Высшая ценность - Лоскутов Александр Александрович - Страница 53

— Огненная шахта?.. — негромко переспросил я. — Что еще за огненная шахта?

Бывший инквизитор споткнулся на полуслове. И смущенно отвел глаза.

— Видишь ли, — негромко пробормотал он, — у нас в Екатеринбурге тела еретиков после казни бросали в старую штольню.

Я удивленно поднял брови:

— Но это… Они же поднимутся!

— И поднимались. — Хмырь немного скованно кивнул. — Бродили там, верещали, ухали, но выбраться не могли — склон был слишком крутой. А когда их набиралось десятка два, мы лили в штольню солярку. Ну и…

— Интересные у вас были развлечения, — не совсем понимая, как мне относиться к подобному откровению, проворчал я. — Как это по-церковному…

Не договорив, я встал. Вглядываясь в отбрасываемые свечой тени, отошел к лестнице.

— Ладно, Хмырь. Прости, что не дал выспаться. Пойду я, пожалуй.

Схватившись за грубые импровизированные перила, я поставил ногу на устало скрипнувшую ступеньку.

— Подожди. Я обернулся.

— Подожди. — Хмырь торопливо зашарил под столом, выворачивая на свет какие-то бесформенные тряпки. С громким стуком брякнулся на пол извлеченный из этой внушающей брезгливое отвращение кучи стандартный армейский пистолет. Точная копия моего. — Я с тобой.

— Ты уверен?

Короткий вздох, показывающий свое отношение к столь вопиющей глупости:

— К сожалению.

— Тогда спасибо, — я отступил от лестницы и вновь опустился на стул. — Только ты можешь не суетиться так. Время есть. Можно даже еще выспаться.

— А мы разве не торопимся? — Рядом с пистолетом брякнулся знакомый уже мне обрез и высыпалась пригоршня патронов. Я поднял один из них… Серебряная дробь. Ничего себе! Откуда такие ценности?

— Нет, не торопимся. Сейчас ночь — время нечисти. Мы пойдем днем.

— Ты, кажется, забыл: мы идем не против нечисти. Сегодня против нас будут люди.

— Какая разница, — переваривая внезапно стукнувшее меня облегчение, тем более непонятное, что мы еще не только не спасли Ирину, но даже и не начинали, я перешел на короткие рубленые фразы: — Мы идем днем.

— С тобой все ясно, стратег… — Махнув рукой, Хмырь скрылся в полумраке, превратившись в смутную, едва различимую тень. — Вот ты скажи: за каким чертом я это делаю?

— Заслуживаешь прощение в глазах Господа.

— Это еще бабушка надвое сказала, — буркнул бывший инквизитор. — Прощение или наказание. Не факт, что вы с ней на пару не учудите что-нибудь такое, после чего Господу останется только скинуть нас всех в геенну огненную и забыть, где находится ключ от нее. Если вы вместе со своей подружкой вдруг вздумаете идти поперек воли Божьей, пострадают все, кто так или иначе принимал в этом участие.

Я вяло пожал плечами.

— Вряд ли будет справедливо наказывать человека за то, что он не совершал. Если мы что и сделаем, это будет наша вина. Не твоя. Тебе нечего опасаться на этот счет.

Хмырь резко вынырнул из темноты, сыпанув на стол еще пригоршню патронов:

— Ты не путай, друг Алексей, человеческую справедливость и божественную. Это абсолютно разные вещи. И сравнивать их между собой все равно, что равнять песчинку и гору. Вроде бы и то и другое — камень, но вот только суть-то кроется совсем даже не в этом.

— Ага. Я понял в чем. Только если ты думал, что это меня остановит, то это не так. Время рассказывать притчи прошло. И мне все равно, что скажет потом Бог— свой долг я исполню.

Вздохнув, Хмырь опустился в кресло. Подался вперед, в свете трепещущего на кончике фитиля огонька разглядывая мое лицо.

— Я мог бы спросить, что ты подразумеваешь под долгом, но, раз ты решил, что время притч окончено, спрошу другое: объясни мне, Алексей, куда ты со своей подружкой отправишься, если — дай-то Господи — нам повезет ее вытащить?

— Слушай, хватит уже! Она мне не подружка. Хмырь торопливо и явно издевательски закивал:

— Ага. Да-да, конечно. Я вижу. Не подружка… И все-таки?

— Куда-куда… В пригороды, естественно. Здесь, в городе, как бы я ни тужился, нас выловят быстро. Армия, инквизиция, церковь — это система, а бороться вдвоем против системы бесполезно. Но за периметром, где власть есть, только у Управления, я с ними могу потягаться. По крайней мере, зная устав чистильщиков и их основные приемы и ухищрения, два-три дня я протяну спокойно. А больше и не надо.

— Как это печально: бежать от людей к нелюдям, — вздохнул Хмырь. — И ты серьезно считаешь, что на самом деле вам следует немедленно бежать за город?

— Да.

— Ясно, — негромко сказал бывший инквизитор. И тут же уточнил: — То есть прибавляется еще одна задача: вывести твою подружку за периметр?

— Да.

— И ты знаешь ведущие наружу пути? Теперь пришла моя очередь вздыхать:

— Знаю… Вот только провести через них Ирину без предварительной подготовки и с сидящей на плечах погоней — а погоня, несомненно, будет — не смогу.

— То есть это значит?.. — Хмырь умолк, предоставляя мне возможность закончить фразу.

Я же только поморщился.

Значит, значит… Ничего это не значит. Проход через канализацию потребует массу времени и не факт, что даст желаемый результат. Река тоже не годится — я не уверен, что Ирина умеет плавать. Трубу, по которой я пробрался в город, уверен, уже обнаружили и наверняка зацементировали. С этим у армейцев строго — им не нужны прорвавшие периметр твари, и потому все подобные дыры находятся и заделываются моментально. А эту тем более я им фактически сам указал, когда прошел. Всякие натянутые между домами тросики и канатики отпадают. Во-первых, там сейчас охраны по самые уши. А во-вторых, даже если бы ее и не было, как бы я стал тащить Ирину по тросу на высоте трех или даже четырех этажей, да еще и под вполне вероятным пулеметным огнем снизу? А если еще она высоты боится…

Один я мог пройти практически везде. Даже по той же канализации или по реке, хотя удовольствия бы мне это и не доставило. Но я бы прошел. С Ириной же на руках…

Кстати, надо было спросить, каким путем она вышла наружу в прошлый раз. Может быть, тот путь еще годится. Но теперь, конечно, уже поздно, и рассчитывать на него я не могу.

Нужно было придумать что-то еще…

— Незаметно вывести не смогу, — сказал я. — Но в каждый четный день из юго-восточных городских ворот примерно в семь утра выходит караван в Караганду. Периметр будет открыт.

— Ты хочешь затесаться в караван и выйти вместе с ним?

— Это не пройдет. Караванщиков и их груз всегда проверяют особо тщательно. Тем более они там все друг друга знают уже давно. Любой посторонний будет замечен сразу.

— А если за взятку?.. Я покачал головой:

— Достаточно большой взятки, чтобы она окупила возможный риск, мы не соберем, даже если продадим все свое имущество вплоть до последних штанов. Нет. Я хочу сделать немного иначе: воспользоваться тем, что ворота будут открыты, а большинство солдат на стене будут заняты осмотром груза. Нужно дождаться, когда первые машины выйдут за периметр, и тогда под их прикрытием можно будет попробовать проскользнуть…

Бывший инквизитор сосредоточенно внимал, с каждой минутой хмурясь все больше и больше.

— Нас, конечно, заметят — не могут не заметить. Но я все же надеюсь, что немедленной стрельбы не начнется: во-первых, основную опасность представляют не те, кто выходят из города, а те, кто в него входят. Во-вторых, там же будут машины, и стрелять по ним — это фактически стрелять по гражданским людям. Ни армейское командование, ни даже церковные власти этого не одобрят. И наконец, в-третьих, — тут я судорожно сглотнул в ужасе от подобной перспективы, — они же не захотят ненароком подстрелить мессию… Короче говоря, я надеюсь на всеобщую неразбериху и раздолбайское состояние нашей доблестной армии.

Я замолчал, мрачно глядя в сторону и истово молясь, чтобы весь этот дурацкий план не сорвался. Кому я молился, сам не знаю. Но Господа я не поминал, потому что глупо уповать на Его помощь, выступая против Его же воли. И Люцифера тоже не звал — несмотря на все мои недостатки, до низменного сатанизма я еще не опустился. Я просто беззвучно шевелил губами, уповая на ту изначальную высшую справедливость, не связанную ни с Раем, ни с Адом, которой, конечно же, не существует. Я надеялся на обычную земную удачу, которой тоже на самом деле не существует, и еще на ту призрачную высшую ценность, которую смертные называют свободой воли…