Легенда - Лу Мари - Страница 35

— Томас, — я касаюсь его руки и указываю на крышу, — палачи.

На его лице нет удивления, а глаза безразличны. Томас прочищает горло.

— Да, — отвечает он.

— Что они делают? — кричу я. Смотрю на людей с площади, потом снова на крыши. Ни у одного из солдат я не вижу пылевой бомбы или слезоточивого газа. У каждого за спиной автомат. — Они не пытаются разогнать их, Томас. Они загоняют их в ловушку.

Томас бросает на меня безжалостный взгляд. Я впервые вижу его таким.

— Стойте спокойно, Джун. Наблюдайте за толпой.

Я снова смотрю вверх и вижу, как на крышу выходит командир Джеймсон с группой солдат. Она прижимает руку к уху и что-то говорит в микрофон.

Проходит несколько секунд. У меня в груди появляется тягостное чувство. Я знаю, к чему все идет.

Вдруг Томас что-то шепчет в микрофон. Ответ на приказ. Я смотрю на него. На секунду Томас ловит мой взгляд, потом смотрит на патруль перед нами.

— Огонь! — кричит он.

— Что? Томас! — Я хочу сказать что-то еще, но в этот момент с обеих крыш и платформы раздаются выстрелы. Я бросаюсь вперед. Не знаю зачем… махать руками перед солдатами? Но прежде чем я успеваю сделать хоть шаг, меня хватает Томас.

— Назад, Джун!

— Прикажи своим людям остановиться! — кричу я в ответ. — Скажи им…

И в этот момент Томас хватает меня и бросает на землю так сильно, что моя рана в боку открывается снова.

— Черт, Джун! — кричит Томас. — Назад!

Земля удивительно холодная. В растерянности я припадаю к ней. Не до конца понимаю, что сейчас про изошло. Бок горит. На площадь со всех сторон дождем сыплются пули. Люди в толпе опадают, словно плотина, прорванная потоком. Томас, остановись. Что ты о себе возомнил? Мне хочется подняться, закричать ему в лицо, ударить его. Томас, будь Метиас сейчас жив, он убил бы тебя за это. Но Томас меня не слышит. Я зажимаю ладонями уши. Выстрелы автоматов оглушают.

Атака длится всего минуту, но кажется, что безжалостная стрельба не прекращается целую вечность. Когда Томас приказывает солдатам остановиться, выжившие в толпе падают на колени и закрывают голову руками. Подоспевшие солдаты надевают на них наручники и сгоняют уцелевших вместе. Я сажусь на колени. В ушах все еще звенит от выстрелов… Я смотрю на море тел и заключенных. Сознание сковано оцепенением.

Томас бросает на меня взгляд, а потом сходит с платформы и в окружении нескольких солдат направляется обратно в Баталла-Холл. Я не знаю, что сейчас написано у Томаса на лице, и отворачиваюсь, чтобы его не видеть.

Дэй

Мы поднимаемся на несколько этажей, потом раздается скрежет цепей, и лифт останавливается. Солдаты тащат меня по знакомому коридору. Думаю, они вернут меня в камеру, по крайней мере на некоторое время. Впервые после пробуждения на каталке я чувствую усталость. Глова склоняется на грудь. Должно быть, доктор сделал мне какой-то укол, чтобы я не метался во время операции на колене. Голова кружится, словно кто-то ударил меня о стену.

Но солдаты останавливаются на полпути к моей камере. От удивления поднимаю голову. Мы стоим перед одной из виденных мной ранее комнат, с окошками из чистого стекла. Камера для допросов. Я сжимаю зубы. Вот оно что. До казни они хотят выжать из меня больше информации.

Из наушников одного солдата доносятся помехи, а затем чей-то голос. Солдат кивает. Убирает руку от уха и указывает на камеру.

— Вводите его, — говорит он. — Скоро придет капитан.

Проходят минуты, я жду. У двери стоят солдаты, безразлично смотрят перед собой, невозможно понять, о чем они думают.

Эта камера должна быть более или менее звуконепроницаемой… но я все равно слышу отрывистые пулеметные очереди, далекие крики, исходящие откуда-то снаружи.

У меня сжимается желудок. Наверняка патрули открыли по собравшимся на площади огонь. Неужели они умирают из-за меня? Неужели это я отправил их на смерть?

Проходит еще некоторое время. Выстрелы становятся редкими, а потом и вовсе затихают. Теперь я слышу лишь тишину. Жду. Веки тяжелеют. Больше всего мне хочется свернуться калачиком в углу камеры и заснуть.

Наконец в коридоре раздаются шаги. Мое сознание вновь оживает. Дверь открывается, и на порог ступает молодой человек с короткими темными волосами, которые падают ему на глаза. С головы до ног он одет во все черное. На плечах — серебристые эполеты. Другие солдаты щелкают каблуками.

— Смирно!

Человек жестом отдает команду «вольно». Теперь я узнаю его. Это тот ублюдок, который застрелил мою мать. Джун упоминала о нем. Томас. Должно быть, его прислала командир Джеймсон.

— Мистер Уинг, — обращается ко мне Томас, подходя ближе и поправляя перчатки. — Какое удовольствие встретиться с вами лично. Я уже стал беспокоиться, что такого случая мне не представится.

Я заставляю себя промолчать.

— Хочу задать вам несколько вопросов. Мы предпочитаем, чтобы все прошло хорошо, но, конечно, при неблагоприятных условиях наша встреча может стать несколько неприятной.

Не дожидаясь ответа, Томас достает из-под плаща маленький серый пульт управления и направляет его на пустую стену камеры.

На ней появляется изображение. Какой-то полицейский отчет с фотографией незнакомого мне парня.

— Это широко известные Патриоты, — поясняет Томас. — Можете сколько угодно отрицать связь с ними, но тем не менее пересекаться с ними вы могли и, возможно, поможете нам их найти. — Он бросает взгляд на фотографию. — Знаете этого человека?

Я мотаю головой:

— Никогда прежде его не видел.

Томас щелкает пультом. Появляется еще одна серия фотографий.

— А этого?

— Нет.

Еще фотография.

— Как насчет этого?

— Нет.

На стене появляется еще одно незнакомое лицо.

— Видели эту девушку раньше?

— Никогда в жизни.

Еще несколько незнакомых лиц. Томас меняет фотографии, не мигая и не оспаривая мои ответы. Пока мы продолжаем, я искоса наблюдаю за ним и понимаю: Томаса что-то беспокоит. И это никак не связано с Патриотами. Он держит меня здесь по иной причине.

Еще фотографии. Еще больше незнакомых лиц. Томас не оспаривает ни один из моих кратких ответов.

А потом на фотографии появляется лицо, которое я знаю. Мне приходится постараться, чтобы не выдать себя выражением лица. На нечеткой фотографии изображена девушка с длинными волосами — они длиннее той стрижки, которую помню я, — и бунтарской усмешкой на губах. Тогда у нее еще не было татуировки в виде виноградной лозы. Значит, Каэдэ из Патриотов.

— Никогда ее не видел, — отвечаю я.

Томас показывает мне еще несколько фотографий, затем выключает экран и поворачивается ко мне.

— Что ж, теперь, когда свои обязанности я выполнил, — говорит он, — перейдем к более интересной теме. Я ведь не могу проверить, говорите вы мне правду или нет, верно? Но все хорошо. На это я и рассчитываю.

Я прищуриваю глаза:

— Что ты хочешь?

— Что ж, если я не смогу добиться от вас честных ответов, я просто скажу своему командиру, что вы отказались с нами сотрудничать. И что мне пришлось принять некоторые меры. — Томас не улыбается, однако в его голосе слышится веселье. Он снимает с пояса тонкий нож. — У меня имеется разрешение делать все, что мне захочется, если только это не отправит вас обратно в больничное крыло, ведь мы не хотим расходовать на вас еще больше средств.

Сдерживать гнев я уже не могу. Когда Томас подходит ближе, я выгибаюсь и плюю ему в лицо.

Томас не раздумывает и с силой бьет левым кулаком в челюсть. Моя голова отклоняется назад. Из глаз летят искры.

— Возомнил себя звездой, да? — фыркает Томас. — Лишь потому, что ворвался в несколько зданий и строил из себя благодетеля уличного сброда?

Он снова бьет меня. Я чувствую во рту вкус крови. Тело дрожит от боли.

Томас хватает меня за воротник и притягивает так близко к себе, что я чувствую на щеках его дыхание. Он прожигает меня взглядом.