Миры Роджера Желязны. Том 11 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 24

— Кого?

— Еще не знаю. Мне надо сначала выяснить, кто владеет таким мастерством, а потом сделать ему формальное предложение, чтобы он поделился со мной результатами. Конечно, я с вами тоже поделюсь.

— А что, если это будет некто, кого ты не выносишь?

— Не имеет значения. Существуют правила, даже когда вы пытаетесь убить друг друга. Если им не следовать, долго не протянешь. Возможно, у меня есть нечто необходимое этому лицу — умение выполнять дополнительные расчеты или, скажем, вычислить что-нибудь еще, кроме центра.

— Что, например?

— Ну, место, где найдут труп. Место, где можно достать определенную траву. Склад, где находится конкретный ингредиент.

— Правда? Я ничего не знал о таких дополнительных расчетах. Насколько трудно их делать?

— Некоторые очень трудно. Некоторые легко. Мы повернули и пошли обратно.

— Насколько трудно рассчитать местонахождение тела? — спросил Ларри, пока мы поднимались на холм.

— На самом деле это-то довольно просто.

— А что, если ты попробуешь определить местонахождение того полицейского, которого мы сбросили в реку?

— Вот это уже сложно, поскольку здесь участвует много дополнительных переменных. Если труп просто переместили или если известно, что кто-то умер, но не известно где, — тогда это не очень трудно.

— Это действительно напоминает озарение, — заметил он.

— А когда вы говорите о своем предвидении, о способности предчувствовать, когда что-то должно случиться или каким образом, — разве это не напоминает озарение?

— Нет. Я думаю, это больше напоминает подсознательное умение использовать статистику на фоне достаточно хорошо известного поля деятельности.

— Ну, некоторые мои расчеты, вероятно, очень похожи на сознательный способ сделать то, что вы делаете подсознательно. Очень может быть, что вы просто интуитивный расчетчик.

— А трюк с нахождением трупа? Разве не озарение?

— Так только кажется со стороны. Кроме того, вы только что видели, что может произойти с моими расчетами, если мне недостает какого-то ключевого фактора. Вряд ли это можно назвать озарением.

— Предположим, я скажу тебе, что все утро меня тревожило сильное предчувствие, что один из игроков умер?

— Боюсь, это выше моих сил. Мне нужно знать, кто это и некоторые обстоятельства. Я в действительности больше имею дело с фактами и вероятностями, чем с подобными вещами. Вы это серьезно, насчет предчувствия?

— Да.

— А вы чувствовали то же самое, когда Графа проткнули колом?

— Нет. Но с другой стороны, я не думаю, чтобы его все-таки можно было считать живым в прямом смысле слова.

— Увертка, увертка, — сказал я, и он уловил мою улыбку и улыбнулся в ответ. Наверное, понять другого можно, только побывав в его шкуре.

— Ты ведь хотел показать мне Гнездо Пса? Любопытно.

— Пойдем, — ответил я, и мы пошли и взобрались на тот холм.

На его вершине мы немного побродили, и я показал Ларри тот камень, сквозь который нас втянуло. Надпись на нем снова превратилась в еле заметные царапины. Он тоже не смог ее разобрать.

— Тем не менее отсюда открывается чудесный вид, — сказал Ларри, осматривая окрестности. — О, вон дом пастора. Интересно, принялись ли у миссис Эндерби те черенки?

Мне представлялась возможность. Наверное, я мог ухватиться за нее прямо сейчас и рассказать ему всю историю, от Сохо до сегодняшнего дня. Но я понял, по крайней мере, что удерживает меня от этого шага. Ларри напоминал мне одного моего давнего знакомого — Рокко. Рокко был крупным, вислоухим охотничьим псом, всегда веселым; радостно прыгая по жизни или завоевывая ее тяжким трудом, он неизменно пребывал в таком прекрасном настроении, что некоторых это раздражало; и еще он был очень целеустремленным. Однажды на улице я окликнул его, и он без колебаний бросился через дорогу, не обращая на окружающую обстановку даже того элементарного внимания, которое свойственно любому щенку. Его переехала повозка. Я кинулся к нему, и будь я проклят, если он не выглядел счастливым при виде меня в те последние минуты. Если бы я не разевал свою пасть, он мог бы оставаться счастливым гораздо дольше. Так вот… Ларри не так глуп, как Рокко, но и он склонен к подобному энтузиазму, который долгое время подавляла стоящая перед ним большая проблема. Сейчас, по-видимому, он почти придумал какой-то способ решить эту проблему, и Великий Детектив в его нынешнем обличье очень его развлекал. Поскольку я не считал, что он может так уж много выдать, то вспомнил Рокко и сказал себе — к черту. Потом.

Мы спустились с холма и пошли обратно, и я выслушивал его рассказы о тропических растениях, о растениях средней полосы, об арктических растениях, о дневных и ночных циклах растений, о лечении травами у многих народов. Когда мы подходили к дому Растова, я заметил нечто, что сперва показалось мне куском веревки, свисающим с ветки дерева и раскачивающимся на ветру. Через секунду я узнал в нем Шипучку, подающего мне сигналы.

Я перешел на левую сторону дороги и ускорил шаги.

— Нюх! Я тебя искал! — крикнул Шипучка. — Он сделал это! Он сделал это!

— Что? — спросил я.

— Покончил с собой. Я нашел его в петле, когда вернулся с кормежки. Я знал, что он в депрессии, я говорил тебе…

— Как давно это случилось?

— Около часа назад. Потом я пополз искать тебя.

— Когда ты ушел из дома?

— Перед рассветом.

— Тогда с ним было все в порядке?

— Да. Он спал. Вчера ночью он пил.

— Ты уверен, что он покончил с собой сам?

— Возле него на столе стояла бутылка.

— Это ничего не значит, учитывая то, как он пил.

Ларри приостановился, увидев, что я завел разговор. Я извинился перед Шипучкой и рассказал Ларри, в чем дело.

— Похоже на то, что ваше предчувствие было верным, — сказал я. — Но я бы не смог это рассчитать.

Затем мне в голову пришла одна мысль.

— Икона… Она все еще там?

— На виду ее нет, — ответил Шипучка. — Но она обычно и не лежит на виду, если только он не достает ее зачем-нибудь.

— Ты проверял там, где он ее хранит?

— Не могу. Для этого нужны руки. У него под кроватью есть одна доска. Она лежит ровно и на вид ничем не отличается от других, но легко вынимается, если поддеть пальцами, у кого они есть. Под ней — пустота. Он хранит икону там, завернутой в красный шелковый платок.

— Я попрошу Ларри поднять доску, — сказал я. — Какая-нибудь из дверей не заперта?

— Не знаю. Тебе придется их проверить. Как правило, он держит их запертыми. Если они заперты, то мое окно приоткрыто, как всегда. Ты можешь поднять раму и забраться в дом этим путем.

Мы направились к дому. Шипучка соскользнул вниз и последовал за нами.

Входная дверь была не заперта. Мы вошли и подождали, пока Шипучка нас догонит.

— Куда идти? — спросил я.

— Прямо, в эту дверь.

Мы так и сделали и вошли в комнату, которую я видел снаружи, когда заглядывал в окно. И Растов висел там, на веревке, привязанной к балке. Всклокоченные черные волосы и борода обрамляли его бледное лицо, черные глаза вылезли из орбит, струйка крови, выбежавшая из левого угла его рта на бороду, засохла и стала похожа на темный шрам. Лицо его было опухшим, пурпурного цвета. Рядом лежал опрокинутый стул.

Мы всего секунду смотрели на его останки, и я вспомнил вчерашнее замечание старого кота. Не об этой ли крови он говорил?

— Где спальня? — спросил я.

— Сзади, за этой дверью, — ответил Шипучка.

— Пошли, Ларри, — сказал я. — Вы нам нужны, чтобы поднять доску.

В спальне царил ужасный беспорядок, повсюду груды пустых бутылок. Постель скомкана, белье пахнет застарелым человеческим потом.

— Под кроватью есть неприбитая доска, — обратился я к Ларри. Потом спросил Шипучку: — Какая именно?

Шипучка заполз под кровать и остановился на третьей доске.

— Вот эта, — сказал он.

— Та, на которую показывает нам Шипучка, — сообщил я Ларри. — Поднимите ее, пожалуйста.

Ларри опустился на колени, протянул руку и ногтями поддел край доски. Она сразу же поддалась, и он осторожно поднял ее.