Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 20

Мимо проехал князь Мераб.

Все трое низко поклонились вслед лошади.

— Ты что, баранья хурма, пошлину, что ли, заплатила, что так свободно ходишь? — набросился нацвали на женщину, несущую в кошелочке яйца.

Среди шума, крика и причитаний женщин купцы алчно облепили караван Магаладзе.

Молодой монах отвел в сторону старшего мсахури Магаладзе. Зашептались:

— Скажи Агапиту, как сговорились, так цену будем держать, нарочно позже приехали, дали время святому монастырю дороже поторговать. Азнауры больше ни одной монеты в кисет не положат, не могут с нами равняться.

Размахивая арапниками и наскакивая на людей, врезались в толпу князья Тамаз и Мераб, за ними дружинники, подобострастно смеясь резвости своих господ.

— Куда лезете? Навесы не для ваших коней строили! — укоризненно покачал головой дед Димитрия.

На шее Мераба вздулись жилы. Привстав на стременах, он размахнулся, арапник обжег лицо старика.

— О… Держите Димитрия, убьет князя, сам без головы останется.

— Пустите, пустите вперед Георгия. Он хорошо своо дело знает.

— Э-эй, «Дружина барсов», научи князей, где им свой хвост разматывать.

Гзири, нацвали и начальник царской торговли, скрывая улыбки, незаметно выбрались из толпы и направились к дому священника.

— О, о, наш Саакадэе трясет коня Мераба.

— Смотри, смотри, азнауры сторону народа держат, за шашки берутся!

— Тоже князей один раз в год любят.

— О, о… Тамаз замахнулся шашкой.

— Что, что звенит?

— Сломанные шашки князей.

— Э, Мераб острую шашку имел!..

— Ого! Бревно в руках Георгия…

— Дато Кавтарадзе тоже притащил…

— Вот вместе с Гиви прибежал Даутбек.

— О, быстроногий Ростом сбил дружинника.

— Го-го! Матарс! Молодец! Разбогател! Тащи к себе коня.

— Горячий Димитрий, как мутаки, катает княжеских дружинников.

— Смотрите, Георгий с двумя волками сцепился.

— Князь Мераб, пощупай под глазом, слива созрела, приложи свою шерсть, вылечит!

— Вай ме, опоздал Элизбар, не видел, как княжеские черти навоз нюхали.

— Наверно, думали — на свою голову наступили!

— Хо-хо-хо! Молодец, Элизбар!

— Го-го-го! Тащи его, тащи!

— Эй, князь Тамаз, папаху держи, папаху!

— Много, много в Носте храбрецов.

— Смотрите, смотрите, что случилось!

— О… о… Кони Мераба и Тамаза без княжеских… остались.

— Помощь к Магаладзе подоспела!

— Вай ме, Георгий сбросил князей на землю.

— Смотрите, смотрите, Квливидзе шашку обнажил.

— Папуна идет, тише, тише! Что Папуна говорит?

— Э, э, князья опять на конях. Женщины, бегите домой, будет литься здесь кровь.

У своего навеса монахи довольными глазами следили за дракой. Купцы в уме прикидывали — прибыль или убыток сулит им это событие. Мальчишки с высоких деревьев, захлебываясь от возбуждения, оповещали далеко стоящих зрителей о ходе драки…

Рванулась дверь. В дом священника вбежал, сверкая глазами, босоногий мальчик:

— Господин гзири, на базаре «барсы» с Магаладзе дерутся, уже многие кинжалы обнажили, а на Дидгори огонь танцует.

Гзири с притворным испугом вскочил, за ним нацвали и начальник царской торговли.

— На три минуты нельзя базар оставить, уже друг другу лицо меняют. Батоно Евстафий, князьям ты скажешь — насчет торжественной службы с тобой говорил, а этих разбойников «барсов» в сарай загоню и лучший мех за дерзость возьму.

И гзири, сопровождаемый нацвали и начальником, поспешно вышел, по дороге отпустив увесистый подзатыльник непрошеному вестнику…

— Слушайте, слушайте, Папуна говорит… Вай ме… что Папуна говорит!

— Э-э, саманные головы! Смерть ищете! Она тоже ишаков ищет. Смотрите, с дидгорских вершин весть подает!

На горах сторожевые башни окутывались тревожным дымом костров.

— Живыми в землю зарою! — кричит Тамаз дружинникам. — Изловить сатану! Смотрите вниз, а не вверх.

Дружинники, обезумев, лезли под дубину Георгия.

— Гзири, царские гзири из Тбилиси скачут! С дороги свернули, напрямик скачут! — исступленно заорали с деревьев мальчишки.

Толпа подалась назад. Многие старались незаметно скрыться.

— Сейчас узнаете, ничтожные азнауры, как поднимать руку на князей.

Ностевский гзири, нацвали и начальник с притворной поспешностью протискивались к центру драки.

Георгий Саакадзе расхохотался и стремительно схватил Мераба.

— Ты думаешь, если у моего деда князья последнюю землю отняли, то я позволю каждому петуху кричать у меня над ухом?! Лети навстречу своим спасителям.

— Шерсть, шерсть свою не забудь размотать! — бросил вдогонку Гиви.

Подхваченный дружинниками, Мераб бешено ругался.

— Шерсть не продавай, на мутаки себе оставь, полтора месяца больным валяться будешь! — кричал Димитрий.

Но толпа, охваченная тревогой, сразу застыла: азнаурам что? А тбилисские гзири за князей все Носте перевернут, наверно, без разбора всю годовую долю заберут.

— Бегите, бегите, храбрецы, в лес. Но никто не двинулся с места, и тбилисские гзири осадили взмыленных коней в самой гуще побоища.

— Слушайте царскую грамоту! — зычно крикнул начальник, приподымаясь на стременах.

Все сыны Картли, верные мечу Багратидов, будь то князья со своими дружинниками, доблестные азнауры, царские или княжеские, или простой народ, да прибудут под знамя кватахевской божьей матери на борьбу со свирепыми агарянами, перешедшими черту наших, под сенью креста пребывающих, земель. Не склоним головы, не сложим оружия, не отдадим вековым врагам прекрасной Картли на разорение, жен и дочерей на позор и плен. Поднявший меч умрет от меча. Богом посланный вам царь абхазов, картвелов, ранов, кахов и сомехов, шаханша и ширванша — Георгий X".

— Завтра на рассвете, — продолжал тбилисский начальник гзири, сворачивая свиток, — все азнауры и воины Носте соберитесь на эту площадь: вас поведет под знамя полководца Ярали славный азнаур Квливидзе.

Квливидзе гордо выпрямился в седле.

Крестьяне бросились к арбам, кидая в них как попало свои пожитки: каждый спешил домой проводить близких на войну.

Под топот коней, боевой клич молодежи, гул голосов и причитание женщин арбы вереницей потянулись по дороге.

Кудахтая и хлопая крыльями, в панике летали по базару взбудораженные куры. Перепуганные купцы, только что с важностью решавшие судьбу весов, испуганно оглядывались на крестьян, умоляли тбилисских гзири взять их под защиту, но гзири отмахивались от них. Не имела успеха и жалоба князей Магаладзе.

— Не время мелкими делами заниматься, сводить личные счеты, — отвечали озабоченно гзири, — нам предстоит скакать всю ночь по царским владениям, поднимать народ на защиту Картли.

Взбешенные Магаладзе, угрожая пожаловаться царю, приказали мсахури повернуть караван обратно и ускакали.

Костры на сторожевых башнях вспыхивали ярче.

Невообразимая суматоха перепугала базар. Каждый спешил скорее выбраться из кипящего котла и захватить дорогу.

— Наконец-то, Георгий, мы дождались войны, недаром ты нас принял в «Дружину барсов». Мы покажем князьям удаль ностевцев, — радостно захлебывался Элизбар.

— Увидят, как глехи дерутся! — кричал Гиви, прикладывая ко лбу монету.

— Не кричи, Гиви, шишка улетит, — захохотал Димитрий.

— Шишка улетит, а твоему носу никакая монета не поможет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На краю обрыва, за невысокой колючей изгородью, закрытой орешником и плакучей ивой, белел бедный дом. Георгий открыл дверь в полутемное помещение. Все здесь привычно: влажный кирпичный пол умерял жару, медный кувшин с продавленным боком угрюмо смотрел в блестящий таз, а из угла косился мохнатый веник.

Около тоне (печи для хлеба), перед круглой деревянной чашей, на циновке сидела Маро, мать Георгия, придавая кускам теста форму полумесяца. Мокрой тряпкой, намотанной на длинную палку, Маро вытирала стены тоне, брала на ладонь куски теста, ныряла вниз головой и ловко облепляла тоне. Закончив, она плотно закрыла тоне крышкой и тюфячком. Всплеснув руками, бросилась к мангалу, на котором медный котел издавал угрожающее шипение, схватила ложку, проворно помешала, озабоченно бросила в котел пряности и, качнувшись, повисла с ложкой в воздухе. Испуганно вскрикнув, она увидела смеющееся лицо Георгия.