Миры Роджера Желязны. Том 10 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 25

Но мы же заметили сатира, стоявшего посреди с задранным носом.

Я увидел, как рука Джорджа потянулась к ружью, стреляющему пилюлями со снотворным. Я взял его за плечо, посмотрел ему в глаза, покачал головой. Он пожал плечами, кивнул и опустил руку.

Я вытащил из-за пояса пастушью дудку, которую попросил у Язона, жестом велел остальным пригнуться и оставаться на месте. Я продвинулся вперед на несколько шагов и поднял к губам дудку.

Первые ее звуки были пробными. Давненько я не играл на дудках.

Он прянул ушами и оглянулся. Сделал несколько быстрых движений в трех различных направлениях — как испуганная белка, не знающая, к какому дереву броситься. А затем застыл, дрожа, когда я уловил старую мелодию и она поплыла в воздухе.

Я продолжал играть, вспоминая все эти рожки, свирели, дудки, мелодии, и все то горькое, и сладкое, и хмельное, что на самом деле я всегда знал.

Все это вновь вернулось ко мне, когда я стоял там, играя для этого мохноногого парнишки, — я вспомнил и расположение пальцев, и подачу воздушной струи, и эти мелкие переходы, и это удержание звука — все, о чем можно поведать только на дудке. Я не могу играть в городах, но внезапно я снова оказался самим собой, и я увидел лица среди листвы, и я услышал стук копыт.

Я двинулся вперед.

Как во сне, я понял, что стою, прислонившись спиной к дереву, а вокруг — все они. Они переминались с копыта на копыто, неспособные хотя бы чуточку остановиться, и я играл для них, как часто делал это много лет назад, не зная даже, те ли они самые, кто слушал меня тогда, — хотя в общем-то мне было все равно. Они копытили вокруг меня. Они смеялись, сверкая своими белыми-белыми зубами, и глаза их плясали, и они кружились, пыряя воздух своими рожками, высоко вскидывая свои козлиные ножки, наклоняясь далеко вперед, подпрыгивая и топоча землю.

Я закончил и опустил дудку.

Все они враз превратились в статуи, застыв на месте, уставившись на меня, и в диковатых темных их глазах не было человеческого разума.

Я снова медленно поднял дудку. На сей раз я исполнил самую последнюю из своих песен. Это была песня-плач — я исполнял ее в ту ночь, когда решил, что Карагиозис должен умереть. Я уже понял, что Возвращенство обречено. Они не вернутся, они никогда не вернутся. Земля погибнет. Я спустился тогда в Сады и играл эту последнюю мелодию, которую мне подсказал ветер, а может, даже звезды. На следующий день большой блестящий корабль Карагиозиса разбился в бухте Пирея.

Они расселись на траве. Порой кто-нибудь тайком смахивал слезы.

Собравшись вокруг меня, они слушали.

Не знаю, долго ли я играл. Закончив, я опустил дудку и тоже присел. Прошло какое-то время, затем один из них потянулся, тронул дудку и быстро отдернул руку.

Он глянул на меня.

— Уходите, — сказал я, но они, казалось, не поняли.

Тогда я поднял дудку и снова сыграл несколько песледних тактов.

Земля умирает, умирает. Скоро она умрет…

Все по домам, праздник окончен. Уже поздно, поздно, так поздно…

Самый большой из них покачал головой.

А теперь уходите, уходите, уходите. Оцените тишину. Жизнь уже сыграна, как нам и не снилось, — оцените тишину. Чего надеялись боги добиться, добиться? Ничего. Это была всего лишь игра. А теперь уходите, уходите, уходите. Уже поздно, поздно, так поздно.

Они все еще сидели, поэтому я встал, хлопнул в ладони, крикнул «Уходите!» и быстро пошел прочь.

Я собрал своих спутников и вывел их обратно на дорогу.

От Ламии до Волоса около шестидесяти пяти километров, включая крюк к Горючему Месту. В первый день мы, может, покрыли одну пятую того расстояния. Тем вечером мы разбили лагерь на пустой площадке в стороне от дороги. Ко мне подошла Диана и спросила:

— Ну так как?

— Что «как»?

— Я только что говорила с Афинами. Пустой номер. Редпол молчит. Мне нужно твое решение.

— Очень уж ты решительная. Почему бы нам еще не подождать?

— Мы и так ждали слишком долго. Полагаешь, он закончит путешествие раньше времени?.. Местность здесь превосходная. Для несчастного случая лучше и не придумаешь… Ты ведь знаешь, что скажет Редпол — то же, что и раньше, — а это означает одно: убить.

— И мой ответ тот же, что и раньше: нет.

Она опустила голову, быстро заморгала глазами.

— Пожалуйста, подумай.

— Нет.

— Тогда вот что от тебя потребуется, — сказала она. — Забудь об этом. Полностью. Ты умываешь руки. Соглашаешься на предложение Лоурела и даешь нам нового гида. Утром ты можешь улететь отсюда.

— Нет.

— Ты что, действительно не шутишь — насчет защиты Миштиго?

— Не шучу.

— Я не хочу, чтобы тебя покалечили, или чего похуже.

— Мне и самому не очень-то нравится такая перспектива. Так что ты избавишь обоих нас от массы неприятностей, если дашь отбой.

— Я не могу этого сделать.

— Дос Сантос сделает, только скажи ему.

— Это вовсе не административная проблема, черт подери!.. Как жаль, что я с тобой повстречалась!

— Виноват.

— На карту поставлена Земля, а ты занимаешь не ту сторону.

— Это вы не ту.

— Так что ты собираешься делать?

— Раз я неспособен вас убедить — стало быть, я просто должен вам помешать.

— Ты не можешь встать между Секретарем Редпола и его супругой, не имея на то весомых оснований. Мы находимся в слишком щекотливом положении.

— Знаю.

— Так что ты не можешь нанести вред Дону, и я не верю, что ты способен на это по отношению ко мне.

— Верно.

— Тогда остается Хасан.

— Снова верно.

— А Хасан есть Хасан. Что ты сделаешь?

— Почему бы не выдать ему его документы прямо сейчас? Это избавило бы меня от лишних хлопот.

— Я не сделаю этого.

— Так я и думал.

Она снова взглянула на меня. Глаза ее увлажнились, но в голосе ее и лице не произошло никаких изменений.

— Если окажется, что ты был прав, а мы нет, — сказала она, — то я буду чувствовать себя виноватой.

— Я тоже, — произнес я. — Очень.

В ту ночь я дремал рядом с Миштиго, чтобы его нельзя было достать ножом, но все было спокойно, ничего подозрительного. Утро тоже прошло без каких-либо событий, как и большая часть дня.

— Миштиго, — сказал я, когда мы остановились, чтобы сфотографировать холмы, — почему бы вам не отправиться домой? Обратно на Тайлер. Еще куда-нибудь. Подальше отсюда. И написать книгу про что-нибудь другое. Чем ближе мы к, населенным местам, тем меньше у меня возможности вас защищать.

— Вы дали мне автоматическое оружие, помните? — сказал веганец. Правой рукой он изобразил стрельбу.

— Прекрасно, только я бы на вашем месте еще потренировался.

— Вон там вроде коза стоит у нижней ветви дерева, я не ошибаюсь?

— Верно. Они любят лакомиться маленькими зелеными побегами на ветках.

— Я хочу сделать такой снимок. Это, кажется, олива?

— Да.

— Я должен знать, как назвать этот снимок. «Коза, поедающая зеленые побеги дерева оливы», — наговорил он своему диктофону. — Вот какая будет подпись.

— Великолепно. Снимайте, пока не поздно. Если бы он только не был таким необщительным, таким отчужденным, таким безразличным к своему благополучию… Я его ненавидел. Я не мог его понять. Он всегда молчал, раскрывая рот только в том случае, когда ему требовалась какая-нибудь информация или чтобы ответить на вопрос. Отвечал же он или немногословно, или уклончиво, или оскорбительно, или все зараз. Он был самодовольным, чванливым, голубым и очень властным. Это и вправду заставляло меня размышлять о вкладе Штиго-генов в область философии, филантропии и просвещенной журналистики. Он мне не нравился, вот и все.

Но в тот вечер я поговорил с Хасаном, после того как целый день не спускал с него глаза (голубого).

Он сидел у огня, напоминая своим видом набросок Делакруа. Эллен и Дос Сантос сидели поблизости, пили кофе, так что я освежил в памяти свой арабский и подошел.