в Анкаре и нарушил его через год. Ты открыл свободный проезд в Старый город для евреев и христиан, а затем расстрелял их машины, когда они подъехали к пропускному пункту. Ты называешь себя Ветром Бога, потому что не подчиняешься законам ни одной страны. И все же люди любят тебя. Они называют твоим именем свое оружие и бросаются в битвы, которые не могут выиграть. Зачем ты здесь?

Улыбка на лице Хасана делалась все шире. Нетерпение остальных арабов улеглось, словно Хасан положил руку на плечо каждого.

— Потому что ты здесь, Томас.

— А что ты здесь сделал? Захватил электростанцию. Может, думаешь, тебе заплатят за то, что ты оставишь ее в рабочем состоянии? Или, может, они дадут тебе спокойно выйти отсюда — и сдержат свое слово, когда ты пригрозишь взорвать все это?

— Они ее сами мне предложили, — усмехнулся Хасан. — Бросили вызов. Это был такой лакомый кусочек, к тому же так небрежно охраняемый, — мог ли я устоять?

— И все это — чтобы дать Америке пинка?

— Не только Америке — западной цивилизации в целом.

— А что плохого сделал тебе Запад?

— Ты в самом деле не помнишь этого, Томас?

— В этой стране полно людей, которые ненавидят твою идеологию, Хасан. Это беженцы из Палестины, Ирана, Ирака, Пакистана и Афганистана — все они приехали в эту страну, чтобы избежать твоих сетей террора. Они устали от древней кровавой вражды, которая привязывает человека к его племени, а его племя противопоставляет всему человечеству. У тебя нет здесь последователей.

— Слушайте — говорит Запад! — Хасан поднял руки ладонями наружу в издевательском восхищении. — Вы — интернационалисты и космополиты, потому что завоевали и покорили все другие нации, кроме своей собственной. Вы ставите разум и науку выше веры и смирения, потому что в гордыне своей полагаете, что сумели вычислить промысел Божий. Вы почитаете людские договоры, законы и обещания, потому что утеряли свою веру… Так ты не помнишь?

Гарден мог еще многое сказать, но какая-то умоляющая нотка в голосе Хасана заставила его сделать паузу. Он посмотрел на Сэнди, но она отвела глаза.

— Что я должен помнить?

— Ты прикасался к камням?

— К каким камням?

— К камням старика, которые забрал у Александры.

— Да, прикасался.

— Ну и?..

— Они… издают звуки, ноты. Как стеклянная гармоника — но, может быть, эти звуки у меня в голове.

— И все? Просто звуки? — Хасан казался разочарованным.

— А должно быть что-то еще?

Хасан посмотрел на Сэнди, затем на Итнайна.

— Вы уверены, что это тот человек?

— Он не может быть не тем, мой господин! — почти завопила Сэнди.

Итнайн кивал, и пот катился по его лицу. Губы Хасана изогнулись в брезгливой гримасе, глаза презрительно сузились.

— Ты пойдешь с Хамадом, — сказал он наконец Итнайну. — Найдешь пульт управления. Начнешь снижать уровень энергии. Будем с ними торговаться.

— Да, мой господин. — Итнайн поклонился, собрал взглядом своих людей и бегом бросился выполнять команду.

— Мой господин Хасан… — начала Сэнди. Вождь посмотрел на нее тяжелым взглядом.

— Возможно, мы потерпели неудачу, — продолжала она. — Да, мы не сумели привести этого человека в то состояние, которое тебе требовалось. Это моя вина, и я…

— Ну что еще? — рявкнул Хасан.

— Возможно, если снова обеспечить ему контакт с осколками камня…

— Да при чем тут камни-то эти? — спросил Гарден.

Не отводя убийственного взгляда от ее помертвевшего лица, Хасан протянул руку ладонью вверх. Она торопливо вытащила из кармана брюк пенал старика-тамплиера. Хасан взял его и открыл крышку. Шесть камней, шесть фрагментов музыкальной гаммы, покоились в своих серых поролоновых гнездах.

— Держите его! — крикнул Хасан своим людям. Гардену тут же заломили руки, обхватили сзади за талию и колени.

Держа коробочку на вытянутой руке, словно там был яд, Хасан поднес ее к подбородку Гардена и прижал снизу так, что три камня коснулись кожи.

Боль, такая же, как прежде, но слабее. И аккорд: ля, до-бемоль, ре-бемоль, что-то еще. И еще цветная карусель перед зажмуренными глазами: лоскутки пурпурного, голубого и желто-зеленого, другие краски, выпавшие из радуги. Что-то еще ввинчивалось в мозг: обрывки воспоминаний, измерения времени, скрещенные клинки на фоне неба, кавалерийский пистолет с восьмидюймовым дулом, шеренга зеленых мундиров с блестящими медными пуговицами, другие образы, слишком быстро мелькающие в голове.

Тому Гардену хотелось потерять сознание от боли, но он не мог.

Хасан отвел руку с камнями.

Гарден открыл глаза. Он смотрел прямо в черные, лишенные глубины глаза арабского вождя.

— Это не тот человек, — сказал Хасан почти с грустью.

— Мой господин! — вскрикнула Сэнди. — Давай попробуем…

— Нет, — отрезал Хасан. — Мы слишком долго пробовали. Он — ничто. — И своим людям: — Уведите его и свяжите.

— Они не должны этого делать, — заметил ИИ на дальнем конце кабеля. Собственно, он говорил сам с собой, забыв, что подключен к волоконно-оптической системе Элизы.

— Что делать? — спросила она. — Двойник переключился в режим прослушивания. А может, он вообще исчез?

— Они изменяют границы зоны воспроизводства, — сказал ИИ. — Дают неверное сочетание кодов. Такого рода команды всегда должны сопровождаться правильной последовательностью кодов. Я остановил их.

— Это… правильно?

— Это необходимо.

Элиза ждала, напряженно вслушиваясь.

— Ну нельзя же так делать! — снова пожаловался ИИ тысячу миллисекунд спустя. — Они ведь разрушат целостность поля.

Двойник внезапно вышел из своего дремотного режима.

— Сканируй людей! — скомандовал он. — Нет времени, я должен…

— Сканируй их!

— Нет значков. Не персонал. Не уполномочены.

— Один из них должен излучать следующий энергетический рисунок, — начал Двойник мягко, — примерно такой, — он начал развертывать последовательность чередующихся положительных и отрицательных чисел. Отрицательные содержали очертания самого Двойника.

— Сканирую… Есть один такой.

— Пометь его и отслеживай.

— Но запрещенные команды! Магнитное поле теряет стабильность!

— Пусть продолжают.

Гарден лежал там, где арабы оставили его: на боку, локти связаны сзади, колени и лодыжки тоже связаны, длинная петля охватывала запястья и лоб, оттягивая голову назад. Он находился в темном чулане, где-то далеко от реакторного зала.

Дверь у него за спиной открылась, пропуская полоску света и какую-то тень. Затем закрылась.

Он попытался повернуть голову и посмотреть, но это движение затянуло петлю на руках и причинило боль. Он расслабился и уронил голову на цементный пол.

Под потолком зажглась лампочка в проволочной сетке.

— Том?

— Сэнди.

— Мне тебя так жалко.

— Что он от меня хочет? При чем тут я?

— Ты этого так и не понял?

— Нет, и пропади оно пропадом, что бы это ни было! Она опустилась перед ним на колени и низко наклонилась. Ее глаза изумленно округлились.

— Ты лжешь, Том Гарден. Ты всегда чувствовал в себе силу. Она — за пределами твоих лет, твоего тела. И ты это ясно ощущаешь, когда трогаешь камни. Ты не должен мне больше лгать.

— Только боль — вот что я чувствую, когда трогаю их. Боль, музыка, цвет — и это все.

— А что же ты еще хочешь?

— То есть?

— Могущество — это всегда боль. И музыка, и цвет, разумеется. Но прежде всего боль. Вопрос только в том, знаешь ли ты, как пользоваться этой силой? Или нет? Или же ты просто скрываешь от нас свое знание?

Она поставила на пол небольшой прямоугольный предмет. Гарден рассматривал его, скосив глаза: кожаная папка, отделанная зеленым бархатом, наподобие футляра для драгоценностей. Внутри оказались квадратные конверты из вощеной бумаги, вроде тех, в которых хранятся коллекционные камни. Она вытащила два наугад, раскрыла, стараясь не дотрагиваться пальцами до содержимого, и высыпала на пол осколки того же красно-коричневого камня. Они начали подпрыгивать и приплясывать на грязном сером полу перед его глазами.