Кадын - владычица гор - Никольская-Эксели Анна Олеговна - Страница 17

— Ладно, — смилостивился Кара-кам. — С колен вставай и слушай внимательно. Я грибов лесных намедни отведал, костёр большой развёл и камлать стал. В бубен деревянный костью маральей стучал, с духами воды, гор и земли разговаривал. И привиделось мне в дыму можжевеловом, как наконец с Кадын нам поквитаться-расправиться.

— Как, премудрейший?! — ведьма вскричала.

— В подземный мир — царство Эрлика — заманить её надобно. Души её красную нить перерезать. Уж кто-кто, а владыка Алтая чёрного живой девчонку на землю не выпустит.

— А кто заманить-то должен? — невдомёк Кучиче.

— Ты, бабка глупая! Недаром голова у тебя сверху приплюснута, будто обухом топора по ней ударили. Коли справишься с моим заданием, пощажу тебя. А не справишься — кровь из тебя выцежу, мясо искрошу, кости истолку и в сороку превращу чёрно-белую. Будешь на болоте с жабами да комарами жить.

— Только не в сороку! — ведьма завопила. — Небом и землёй клянусь, о коварнейший, не подведу тебя, задание выполню!

— Смотри же! — погрозил кулаком Кара-кам. — И помни, если пошла — надо идти, если идёшь — надо дойти, а упадёшь на пути, так головой вперёд.

— Спасибо, о прозорливейший! Будь ты сыт всегда, будь, как овца, жирен!

— К слову, а что это ты в котелке варишь грязном? — облизнулся в хрустальном яйце Кара-кам. — Марала, что ли? Козла ли, барана ль горного? Знатный обед, погляжу! Или праздник у тебя какой?

— Что ты! Что ты! — замахала руками Кучича. — Решила я давеча, что есть такое добро распознать, изведать.

— Добро?! — Кара-кам чуть не поперхнулся от удивления.

— Оно самое, премудрейший. Ведь добро-то мне, тёмной силе, неведомо, — ведьма нахмурилась. — Нашла я на укокском стойбище праведника, в силок-ловушку его заманила и вот варю теперь в кипятке из водицы болотной. А как сварю, так испробую и, что есть такое добро, познаю.

— Ты, видно, старая, совсем с ума спятила! Ты ж нечисть, нежить ты! Тебе праведника плоть — всё равно что собаке в горло кость волчья! Ты ж помрёшь сразу, коли крови его отведаешь. А ну, вытаскивай из котла человечишку, пока вконец не сварился!

Испугалась Кучича, шеей складчатой замотала, головой бородавчатой затрясла. К очагу подскочила, котёл с бурлящей тиной болотной перевернула.

Праведник на пол упал, задымился, на ноги прыгнул, земли под собой не чуя, и был таков. Только трава у камышового аила примялась, а куда убежал — следа не видно.

Глава 14

В подземном мире

Идет Очы-Дьерен днём без отдыха, ночью без сна. Когда голоден, траву на ходу жуёт, когда пить хочет, росу на скаку с листьев слизывает. Едет принцесса Кадын, радуется. Синему цветку она протяжную песнь поёт, цветам жёлтым и красным песни повеселей напевает.

Тридевять земель она проехала, тридевять рек переплыла, тридевять вершин преодолела. Уж конец пути недалече! Слияние шести рек бурных с порогами высокими близко! До подола шести скал с шестьюдесятью отрогами рукой подать! Шестьдесят шестой утес тёмно-синий с пещерой глубокой, где Дельбегень прячется, под боком уже!

Мимо больших и малых стойбищ дальних скачет конь. Слышат алтайцы красивую песню, из аилов выходят, шапки плоские и островерхие снимают, руками принцессе вслед машут:

— Удачи тебе, ясноокая Кадын! Да пребудет с тобой сила Ульгеня, что на златой горе Алтын-туу сидит! Одолей ты погубителя нашего Дельбегеня тёмно-жёлтого! С победой возвращайся!

Песельники волосяные струны топшууров перебирают — громко поют:

— Кто верхом мимо Кадын скачет — с коня слезает. Кто пешком идёт — колени преклоняет. Весь Алтай гудит, знает: с людоедом проклятым сразится принцесса наша! Недолгий путь остался тебе, Владычица! Да омоется он, как дождями, победами!

Улыбается Кадын алтайцам сердечно, рукой в ответ приветливо машет.

Вдруг конь её Очы-Дьерен верный на дыбы с громким ржанием встал: то девушка простоволосая ему под копыта кинулась. Натянула Кадын узду бирюзовую, усмирила коня, гневно крикнула:

— Что же ты, девица, под ноги коню моему бросаешься? Или жизнь тебе не мила?

Девушка на колени упала, головой о землю бьётся. Слёзы горькие из глаз, точно брызги Катуни, во все стороны плещут, слова мольбы с уст алых слетают:

— Не гневайся на меня, уважаемая! Сирота я, батюшка с матушкой умерли, помочь-заступиться за меня некому! Только на тебя уповаю, добрейшая из добрейших! Только на тебя надежда осталась, милосердная из милосердных!

— Встань с колен, — Кадын строго молвила. — Сказывай, что стряслось у тебя? — Кадын с коня спешилась.

Поднялась девица на ноги, бедняцкий халат от пыли отряхнула, слёзы с миловидного лица смахнула и говорит:

— Не смотри ты на глаза мои выплаканные, не смотри на щёки впалые — жила и в моём сердце радость когда-то. Был у меня возлюбленный, Диту его звали. Пуще покойных отца с матерью Диту я любила. Были мы вместе счастливы, как два лебедя в ясном небе. Свадьбу играть решили, но отец его Караты-каан воспротивился. Хотелось ему с богатым приданым невестку для сына заполучить единственного. Запретил он Диту меня в жёны брать, наказал нам не видеться. А чтобы скорей позабыл любимый меня, Караты-каан ему другую подыскал невесту — много соболей с ней в придачу давали. Понял Диту, что не суждено нам вместе быть. Сплел он бечёвку толстую, на берегу камень круглый нашёл. Повесил себе камень на шею и со скалы высокой прыгнул. С тех самых пор не высыхают глаза мои, сердце покоя не ведает. Нет жизни мне без любимого! Одно осталось: с камнем на шее в реку за милым кинуться! — сказала так девушка и затряслась в рыданиях мучительных.

Подошла к ней Кадын, по голове тёмной погладила:

— Не плачь понапрасну, милая. С чёрного Алтая обратной дороги нет. Мёртвые с того света не возвращаются. Не в силах я помочь беде твоей.

— Не верю! — заголосила девушка. — Недаром тебя Владычицей нарекли! Недаром люди алтайские зовут принцессой! Всё подвластно тебе: мир живых и мир мёртвых — мудрые камы сказывают! Лишь тебе под силу горю моему помочь, жениха из подземного царства вызволить.

Умоляю тебя, заклинаю: спустись ты во владения Эрлика, попроси за меня владыку Алтая подземного! Пускай он жениха ненаглядного сироте вернёт! Не то в бурных водах горной реки погибну я! Утоплюсь — никто не помянет!

Нахмурилась Кадын, помрачнела и спрашивает:

— Как имя твоё, горемычная?

— Ачичук зовут меня, — потупила очи долу девица.

— Не горюй, Ачичук. Помогу я тебе!

— Ты что, хозяйка?! — пятнистый Ворчун зарычал ропотливо. — Недосуг нам сиротам пособлять, поважней есть задание! С Дельбегенем стопудовым сражаться нам предстоит! Да и не по пути подземное царство Эрлика!

— Молчи! — точно молниями, сверкнула глазами девочка. — Ты снаружи подстилка, внутри потроха! Мал ещё мне советовать!

Молвила так Кадын и коня на закат алый — к подземному царству мёртвых — поворотила. Мускул единый на лице её не дрогнул, волос на голове не задрожал.

— Да пребудет с тобой сила гор, земли и воды! — вслед ей алтайцы кричали. Печальными взорами люди в подземный мир Кадын провожали.

Ачичук одна алых уст не раскрыла, слова доброго вдогонку принцессе не молвила.

Долго ли, коротко ли, добралась Кадын до горизонта линии, что на далёком багряном западе. Глядит девочка: там, где небесный свод с землёй соединяется, чёрный тополь семиколенный стоит без коры, с листвою, как зола, серою. Корни его в нижний мир упираются, ветви третьего неба касаются, ствол в десять обхватов. Сердце Кадын будто иголкой прокололось, по коже мороз пробежал.

Подъехала она ближе к тополю, спешилась, щель узкую, словно дождевым червём оставленную, разглядела в коре земной.

— Что за невидаль, хозяйка? — пятнистый Ворчун ощерился.